- Талгатовна, блин!
вернись, я всё прощу, упрёки, подозренья
- Эй, земляк! - весело окликнула она настороженно поднявшегося мальчишку с гитарой. - Не можешь... петь, не мучай песню! Дай-ка...
моя мёртвая мамка вчера ко мне пришла
всё грозила кулаком, называла дураком
Бек нехотя взял свою гитару, косясь на обступавших машину солдат.
Спаса со стены под рубаху снял
хату подпалил да обрез достал
при Советах жить - торговать свой крест
сколько нас таких уходило в лес
хей, ой да конь мой вороной
хей, да обрез стальной
Она незаметно пошевелила лопатками - блузка прилипла к спине, а в горле саднило. Красный "москвич" благополучно миновал блокпост.
зелень леса, неба синь, да красный флаг
чёрен волос, да седа под кожей грудь
задолбали вихри яростных атак
вот бы армию по хатам возвернуть
так нет, найдём же, блин, куда ввести войска
вражьи кости нам как снег под каблуком
а солдатика замучила тоска
он стрельнул в себя - и больше ни при чём
- А если б гитару отобрали? - прохрипел Бек, когда блокпост наконец скрылся из виду.
Она промолчала.
Малхаз повернул руль, аккуратно объезжая свежую воронку, - наверное, от фугаса, - кивком головы указал вперёд.
Красный "Москвичонок" стоял у обочины. Подбежав, водитель открыл дверцу:
- Сан йиша... вежарий...
- Езжай, а? - Малхаз сморщился, как от боли.
- У моего сына свадьба завтра, приходите! - не отступал тот.
полюбили все матросы развесёлого койота
- Пойти, спеть, что ли? - ухмыльнулся Бек. - А, Бешеная?
а суд недолго продолжался - присудили Колыму
да наказали - своих песен да чтоб не пел он никому
* * *
"Кому-то очень не хочется мира между Россией и Чечнёй, между нашими народами. Слишком многие греют на этой войне руки. Я всё, что могу, делаю для мира, но сейчас любовь и ненависть народов друг к другу, к сожалению, определяют политики. Россияне должны осознать, что без уважения к живущим рядом народам мира не получится, и признать их право распоряжаться своей судьбой. Времена меняются, история преподает нам уроки, один суровее другого. Те, кто думал, что отсидится, и несчастья обойдут его стороной, теперь начинают понимать, что война может войти и в его дом".
(Алла ДУДАЕВА)
* * *
Она замерла на месте, будто приросла к порогу этой крохотной угловой палаты, в которой была всего одна койка - его.
- Я так и думал, что теперь тебя надо ждать, - насмешливо сказал Ахмад с этой высокой и узкой койки. - Если они узнали, значит, и ты узнаешь. Ума не хватило не приезжать?
- Ум? Это у меня-то?! - Она вздёрнула подбородок.
от большого ума лишь сума да тюрьма
от лихой головы лишь канавы и рвы
- Что, так не научилась язык придерживать?
- Это я-то?!
- Зачем ты приехала? - Он устало прикрыл запавшие глаза.
от красивой души только струпья и вши
от вселенской любви только морды в крови
- Суна хьо дукха веза (ты мне нужен. Я тебя хочу). - Голос попробовал упасть, но она его удержала, ещё выше вскинув голову.
- Что?!
- Суна хьо дукха веза, - повторила она упрямо.
Он сузил глаза и вдруг, выпростав из-под застиранной простыни культю в бинтах, на миг отвернул уцелевшей рукой грязно-зелёное одеяло:
- Такого хочешь?
- А, так тебя пожале-еть?.. - протянула она, хотя сердце остановилось.
Он молча глядел на неё, потом вдруг потряс головой и засмеялся, поморщившись:
- Бешеная, ма дош дац и (ё-моё)! Не все ещё камеры разбила?
мне придётся обойтись
без синих сумрачных птиц, без разношёрстных ресниц
да переправить с утра, что не сложилось вчера
