Теперь она крепко сжала его пальцы.
тут примчались санитары и зафиксировали нас
- Бешеная! - гаркнул Салман.
- А что, я чем-то хуже?!
здесь не кончается война, не начинается весна, не продолжается детство
некуда деваться - нам остались только грязные дороги
Закусив губу, она обводила их взглядом, и глаза у всех опускались.
Она сильнее прижала девчонку к себе.
- У неё ещё брат здесь, - вдруг выдавил Ибрагим.
Мальчишке было шесть или семь, носился он, видно, вместе с местными ребятишками, был так же чумаз и бос, и уже откликался на Ислама. На сестру он глянул мельком и презрительно скривился.
- Как тебя мама звала? - она присела перед ним на корточки.
- Миша... - пробормотал мальчишка.
- А сестрёнку?
- Катя...
- Салман, ведь мать их ищет... - она выпрямилась. - Пожалуйста, деладоьхь, Бога ради...
- Ты мне ещё хадисы (предания в Исламе) почитай! - процедил тот.
- Аллах не простит, Салман...
- Когда шахидом стану - простит, - оскалился он.
- А если не станешь?
- Стану, - сказал он уверенно. - Уже скоро.
вот она - гильза от пули навылет
карта, которую нечем покрыть
мы остаёмся одни в этом мире
Бог устал нас любить
Салман шёл впереди, - Гелани нёс мальчишку, а она поддерживала Катю, бормоча что-то ласковое, - та так и не разжала вцепившихся ей в локоть пальцев. Шествие замыкал мрачный Ибрагим.
- Их же ищут уже, Салман! - отчаянно окликнул он, когда они миновали очередной овраг.
Салман запрокинул голову, и все они посмотрели в темнеющее небо.
- Мы дальше сами... - она еле переводила дыхание. - Уходите.
- Боишься? За нас? - Салман опять странно усмехнулся. - Ты кто - дура или святая?
Она промолчала.
- Ты сказала - Аллах не простит... А ты меня простишь? Ты, Бешеная?
Она вскинула глаза:
- Шахидом станешь - прощу.
Бог просто устал нас любить
Бог просто устал
* * *
"Не надо, ой не надо было сносить с лица земли роддомы и рынки, заполненные людьми. Не надо было соревноваться и демонстрировать даже и не миру, а детям своим, насколько жестокими мы, русские, можем быть на Ханкале и в Чернокозове. Кем стали мы, научившись рыть зинданы и менять людей на автоматы?..
Ещё живы в Чечне люди, которых учили читать и писать по тем же учебникам, что и нас, с которыми мы говорим на одном языке, которые хотят и умеют учиться и работать. Надо прекращать делать из них врагов, надо дать им возможность выжить. Так или иначе - нам жить вместе. Или рядом. Это даже уже неважно...
Я изумлена тем, что в Чечне полно людей, которые НЕ ненавидят русских. И они ждут от них помощи. Они до сих пор верят, что всё происходящее - дикость и недоразумение, - и вот только узнает о нем кто-то главный, "наверху" - и им вернут похищенных детей, прекратят воровать компенсации, и они смогут достроить дома и переехать в них из рваных палаток, и будет работа, а за работу им будут платить...
Вот те, кто отчаялся, те - да, закладывают фугасы. Перед бронетехникой... а не перед колоннами машин с гуманитарной помощью, которые перемещаются только по страницам наших русских газет.
Подрастает в горах поколение, которому не завезли книжки на чеченском и не научили русскому языку. Зато они очень хорошо будут уметь воевать и не будут уже понимать наши, казалось бы, такие разумные слова. Не лучше ли остановиться сейчас? Пока мы ещё можем договариваться?"
(Анна КАРЕТНИКОВА)
* * *
- Лани... ты пиши оттуда... из Ленинграда... Хоть иногда. Пожалуйста... Сашка вон уже давно не пишет. И не напишет, наверно, больше...
- Он просто хочет всё забыть, Лиска. Только и всего.
- А ты - не захочешь?
- Я - нет. Кхераме хъумма дац... Не бойся. Бек!
- Со ладугIуш ву, сан ваш (слушаю тебя, брат).
- Ларъелахь иза. Делан дуьхьа... (Береги её. Ради Бога).
* * *
Показать новорожденный гениальный опус было решительно некому - после трёх часов за клавиатурой это просто добивало. Бек дрых как слон - из очередного уровня "Ред Аллерта" ей пришлось вытаскивать его в четыре руки с хихикающей Аминкой, которая тоже давно улеглась. Внизу Умар с Алиханом упоенно резались в нарды... да и читать они, мягко говоря, не любили. Ну, а она терпеть не могла нарды.
