К тому же, готовка с её монотонностью, должна была меня немного успокоить. Ещё будут домашние хлопоты. В доме пусть и казалось, что было чисто, видимо, кто-то всё же там изредка прибирался, но при более тщательном рассмотрении становилось очевидно, что по углам были крошки и пыль, что ковры уже давно пора бы выбить, как и подушки, да в общем, много всяких дел, способных вовлечь в процесс и перевести мысли в иное русло.

И, ещё, нужно найти работу. Теперь уж даже и не знаю, будет ли у меня возможность на ней поработать, но сам поиск необходим, — вдруг, всё ещё обойдётся?.. Мои запасы денег скоро иссякнут, а я должна стать опорой, а не обузой.

Поэтому, зайдя в магазин, первым делом я спросила, нужны ли здесь ещё работники.

Продавцом оказался темноволосый очень дородный мужчина с бледной веснушчатой кожей, видно, что приезжий. Он задумчиво и с чувством ковырял зубочисткой в зубах, словно собирался проковырять там огромную дырку, и при моем вопросе, не прекращая своего занятия, медленно покачал головой.

Я вздохнула и начала перечислять, чего и по скольку мне нужно: хороший кусок мяса, несколько картофелин, грамм четыреста всяких овощей, пару пакетиков свежих специй. Набрав не так уж и много, я с тоской услышала итоговую сумму и отдала требуемое количество денег, в очередной раз весомо облегчая свой кошелек.

Завтра утром придётся ехать в город и искать работу там.

Конечно, я могла бы попытаться найти что-то, связанное со своими способностями по общению с духами, но кроме своего собственного абсолютного нежелания заниматься этим, к этому прилагалось отсутствие инициации. К тому же, такая работа обычно требовала длительного отсутствия дома, по нескольку дней или недель, а я приехала сюда, чтобы быть с братом.

Когда я сложила все покупки в полиэтиленовый пакет и уже собралась уходить, небольшой звон колокольчиков на двери оповестил о том, что в магазин зашёл новый покупатель.

Я обернулась и наткнулась на знакомые темно-синие глаза, короткую стрижку густых белых волос, топорщащихся агрессивным ёжиком, и едва различимый шрам, наискосок пересекающий губы, изо чего те выглядели навсегда застывшими в едва различимой усмешке.

— Малышка Ли!..

Меня сгребли в объятья, с лёгкостью поднимая над землей со всеми моими скудными покупками.

— Сэндом, сколько вёсен!..

Я с радостью вцепилась в крепкую шею высокого молодого человека, ощутив волну забытого, почти детского восторга. На мгновение стало тяжело дышать, так крепко меня стиснул мой друг детства.

Наконец, я вновь почувствовала под ногами пол, и принялась разглядывать Сэндома, которого, казалось, не видела целую вечность.

Этот всегда веселый и порой слишком изобретательный молодой человек был старше моего брата на четыре года, но они с Лэнсом, будучи подростками, отчего-то очень быстро сошлись и стали друзьями. Как более старший, Сэндом тогда, конечно, частенько вел себя скорее покровительски, но друга вернее и надёжнее Лэнс никогда не знал.

Со счету можно сбиться, из скольких только передряг Сэндом его не вытаскивал, как, впрочем, было велико множество и тех переделок, которыми Сэндом руководил лично, и за которые Лэнсу от отца сильно влетало. Свой шрам на губе Сэндом заработал в одной из них, когда они с компанией ребят решили соорудить из подручных средств фейерверк, умыкнув у кого-то селитру. Ему сильно повезло, что тот попавший в пластиковую бутылку с зарядом металлический стержень лишь мазнул его по лицу, а не вошёл в голову….

Меня, ещё ребёнка, причем ребенка-липучку, мальчишки всерьёз не воспринимали. Прозвище «малышка Ли» мне дал Сэндом, зараза, скорее в насмешку, стараясь мне напомнить, что я ещё слишком мала, чтобы они везде и всегда брали меня с собой. Как я ревновала к нему Лэнса, на какие только хитрости не шла, чтобы мой брат проводил больше времени со мной, да и отец частенько ругался, что этот неусидчивый на месте парень дурно влияет на брата… но Сэндом, в конце концов, со своим чувством юмора и внимательностью околдовал нас всех, и стал самым желанным гостем на наших семейных ужинах.

— Малышка Ли, да тебе в волосы уже давным-давно пора вплетать красные ленты, — проговорил Сэндом, намекая на известный свадебный обряд северян.

— Да брось, какие ещё мне ленты… — хмыкнула я, но всё же чувствуя, что слегка краснею. — Как ты? Как… Мирра?

Произнести вслух имя своей старой закадычной подруги и сестры Сэндома мне оказалось куда тяжелее, чем я рассчитывала.

— Я хорошо, а вот Мирра…. После того, как ты уехала, и так и не разу не написала и не ответила на её письма, она всего лишь год пылала желанием тебя убить. Сейчас, думаю, она окончательно успокоилась, — в голосе молодого человека отчетливо прозвучала укоризна. — Всё-таки, зря ты так с ней, Лия…

Видимо, что-то такое мелькнуло на моём лице, что Сэндом поспешно добавил:

— Ну, а как ты сама-то? Лэнс говорил, что ты уже выпускаешься. Диплом получила? Ты же уже офицер, верно? Выбрала место, куда пойдёшь после Академии? Или хочешь здесь осесть?

Я толком и не заметила момента, когда Сэндом уже взял у меня сумку с продуктами, и мы вместе пошли по улице по направлению к моему дому.

— Пока Лэнс не поправится, я никуда от сюда не уеду, — ответила я, опуская глаза.

— Лэнс… — вздохнул Сэндом. — Знаешь, до сих пор поверить не могу. Мы ведь всё время вместе были, в одной группе по шахтам, по деревушкам таскались. Нас специально вместе отправляли, знали, что мы уже отлично чувствуем друг друга, так уже сработались. И теперь… словно твой кусок кто-то отрезал. Ещё и Нэндос эти, ублюдочные, случаем воспользовались. Хорошо, у Лэнса дядя — сам вождь, и ему из уважения позволили остаться дома, пусть и под надзором. Остальных согнали в свежесрубленный дом, этакий лазарет, почти никому видеться с ними не дают. Только предкам ведомо, что они там с ними делают.

— Думаешь, они их не лечат?..

— Лия, послушай, — в голосе Сэндома заскользила едкая неприязнь. — Я этих гнид прекрасно знаю, сколько раз нас с ними судьба сводила. Вообще ни единому слову их верить нельзя, запомни. И пока хоть один из них топчется на нашей земле, житья нам не будет. Знаешь, даже думается мне, они и принесли нам эту проклятую гнильянку…

Такая резкая категоричность в суждениях мне, всё же, претила, при всей моей подозрительности и при всем недоверии к Нэндос, но говорить что-то вопреки я не стала, даже из вежливости кивнула, будто соглашаясь с подобным ходом мыслей.

Когда мы подошли к моей калитке, Сэндом вручил мне пакет с продуктами и проговорил:

— Лия, я знаю, девушка ты толковая и, сколько тебя помню, способная. Втягивать тебя ни во что так не стану, но знай — тут много кто Нэндос не доволен. И если ты хочешь за Лэнса им отомстить, то… приходи к нам с Миррой домой, а там и обсудим все. Старые же обиды с моей сестрой забудь, теперь нужно думать о будущем… иначе не будет у нас этого самого будущего.

Сэндом выразительно кинул взгляд на калитку, за которой, возможно, стоял на своем посту Моис, один из ненавистных нэндосийцев

— Вы что это, что-то задумали? — холодея, уточнила я шепотом.

— А ты приходи, тогда и поговорим, — ответил Сэндом.

То ли это опять была зрительная иллюзия, созданная расположением его шрама, или же молодой человек действительно мне ухмыльнулся.

Мне оставалось лишь покачать головой, глядя ему вслед.

Моис смирился с моим присутствием в моём же доме только после того, как дважды съел по огромной порции пряно пахнущего жаркого.

— Ладно, о-терис … ты с виду вроде сильная, не болезная, да и… готовишь вкусно. Но учти, — добавил он строго, — если какая простуда, то будешь искать ночлег в другом месте. А то потом ещё головы меня же, как самого крайнего, лишат за то, что племянница вождя заразилась гнильянкой.

Мы расположились на кухне, которую я успела хорошенько вымыть и украсить пышным букетом самых ранних весенних цветов, которые насобирала у опушки Шепчущего леса. Фиолетовыми мотыльками выглядели изящные бутоны соловьиных глазок, душистый аромат испускали нежные чашечки розовых колокольчиков, сладко и терпко пахли вытянутые желтые кисточки зарастрелов, пышная пыльца с которых уже успела окрасить стол. Точно такой же букет теперь стоял и в комнате брата, который, поев моей нехитрой стряпни, сейчас крепко спал.