- Это вы? – спросила она, указав на мальчика.

- Да, - кивнул хозяин. – Правда, с тех пор несколько изменился.

- Да нет, вполне узнаваемы.

Разглядывая фотографии, Гермиона обратила внимание, что на всех их Родольфусу было не больше 15-16 лет. Ни одной фотографии взрослого или хотя бы молодого Лестрейнджа не было.

«В Азкабан он попал гораздо позже, лет через 10, - подумала девушка. – Странно. Разлюбил сниматься?» Она искоса взглянула на хозяина, помня о его способностях легалимента, но Лестрейндж, похоже, думал о другом.

И ещё одна странность – не было ни одной фотографии Беллатрикс, хотя Белла и Родольфус учились вместе. Было несколько снимков Родольфуса в Хогвартсе, одного или с Рабастаном – Гермиона легко узнала знакомые места, но ни на одном из них не было его будущей жены.

- Вы кого-то ищете? – спросил Родольфус, как оказалось, внимательно наблюдавший за ней.

- Нет, - поспешно ответила Гермиона.

- У вас не очень хорошо получается лгать, - засмеялся Лестрейндж. – И вы наверняка удивлены отсутствием портретов моей жены.

Он на мгновение замолчал.

- Здесь люди, с которыми связана другая сторона моей жизни. Я стараюсь их не смешивать. А Белла…

Он потянул висевшую на шее цепочку, вытащил серебряный медальон, щёлкнул крышкой и показал Гермионе изящно выписанный портрет юной Беллатрикс, какое-то время смотрел на изображение, потом прикоснулся к нему губами, закрыл медальон и спрятал под рубашку.

«Боже мой, после всего, после всех её выходок!» – ужаснулась Гермиона.

- Я помню, что обещал не применять к вам легалименцию и, честно говоря, сейчас у меня нет на неё сил, но у вас всё на лице написано, - печально улыбнулся Родольфус. – Да, вот так. Мои чувства к Белле не зависят от её отношения ко мне. У меня достаточно достоинства, чтобы не выпрашивать её любовь, но недостаточно сил, чтобы перестать любить самому. Да я и не хочу, если честно.

- Мешать соединенью двух сердец

Я не намерен. Может ли измена

Любви безмерной положить конец?

Любовь не знает убыли и тлена, – прочитал он, снова прикрыв глаза, и замолчал.

- Любовь – над бурей поднятый маяк,

Не меркнущий во мраке и тумане.

Любовь – звезда, которою моряк

Определяет место в океане, - откликнулась девушка.

- Любовь – не кукла жалкая в руках

У времени, стирающего розы

На пламенных устах и на щеках,

И не страшны ей времени угрозы, - продолжил Родольфус, глядя на угасающее в камине пламя.

-А если я не прав и лжет мой стих,

То нет любви – и нет стихов моих!

- Спасибо, мисс Грейнджер. Так говорить я мог только с этими людьми, - Лестрейндж кивнул на фотографии. –Никого из них уже нет в живых, кроме Рабастана.

- А вы?

- Я? Я настолько изменился с тех пор, что можно сказать, что меня – того, что здесь, - тоже.

Пока Гермиона пыталась осмыслить слова Родольфуса, в комнате появился Браш. Он принёс Родольфусу очередную чашку с тёмно-багровым напитком. Лестрейндж покривился, однако молча глотнул. После этого его лицо немного порозовело.

- Да, жарковато, - он отодвинулся от камина.

Эльф что-то озабоченно сказал. Хозяин равнодушно пожал плечами. Эльф начал горячо доказывать.

- Браш, сгинь, - раздражённо бросил Родольфус. Эльф исчез.

- Мистер Лестрейндж, а вы никогда не думали дать вашему эльфу свободу? – оседлала любимого конька Гермиона.

- Я его иногда этим пугаю, - засмеялся тот. – Когда надоедает своей заботой, как сейчас.

- А что он вам приносит?

- Неважно.

«Что-то с ним не то», - подумала девушка, хотя Лестрейнджу явно полегчало, он даже встал с кресла и подошёл к Гермионе.

- Вы играете, мистер Лестрейндж? - спросила девушка, кивнув на полускрытый портьерой рояль в углу.

- Нет, - ответ прозвучал неожиданно резко. Гермиона с недоумением обернулась на Лестрейнджа, потом перевела взгляд на большой портрет, висевший над роялем. На портрете подросток лет 13 сидел за этим самым инструментом и вдохновенно играл. На лице мальчика были написаны восторг, вдохновение и сосредоточенность. Чувствовалось, что для него это не просто игра, что это - его жизнь. Это тоже был Родольфус, но узнать его здесь было сложнее, чем в семилетнем возрасте. Гермиона пыталась понять, что так изменилось, потом сообразила – мальчик на портрете смотрел открыто и доверчиво, по-щенячьи радостно и восторженно. Казалось, он верил, что мир прекрасен, люди добры, а его ждёт светлое, безоблачное будущее, и выражал это своей игрой. Родольфус смотрел на портрет с тем каменным выражением, которое, как заметила Гермиона, появлялось у него, когда ему было особенно больно, потом зло бросил:

- Этот сдох первым.

Гермиона замолчала, не зная, что сказать, и понимая, что развивать тему Лестрейндж не станет. Родольфус залпом допил остатки зелья, пробормотав:

- Как вообще можно пить такую бурду?

- Мистер Лестрейндж, а…

- Это что, мама? Это моя мама??? – Невилл, вернувшийся в дом, показывал рукой на один из снимков.

========== Часть 14 ==========

Глава 14

Лестрейндж с досадой дёрнул уголком рта.

Гермиона взглянул на снимок, который Невилл уже сорвал со стены. Она помнила Алису Лонгботтом по фотографии членов Ордена Феникса. Да, это была она. Юная, примерно их возраста. С Родольфусом. Родольфус был старше, чем на предыдущем портрете, теперь это был не мальчик, а юноша. В нём уже чувствовалась сила и зачастки будущей зрелости, но взгляд оставался таким же открытым и восторженным.

Они катались на качелях. Алиса присела, Родольфус возвышался над ней, оба беззаботно смеялись, оба были молоды, счастливы и беспечны.

- Что она… Как ты посмел повесить здесь её фотографию? После того, что ты с ней сделал… Как ты посмел?!! Мразь! Палач! Убийца!

Невилл с ненавистью смотрел на Родольфуса. Лестрейндж отвечал ему не менее яростным взглядом, ноздри его раздувались от гнева. Он ещё держал себя в руках, но Гермиона понимала, что это ненадолго.

- Невилл, перестань. Я же тебя просила, не оскорбляй его. И потише, Гарри и Рон спят, им нужно набраться сил.

- Дай сюда, - Родольфус властно протянул руку. – Я не собираюсь ни в чём отчитываться сопливому мальчишке.

Невилл резким движением разорвал фотографию пополам и швырнул Лестрейнджу обрывок с его изображением. Родольфус скрипнул зубами, но сдержался. Увы, Невилл не собирался успокаиваться.

- Ты… Ты был влюблён в неё, а когда она не захотела иметь с тобой дела, когда предпочла папу, потому что папа был в тысячу раз лучше тебя, ты решил отомстить и замучил их…

Лестрейндж с грохотом ударил кулаком по каминной полке.

- Я никогда не любил Алису! Я. Всегда. Любил. Только. Свою. Жену. Жаль, что это так и не дошло до твоего тупоголового отца!

«Это конец,» - успела подумать Гермиона.

- Круцио! – заорал Невилл, выхватив палочку. Родольфуса сбило с ног, его тело выгибалось от боли, затылок с глухим стуком ударялся об пол.

- Невилл, стой!

- Всего лишь, Круцио, Фрэнк? А почему же сразу не Авада? Давай, а друзья пусть помогут, вас как раз снова четверо, - несмотря на перекошенное от боли лицо, рявкнул Родольфус.

- Флагеллум! – вопил Невилл, бешено размахивая палочкой. В воздухе послышался свист, на Родольфуса обрушился град ударов незримого бича. Зажатый между креслом и камином, тот безуспешно пытался уклониться, прикрывая руками глаза. На лбу, щеках и ладонях уже вспухли багровые полосы.

- Как тебе это, Лестрейндж? Не нравится? Попроси меня прекратить! Давай, проси, гнида!

Родольфус, несмотря на сыпящиеся удары, поднял голову и, к удивлению Гермионы, действительно крикнул:

- Нет! Не смей! Слышишь, я сказал – не смей!

- Не смей? Так не просят, Лестрейндж! Круцио!

- Хватит! – выскочивший из спальни Гарри схватил Невилла за плечи, пытаясь остановить.

- Трус! – орал Невилл, вырываясь из рук Поттера. – Трус! Я знаю, мама и папа тебя ни о чём не просили, а ты трус и слизняк, сразу о пощаде замолил.