Однако слухи ходили, что некоторые, очевидно избранные богиней-праматерью, ухитрились-таки во врата те войти. По крайней мере, вождь слышал об этом еще в глубоком детстве, и сознание этого факта грело его мечтательную душу.

Ну, а вдруг и у него получится?

Чем не шутит богиня-праматерь?

Конечно, Ольхор, как мужчина весьма разумный, таковые мысли свои, затаенные мечты держал глубоко в себе. Хотя, вполне возможно, что обе его советницы явно что-то подозревали.

От двух почти трехсотлетних дам вообще мало что могло скрыться. И разум их, несмотря на весьма почтенный возраст, был остер, а наблюдательность просто зашкаливала.

Вождь клана, размечтавшись и глядя на созвездия иных миров, мерцающих сквозь туманную дымку легких ночных облаков, незаметно для себя впал в легкую дрему. Его глаза закрылись сами собой, дыхание стало медленным, могучая грудь едва заметно вздымалась, желтый балахон приятно согревал в ночной прохладе.

Ничто не мешало его забытью. Даже легкий ночной ветерок, казалось, старался пролететь повыше, чтобы не потревожить мужчину, который так явно нуждался в отдыхе.

На самом деле, было в этом его неожиданном сне нечто странное. Потому что Ольхор был мужиком чрезвычайно выносливым, и от природы ему вполне хватало для сна пяти часов. И в эти пять он прекрасно высыпался и вставал свежий, как огурчик.

Собственно, в ночи, близкие к эпохальному полнолунию он нес вахту в заповедном месте именно поэтому. Любой другой вполне мог заснуть, и проспать явление девы, обещанной пророчеством. Да собственно, кто бы его сюда пустил, этого другого?

— Хотя, — думал иной раз Ольхор, — как это возможно, проспать, если явится она в ярком свете и пламени?

Но как бы то ни было, а вахту приходилось нести именно ему.

Одно радовало вождя — в такие моменты он был один, и престарелых советниц, которые в обычное время глаз с него не сводили, поминутно поучая и наставляя, рядом не было.

Ибо не положено.

Потому что если было еще сказано в пророчестве.

«И будет там один только вождь. И встретит он в надлежащем обличье деву ту, и падет ниц перед ней».

Уж как бы и хора Кольхи, и хора Эльхи не желали хоть одним глазком взглянуть на приход обещанной девы, да куда им против пророчества? Довольная улыбка тронула его губы, и погрузился мужчина в сон.

В том сне он видел себя, одетого совершенно неподобающим образом. Торс его был полностью обнажен, и вместо приличных обтягивающих как вторая кожа узких штанов, обычной одежды неженатых мужчин, на нем красовалось нечто невообразимое. Широкие штаны, ниспадавшие на голые (!) ступни, из такого тонкого материала, что, казалось, дунь на него, и улетит, едва держались на бедрах.

А бедра эти, и живот его совершали совершенно неприличные телодвижения. Да Ольхор в жизни бы никогда не догадался, что способен на такое.

Это был танец, чувственный и завораживающий. И он танцевал его для нее, для нее одной

Она, невообразимо прекрасная, с карими глазами в пол лица и распущенными пшеничными волосами, смотрела на него, не отрывая глаз, раскинувшись на ложе, покрытым белой шкурой.

На лодыжке ее прекрасной, длинной и весьма мускулистой ножки красовался тонкий золотой браслет.

Она привстала на ложе, и властным движением остановила его танец.

Ольхор встал как вкопанный, и приклонил перед прекрасной незнакомкой голову.

Она же жестом подозвала его, притянула к себе обеими руками, которые были прекрасны, мощны и мускулисты, и поцеловала в губы, благодаря за танец, и не желая отпускать.

Ольхор почувствовал, как его сердце затрепетало, как птичка, стремящаяся на волю. Все его члены мгновенно напряглись, и кровь побежала по венам как стремительный горный поток.

Мужчина коротко простонал, и открыл глаза, все еще дрожа и тяжело дыша. Руки его непроизвольно двинулись друг навстречу другу, будто желая обнять нечто желанное и прекрасное.

Но прекрасное виденье, незнакомка из сна исчезла, как и подобает каждому приличному виденью, когда человек просыпается.

Ольхор с трудом сел, и поднес чуть дрожащие руки к губам. Казалось, на них остался неведомый и приятнейший аромат, который мужчина когда-либо обонял. Они пахли лесными ягодами, собранными сухим летним днем, и наполняющими своим ароматом все вокруг.

Мужчине стало жарко, несмотря на прохладную ночь, и он снял проклятый желтый балахон, отбросив его.

По руке тяжело и грубо ударила церемониальная золотая цепь. Ольхор сорвал и ее, желая отбросить и того дальше, но вовремя сообразил, что поди ее потом найди. Луна луной, но трава в заповедном лугу высока.

А все облачение должно быть под рукой на всякий случай.

Надо сказать, что после такого вот видения, мужчина был явно не в своей тарелке. И теперь его голый торс неприлично блестел в свете луны уже в реальности. Но Ольхору было все равно.

— Богиня-праматерь, что за сон ты мне явила? — мужчина спросил прямо и требовательно.

Ясное дело, богиня промолчала. Да, собственно, Ольхор и не ждал ответа. С раннего детства он обращался к ней со всякого рода просьбами и даже, чего греха таить, требованиями. Мал был да удал. А богиня терпелива и любяща. И по любви своей, как сейчас понимал вождь, никаких-то просьб его не выполняла. Ну, почти.

За что теперь он был ей глубоко благодарен, но привычка обращаться к существу высшему, которое и породило клан Кобэлло, осталась.

Почему-то на сердце Ольхора в такие моменты становилось тепло и надежно.

Мужчина, почувствовав, что уже достаточно остыл, потянулся за сброшенным балахоном и с остервенением натянул его на себя. Тяжелую золотую цепь ждала та же участь.

От всех этих телодвижений парадный тюрбан размотался сам, без всяких ухищрений со стороны вождя. И вздохнул тот теперь полной грудью, расплел и косу, свернутую змейкой и спавшую под положенным головным убором. Распустил пышные да богатые волосы, которые тут же игриво подхватил усилившийся вдруг ветерок

И Ольхор вдруг совершил то, о чем только слышал от старейшин рода.

Он собрал волосы на затылке, и сделал высокий хвост, который тотчас же развалился, ибо толком перевязать его было нечем. Не цепью же? А вот оторвать полоску от тюрбана вождь не догадался. И хорошо. Нарушать целостность церемониальной одежды весьма не приветствовалось.

Но чувство, которое испытал мужчина, было непередаваемо. Ему казалось, будто бы мчится он на спине волшебного коня, и лоб того коня прекрасен и чист, без всякого следа проклятого рога. И волосы его, собранные в высокий хвост, подпрыгивают в такт движению. На плечи накинута туника на голое тело, скрепленная бронзовой заколкой.

Ноги его, одетые в узкие штаны, плотно обхватывают спину жеребца, который косит аметистовым глазом на седока, и, получив одобрительный кивок, вдруг совершает неимоверный прыжок, и …они исчезают в пространстве.

Хора Кольхи и хора Эльхи, две престарелые советницы вождя, все-таки не смогли сдержать порыва, свойственного скорее юности. Не зря же говорят: «Старый что малый».

Потому что они, держась друг за друга и спотыкаясь, двигались-таки к заповедному месту, невзирая на пророчество.

Конечно, обе дамы были вовсе не намерены его нарушать, а собирались только издалека, одним глазком взглянуть на появление девы-спасительницы клана. Ибо вот уже двести пятьдесят шесть лет, как они живут на свете, будучи ровесницами. И за все это время ни разу не довелось им видеть деву ту

Целых три раза открывались врата, вот богиня-праматерь свидетель, и впустую.

Ну как, впустую.

Как говорится, если гора не идет к Магомету, то Магомет идет к горе.

Всегда находились смельчаки, которые практически без подготовки ныряли в открывшуюся бездну и исчезали навсегда.

Один раз целая семья отправилась искать счастья в другой мир, в надежде, что на новой родине им повезет больше. Ни Кольхи, ни Эльхи таковые стремления были непонятны. Они были вполне довольны своим миром, своим кланом, и своим положением.