– Уилл, поверьте, я не подслушивал, – горячо заговорил И. Ти. Десять Галлонов продолжал неумолимо смотреть на него. – Честно, Уилл, я искал вас и Хельвину, чтоб предупредить о Воланде.

– Как в тот раз… со студенткой?

– Уилл, я никогда не верил ее версии… Думаю, вполне объяснимо, что человеку захотелось снять рубашку или… или…

– Брюки, И. Ти.?

– Или расстегнуть пояс на брюках в жаркий летний день.

– А как насчет холодного зимнего дня, И. Ти.? Когда у вас яйца звенят, как колокола Святой Мэри?

– Возможно, зимой тоже. И я не знаю, что там с вашими яйцами. То есть тогда было лето. Почему вы меня вообще допрашиваете? Я никогда не верил, что вы можете быть замешаны в каких-то грязных фокусах. Я защищал вас! – И. Ти. потирал руки с видом опоздавшего ученика.

– Да нет, я так. Не берите в голову. Просто забудьте об этом, И. Ти.

– Я проходил мимо совершенно случайно в тот момент, когда студентка вырывалась из вашего кабинета. Потом я помог вас оправдать.

– Да бросьте, – пробормотал Десять Галлонов.

Воцарилось молчание, продлившееся целую минуту. Десять Галлонов сдвинул шляпу с бровей на затылок.

– Кто такой Воланд?

– Он… – И. Ти. придвинулся ближе. – Он часть той силы, которая вечно хочет зла и вечно совершает благо.

Они молча вперились друг в друга. Безмолвный поединок взглядов продолжался, наверное, еще минуту. Наконец Салли посмотрел на пол и надвинул шляпу так низко, что из-под нее стали видны только блеснувшие в усмешке сломанные передние зубы. Он заговорил:

– Вы говорите о Демократической партии?

– Уилл, боюсь, что будет плач и скрежет зубов за то, что сделали с Мармеладовым!

– И. Ти., вы слышали эту ерунду, что он говорит о своей книге? Что-то о величайшем открытии в истории западной цивилизации. Пришествие Ильи-пророка в огненной колеснице. Этот человек чокнутый. Религиозный фанатик.

– Вы читали рукопись? – спросил И. Ти.

– Нет. А вы?

– Нет еще, но я не собирался голосовать против него.

Оба уставились на пол. Наконец Десять Галлонов нарушил молчание:

– И. Ти., вы бы прислушались к тому, что рассказывали о нем Хельвина и Хельга. Он сам рубит сук, на котором сидит.

– Да что вы говорите? И как это? Пытался соблазнить чужую жену или свою студентку? – поинтересовался И. Ти.

– Вы что, на меня намекаете? Вы на что намекаете? Убирайтесь вон из моего офиса! – распалился Салли.

В этот момент И. Ти. услышал на лестнице шаги, а потом и пулеметную очередь болтовни Хельвины. Десять Галлонов быстро скользнул в свои джинсы и сапоги. И. Ти. шагнул в коридор и увидел Хельвину в сопровождении двух охранниц. Это были дюжие дамы. Пистолеты в кобурах покачивалась на их широких, тяжелых бедрах.

– Доктор Пух? На вас поступила жалоба. Вы должны проследовать за нами.

В течение нескольких минут И. Ти. снова был заключен в наручники и увезен в полицейский участок. Сирены отчаянно выли, красный и голубой свет мигалок чертил небо. Кортеж из трех студентов на велосипедах следовал за машиной, в которой увозили И. Ти. Студенты махали И. Ти. через стекло машины на каждом светофоре. По кампусу в течение нескольких минут распространился слух, что И. Ти. бежал из тюрьмы и был снова водворен туда полицией.

До сих пор я излагал события, известные мне со слов И. Ти., и дополнял свой рассказ деталями, добытыми из других источников. Но в тот вечер, когда И. Ти. арестовали еще раз, я имел честь быть непосредственным свидетелем и участником развернувшихся событий.

Было уже около одиннадцати вечера. Я сидел на крыльце, приканчивал ящик пива и слушал кваканье лягушек на соседнем болоте, когда внезапно зазвонил телефон. Это был И. Ти.

– Гейб, Гейб, послушайте! Не знаю даже, как вам сказать, но я звоню из тюряги…

– Из тюрьмы? – Я весь день провел дома и еще ничего не знал о драматических событиях, развернувшихся в колледже.

– Гейб, послушайте, мой брат в Техасе внес за меня залог. Не могли бы вы взять мою машину и забрать меня отсюда? Моя машина стоит около корпуса Гримма.

Я часто подвозил И. Ти. на его «кадиллаке», поэтому у меня были свои ключи на всякий случай. И. Ти. не очень-то ладил со всякими механизмами и прочими материальными объектами реального мира, а потому его вполне устраивало, если за рулем сидел кто-то другой. Старый «кадиллак», по всей вероятности, ни разу не ездил быстрее пятидесяти миль в час с тех пор, как был подарен И. Ти. его братом. Я добрался до машины на велосипеде, а потом направился в тюрьму.

И. Ти. ждал меня на улице. Он стоял ко мне спиной, видимо, не подозревая о моем приезде. Луна отсвечивала на его лысине. Я тихонько подкатил с выключенными фарами и посигналил. И. Ти. подпрыгнул на месте и поспешил залезть в машину.

– Гейб, – заговорил он торопливо, пряча лицо в ладонях, – давайте уедем отсюда быстрее. Думаю, что меня и так уже заметили.

– Профессор Пух, если вас арестовали, завтра весь город так или иначе будет знать об этом. Нет смысла беспокоиться из-за того, что вас видели около тюрьмы.

Я завел мотор, шины завизжали на мостовой, и мы помчались по главной улице. Мы выеxали на Западное Болото, где я высвечивал фарами аллигаторов, пока И. Ти. рассказывал мне о том, что произошло в тот день. В ту осень вообще развелось необычайно много аллигаторов. Тут и там в тростниках различались доисторические очертания их тел. Жуткие твари то и дело бороздили темную воду. Ближе к полуночи И. Ти. попросил меня отвезти его к Юрию Ильичу, который жил на Северном Болоте.

Когда мы подъехали, Юрий Ильич сидел на веранде, погрузившись в свои бумаги при ленивом свете масляной лампы. Он быстро поправил свой розовый галстук-бабочку и приветствовал нас с распростертыми объятиями. Его коричневая куртка с мышиного цвета заплатами на локтях прорвалась так, что голые локти просвечивали сквозь оба слоя потертой ткани. Он был нетрезв, и глаза его светились особым маслянистым блеском. Он пригласил нас сесть, смахнув пыль и книги с одного шаткого стула и согнав кота с другого, затем налил нам коньяку. Таракан исследовал дно бутылки, пока мы молча пили из стаканов. Мотылек, залетевший с улицы, вился вокруг лампы. На стенах и на потолке висели пучки сосновых веток и шишек. На столе рядом с бумагами Юрия Ильича стояло блюдо с яблоками и красным виноградом. Из ракушки, которая служила пепельницей, торчала недокуренная сигара. Сверчок где-то в углу устроил битву скрипачей с цикадами на улице. Я прибил комара у себя на шее.

– Вот для чего нужна москитная сетка на двери. Чтобы комары не разлетались! – пошутил Юрий Ильич, поднял свой бокал, и мы выпили.

– Какие яркие сегодня светляки! – заметил я.

– Да, вечером тот куст просто светился, так их было много, – ответил Юрий Ильич. – Слышите, поет? Он и прошлой ночью прилетал. Профессор Пух, а как называется такая птица по-английски?

– У нас она называется «whippoorwill».

– По-русски «козодой». Как зовет, а?

Юрий Ильич поднял свой бокал, и мы выпили, а козодой все пел в верхушках деревьев. Время от времени над болотом вспыхивали зарницы. Козодой улетел, и теперь только сверчок продолжал свой концерт.

– Хотите, я почитаю вам свой новый перевод? – спросил Юрий Ильич. Он переводил много русских стихов на английский. Один из его переводов недавно вышел в «Новостях Скотопригоньевска» в разделе любимых рецептов.

– Это из Гумилева, знаете, из его текильного периода, – пояснял он, роясь в бумагах. – Оно порождено исключительно алкоголем – так же, как и мой перевод.

Тут И. Ти. прервал его.

– Юрий Ильич, есть нечто более важное. В отделении решается вопрос о продолжении вашей работы в колледже, и я должен знать… – Тут И. Ти. замялся и начал нервно потирать руки. – Было несколько жалоб, что вы… как бы это сказать… грубо выражаетесь на занятиях.

– О чем вы говорите? По-немецки я на лекциях не говорю, – пошутил Юрий Ильич. Он предложил нам сигару, но мы отказались. Тогда он раскурил свежую для себя.