Этого не может быть. Но это происходит.

Члены семьи один за другим покидают видимую зону, проходя под камерой. Вереница сорок тоже пропадает из кадра.

Как голуби в небе над ее домом. Знакомое и незнакомое. Корова и жираф.

Этого не может быть. Но это есть.

– И что… Куда они все ушли?

– Несомненно, об этом же сейчас спрашивает и несчастный паренек, – сухо отвечает художник.

И действительно, спустя недолгое время возвращается мальчик, жертва жестокой игры в прятки: он ищет в машине, оглядывается по сторонам, бежит налево, бежит направо… Кармела почти слышит его отчаянные крики: мальчик зовет своих.

– Ты уже видела новости. – Нико подводит мрачный итог. – Его родителей и сестер обнаружили неподалеку. Убитыми. До сих пор неизвестно, кто это сделал…

Кармела смотрит на него в недоумении:

– Но почему Мандель… Это была его идея устроить съемку? Он установил камеры, прежде чем…

Бросив взгляд на помрачневшее лицо Рейносы, девушка пугается больше, чем во время просмотра видео. Хозяин дома смотрит на нее исподлобья, внезапно его черты искажаются яростью.

– Ну хватит, студенточка! – рычит Нико.

Движения его стремительны. Полсекунды – и Нико уже тянет ее на себя. Тянет за свитер, тянет так, что платок на шее едва не рвется. Образок Богоматери, бабушкин подарок, царапает Кармеле кожу, а Нико напрягает руку, притягивая ее лицо к своему. Он говорит яростным шепотом, без пауз:

– Хватит, красотуля. Не пытайся меня дурить. Мне насрать, была ли ты еще одной «Фатимой Кройер», еще одной смазливой девицей, которую он трахал, меня не колышут ваши перепихоны – но только не надо! Не надо! Происходят странные вещи, мы все это видим. Много говорят о манифестантах, но я тебе скажу: я был полицейским, я могу отличить уличные беспорядки от хаоса. Так вот это – хаос, ты слышишь? – Его дыхание пахнет апельсином и горьким кофе. – Не дури мне мозги, профессорша.

Она видит собственный испуг в его карих глазах.

– Нет… Не понимаю, о чем вы… Отпустите меня.

Художник не отпускает. «Он весь на нервах, – понимает Кармела. – Дело не во мне, дело в нем».

– Карлос просил, чтобы я тебя защитил, – добавляет он шепотом. – Что он имел в виду – ты знаешь?

– Чтобы ты… меня защитил? Клянусь, я тебя не понимаю! Все эти годы я ничего не знала о Манделе, до сегодняшнего дня, когда он прислал мне… прислал нам заранее настроенное письмо с одним словом: «Кроатоан»!

– Кроатоан… – шепчет Нико.

– Да! Я не знаю, что это означает! Я знаю эту историю, дома почитала, но я не знаю, что он хотел нам сказать!..

Хватка ослабевает. Тиски превращаются в мягкую плоть. Мужчина опускает взгляд, он как будто теряет свою силу:

– Я тебе верю. Прости.

Освобожденная Кармела порывисто поднимается, она хочет уйти. Безуспешно пытается привести в порядок свитер и платок. Почему ей взбрело в голову так нелепо вырядиться, отправляясь к этому безумцу? Девушка задыхается, пальцы ее дрожат, она ищет свою сумку.

– Ну пожалуйста, прости. Не уходи, – просит Нико. – Видишь ли… я не мог тебе довериться. Я тоже получил это слово – помимо всего прочего… Я не понимал, почему Мандель это сделал, но подумал, что, раз уж он упомянул про тебя, ты должна что-то знать, а от меня скрываешь… – Нико прикрывает рукой рот, отчего отчетливее проступают круги под глазами – знаки возраста и усталости. Художник снова смотрит на экран, там продолжается трансляция. – Подожди, я тебе потом объясню… Сейчас я хочу посмотреть дальше… До конца… Я еще не смотрел…

Кармела так и стоит, задыхаясь, борясь с желанием убежать, а Нико ставит запись на ускоренную перемотку. Солнце садится. Поляну заполняют «межгалактические корабли». Вокруг «ситроена» из ниоткуда возникают полицейские фургоны и кареты «скорой помощи». Привидения в форме, точно гонимые ветром, носятся из стороны в сторону, но в конце концов движутся в том направлении, где исчезла семья. К видеокамере поднимаются два лица, под лицами видны бронежилеты. Короткий обмен репликами. Пятипалый тарантул закрывает изображение. Картинка гаснет.

– Вашу мать… Они ее нашли! Я должен был раньше догадаться… Мы не можем терять время. – Нико склоняется над ноутбуком. Что-то быстро набирает, потом вытаскивает флешку и кидает Кармеле, так что девушка еле успевает ее поймать. – Сохрани ее. Не отдавай им. Это очень важно. Если кто-то спросит, помни: никакой записи ты не видела… А теперь пора уходить…

Нико порывисто вскакивает, кидается к вешалке и надевает черную косуху. Кармела прячет флешку в карман брюк.

– Кто это сделал? – Кармела ничего не понимает. – Кто сделал запись?

Нико только моргает в ответ. Они оба слышали шум лифта и шаги за дверью.

– Ах, чтоб тебя… – шепчет Нико.

Он успевает выругаться за мгновение до того, как дверь начинает сотрясаться под мощными ударами.

– Откройте! Полиция!

В полицейском участке Мораталас почти пусто, оставшиеся сотрудники заняты беготней. Никто не отвечает на вопли телефонов.

Фургон высаживает Кармелу и Нико вместе с четырьмя вооруженными полицейскими, которые их арестовали; сразу при входе мужчину и девушку разделяют и помещают в разные комнаты. Кармеле достается маленькая, с одним столом и двумя стульями. Смуглая женщина с собранными в хвостик волосами конфискует ее сумку, заставляет снять пиджак, резинку для волос и туфли, ощупывает и проводит по телу металлоискателем. Уже через пару секунд она забирает и флешку.

Обыск еще не закончен. Кармела стоит, положив руки на голову, когда в комнату входит еще один полицейский. Мужчина без предисловий начинает задавать вопросы, все они связаны с Нико Рейносой. Когда познакомились. Почему Кармела находилась в его квартире. Кто такой Карлос Мандель. У Кармелы нет причин лгать и нет причин вдаваться в подробности. Она объясняет, что художник пригласил ее по телефону и дома передал ей флешку. Она не рассказывает о видеозаписи и считает, что таким образом никого не предает.

Кармела замечает: полицейского вовсе не интересуют ее ответы. Он с отсутствующим видом записывает их на планшетник. У мужчины такой же встревоженный взгляд, как и у его смуглокожей коллеги. «Им страшно», – понимает Кармела.

Ей возвращают только пиджак и туфли. Ведут в другую комнату, побольше, со столом пропорционально бо́льших размеров, с включенным ноутбуком и с Нико Рейносой по другую сторону стола – художник почти не изменился за прошедшие минуты: джинсы, заляпанная красками футболка и черная косуха, добавился только кровоподтек на скуле. По бокам сидят двое полицейских в форме: один низенький и толстый, другой со светлыми усами и бледной кожей, теперь залившейся румянцем. Усатый смотрит на Нико так, точно хочет стереть его с лица земли.

– Привет, Кармела! – Нико ведет себя развязно. – Ты тоже случайно приложилась к двери? Нет? Вот повезло-то. – Художник потирает подбородок и косится на усатого полицейского.

– Что с тобой случилось? – спрашивает девушка, садясь на указанный ей стул.

– Немножко разошлись во вкусах. – Этот приятель держал меня за яйца, а я ответил, что стариками не интересуюсь…

Ответная вспышка ярости затрагивает даже Кармелу: девушка испуганно отшатывается назад. Только Нико продолжает сидеть и улыбаться; усатый выпячивает мускулы и рвется вперед, толстяк вклинивается между ними как барьер.

– Я тебя убью, пидор!

– Прекрати, Херардо… Оставь его! Он же нарочно!

– Еще одно слово, и он получит второй фингал!

– Тебя они не трогали? – спрашивает Нико, словно не замечая стражей порядка.

– Меня обыскали. – Мужчина и девушка обмениваются понимающими взглядами. – Но со мной все в порядке.

Полицейские наконец успокаиваются. Они как будто чего-то ждут. Нико потирает челюсть и улыбается:

– Какие вы нервные, мужики. В мое время мы, черт подери, так себя не вели. Мы обладали демократическим самосознанием…

– Ты никогда не был полицейским, пидор, – кричит усатый. – Все, что ты сделал, – это опозорил своего отца и запятнал честь мундира.