Джет считала иначе. Являясь старшей в этой группе, она была абсолютно уверена, что ничего хорошего от этого перевода ждать не стоит. От них четверых, просто избавились за ненужностью, фактически сослав их в услужение храму. Впрочем, вчерашняя жалость к себе, гнев и обида на судьбу злодейку, уже отступили, на смену им пришло равнодушие. Хотелось есть и спать, остальное Рыжую пока не особенно волновало.

Из храма вышли две послушницы и направились к амазонкам. Те указали им на Джет, как на старшую группы. Рыжая отлипла от колонны, поправила ремень и плащ и шагнула навстречу повернувшимся к ней послушницам.

– Аини! – лицо Джет расплылось в искренней улыбке.

– Джет! – одна из послушниц откинула с головы капюшон и шагнула навстречу.

В детстве Аини и Джет жили по соседству, и детьми часто играли вместе на улице. Тогда они были очень близки, и считали друг друга лучшими подругами. Но затем их пути разошлись, Джет пошла в армию, Аини, же выбрала путь храмовой послушницы. Начиная с того момента виделись они все реже и постепенно отдалились друг от друга. Девушки не стремились поддерживать отношений, им, по сути, и поговорить то сейчас было не о чем, кроме, как вспомнить детство, но все-таки они сохранили теплые дружественные чувства друг к другу.

Аини была на голову ниже даже невысокой Джет, и была послушница такой хрупкой и тоненькой, что казалось любой порыв ветра, может свалить ее с ног и унести, как сухой осенний лист, вдаль за горизонт. Даже просторное одеяние служительницы храма, не могло хоть как-то увеличить ее фигуру, придав объемности, такой маленькой и невзрачной она была. Стоящие сейчас за ее спиной амазонки, девочки-подростки и то выглядели более рослыми и казались взрослее. Взгляд Аини всегда был печальным, а губы поджаты, потому у нее всегда был такой вид, будто ее только что, кто-то обидел, и она вот-вот разрыдается.

– Здравствуй Джет, – Аини семенящим шагом приблизилась к амазонке.

– Привет подруга, – Рыжая притянула к себе послушницу, крепко обняв ее.

Воительницы и послушницы храма жили, обычно не соприкасаясь друг с другом. Воительницы имели свою правительницу носившую титул Валькирия, послушницы подчинялись верховной жрице – Немезиде. Эти две касты, в городе амазонок, считались равноправными, и каждая занималась своими делами, не вмешиваясь в дела другой касты. Они были настолько не похожи, что в реальности не имели совершенно ничего общего, и жили самостоятельно, параллельно, не мешая друг другу, и не ища друг у друга поддержки.

Джет со своей группой находились в одной из внутренних комнат древнего храма, куда их привели послушницы. Рыжая с интересом разглядывала все, что ее окружало. Крайне редко, кому из непосвященных удавалось оказаться внутри владений верховной жрицы. В комнате, где находилась Джет, полы были устланы мягкими ворсистыми коврами, а стены оббиты красным бархатом, под куполообразным потолком сгустилась тьма. На стенах висело множество факелов, но зажжен был всего один. В комнате царил полумрак, казалось скрывавший в себе, какую-то тайну. На стенах были вывешены полотнища, руки неизвестных мастеров древности, на которых неизвестные воительницы сражались с неизвестными и невообразимыми чудовищами. Из мебели, в комнате находился только резной стол из красного дерева, так же как и стены, оббитый бархатом. На столе стояли какие-то непонятные, для амазонки, приспособления, назначение которых, видимо было известно только жрицам храма.

За спиной скрипнула дверь. Джет обернулась. В комнату, в сопровождении двух младших жриц, вошла сама Немезида.

Рыжая уже однажды видела верховную жрицу. Было это давно, еще в детстве. Тогда она ей запомнилась, как женщина бесстрастная, с жестким лицом и холодными глазами, от взгляда которой у Джет тогда пробежал холодок по коже, и захотелось сразу куда-нибудь спрятаться. Сейчас от той властной и холодной правительницы не осталось и следа. Это была немного осунувшаяся, заметно постаревшая и усталая женщина. Возможно, события последних месяцев наложили на ее лицо и фигуру свой отпечаток.

– Я надеялась, что Валькирия пришлет своих лучших воинов, – оглядев амазонок, печально вздохнула верховная жрица, ни к кому персонально не обращаясь.

– Мы и есть лучшие, – Джет и бровью не повела, замечание высказанное Немезидой, касательно ее отряда, ее будто и не задело.

Верховная жрица внимательно осмотрела дерзкую амазонку, заговорившую с ней.

– Приветствую тебя Джет Каст, – после паузы холодно произнесла служительница храма.

Рыжая в ответ почтительно склонила голову. То, что Немезида знает, как ее зовут, она оставила без внимания. Ни ледяной тон, ни холодный взгляд, сейчас не производили такого впечатления на нее, как в детстве. Амазонка не испытывала трепета перед верховной жрицей, не было и страха. Перед ней стояла пожилая уставшая женщина, чем-то напомнившая ей собственную мать, с морщинками в уголках глаз, темными кругами под ними, резко очерченными скулами и сухими потрескавшимися губами. Глаза все еще сохраняли свой холодный блеск, но, то была лишь бледная тень былого величия. Джет поймала себя на мысли, что она не испытывает никакого почтения и тем более слепого поклонения к Немезиде, лишь немного уважения.

– Ты стала взрослой Джет. Сейчас ты очень напоминаешь свою мать, даже, несмотря на то, что ты выбрала для себя другой жизненный путь, – уже мягче, продолжила жрица.

Зелия Каст, мать Джет, была жрицей храма. Прошлой осенью ее поразила неизвестная болезнь, быстро забирающая ее жизненные силы. Несмотря на все старания служительниц храма, пытавшихся излечить Зелию, она умерла.

Рыжая, чуть склонив голову набок, внимательно слушала верховную жрицу, ожидая, что последует далее. Суть задания амазонок в храме пока оставалась неясной.

Немезида, прежде чем продолжить, осмотрела всех присутствующих в комнате, подолгу задерживая взгляд на каждом.

– Древняя реликвия нашего народа! – произнесла верховная жрица, снимая с головы золотой обруч с вплавленными в него темно-зелеными камнями, который она носила, как корону. – Нефритовая диадема Валькирий!

В свете факелов, идеально отшлифованные камни, играли бликами, причудливо переливаясь и сверкая. Джет, как и остальные амазонки, невольно залюбовалась.

Следующие слова, произнесенные Немезидой, прозвучали, как гром среди ясного неба и заставили вздрогнуть рыжую амазонку.

– Завтра на рассвете городские ворота рухнут. Состоится решающая битва с ордой, в которой нам не победить. Город падет.

В воздухе повисла тягостная и гнетущая тишина. Первой, все еще потрясенная, нарушила молчание Джет.

Рыжая нервно прикусила гуду и забормотала, сначала тихонько, но постепенно все громче:

– Нужно готовиться к битве. Мне нужно в казарму. Я должна быть там. Нужно готовиться к битве....

– Город уже не спасти. Шелдон обречен. Нам не сдержать врага и помощи ждать неоткуда, – холодно промолвила Немезида. – Но нашу реликвию мы спасти обязаны. В диадеме заключена сила самих валькирий, и она не должна достаться врагу. Реликвия покинет город, и вынести ее отсюда предстоит именно вам.

Верховная жрица снова оглядела всех собравшихся, вглядываясь в их лица. Многое она прочитала по ним, растерянность, нерешительность, тоска, гнев, разные чувства от полученного известия испытали амазонки и послушницы стоящие перед ней, не было только страха. И снова первой тишину нарушила рыжая амазонка Джет.

– Покинуть город? В такое время? – в голосе Рыжей звучал вызов. – Оставить своих друзей сражаться, а самим бежать? Нет! Я возвращаюсь в казарму. Я лучше погибну с остальными, сражаясь, как настоящая амазонка. Умру, но враг дорого заплатит за это своими жизнями.

Жрица восприняла возмущение Джет, совершенно спокойно, и казалась, не заметила вспышки гнева в глазах амазонки.

– Да, ты можешь остаться, – спокойно ответила она. – Это твое право. Это право каждого. Но в таком случае мне даже не нужно использовать свои способности, чтоб заглянуть в будущее. – Немезида взяла паузу и прошлась по комнате. – Город падет. Враг войдет в Шелдон. Ты погибнешь сражаясь, как того и желаешь. Мы все погибнем. Тьма охватит город. Народ гордых амазонок исчезнет навсегда с карты материка. Орки двинутся дальше. Кто будет следующим? Роддон? Племена кочевников? Читухан? Чума расползется по материку, но нас это уже касаться не будет, наш народ останется уже только в летописях. Но если наша реликвия, если нефритовая диадема, будет спасена, если она не достанется врагу, наш народ не будет забыт. Мы восстанем из пепла и над городом, над новым городом снова будут реять небесно-голубые флаги.