Матвей едва подавил зевок.

Брюнетка, что стояла позади рыжей, стала гладить товарку по плечам, рукам, по полоске голой кожи между короткой юбкой и топом. А потом наклонилась и прижалась губами к ее шее. Они обе победно улыбались. Видимо, это их коронное шоу. Смешно, но он не чувствовал никакого интереса.

Какой там следующий пункт на повестке дня после зеленых чертей? Импотенция?

И все же Матвей не стал противиться, когда рыжая опустилась перед креслом на колени и положила руки ему на бедра. Теперь ему открывался замечательный вид на ее стенобитные орудия, и интерес вдруг проснулся. Девушка провела руками по ногам, потом взялась за молнию на ширинке, расстегнула, наклонила голову, облизывая яркие губы. Матвей откинулся на спинку кресла и закрыл глаза, предвкушая ласку и быстрое удовлетворение. А потом он их выгонит. И хрен с ними, с этими оплаченными часами.

– Что? – спросила вдруг черненькая, и рыжая замерла, так и не прикоснувшись к нему своим ртом.

Он открыл глаза. Девушки смотрели на него сперва в замешательстве, а потом с испугом. Поправка, не на него, а на что-то за его спиной. Матвей хотел обернуться, но вдруг понял, что не может пошевелиться, словно кто-то или что-то держало его за плечи. Что-то холодное, сильное и кажется мокрое. Он дернулся, но это движение произошло только в его голове, на самом деле он продолжал сидеть, а девки продолжали смотреть. Вот только страх в их глазах сменился ужасом. Глаза резанул блик, луч вечернего солнца отразился то ли от стекол, то ли от гладкой поверхности озера, и Матвея вдруг почувствовал, как по рубашке что-то течет, от подбородка по груди, животу затекает под пояс джинсов в пах.

Рыженькая заорала, подалась назад, толкнула черненькую, та не устояла на каблуках и упала на задницу. Матвей видел все, словно на экране телевизора, словно в вечернем телешоу. Рыжая вскочила на ноги, продолжая голосить, как на пожаре.

Кажется, они несколько отступили от программы вечерних развлечений.

Качнулось плетеное кресло. Ага, тоже от сквозняка… И одно из изогнутых полозьев вдавило руку брюнетки в ковер. Матвей отчетливо услышал треск костей. Теперь кричали уже обе. Рыжая бросилась вон из комнаты, ее визг захлебнулся где-то в коридоре. Черненькая неловко поднялась, покачнулась на каблуках и, задев кресло, выбежала следом, держа на весу кисть, поперек которой шла красная полоса. Пальцы девушки торчали под странным углом.

Матвей вдруг понял, что снова может двигаться, странное онемение исчезло. Он вскочил из кресла, опустил взгляд на рубашку, ткань была залита виски. Он всего лишь опрокинул бокал на себя и даже не понял этого. Какая импотенция? Ему грозит слабоумие. А девки? Они оказались настолько впечатлены чужой неловкостью, что решили сбежать?

Он выскочил в коридор. Стены пошатнулись, и мужчина схватился за косяк, чтобы не упасть. Все-таки успел изрядно набраться.

– Эй! – позвал он. И его крик отскочил от стен раскатистым эхом: е-е-е-й!

Но девки даже не обернулись. Они убегали. И это было неправильно. Повредила руку одна, а убегали обе. Они должны были орать, чтобы он вызвал скорую, в крайнем случае, требовать сутенера. Они должны были потребовать оказать помощь, потребовать денег, в конце концов. Одна девка, как-то обслужила его с вывихнутой лодыжкой, которая наверняка болела, как черт знает что. Они должны были работать, а не убегать.

– Эй! – снова крикнул он и обернулся. Она стояла там. На террасе за стеклом. Стояла и смотрела на него с той самой насмешкой и презрением, которые он чувствовал последние сутки. – Какого черта? – спросил он, и дом ответил ему гудящим: орта-ота-ода-о-да!

Матвей бросился обратно в гостиную. Раздвинул створки и почти вывалился на террасу, на нагретые солнцем за день доски. Не рассчитал, его повело и бросило животом на перила. Он схватился за гладкое дерево, чтобы не упасть. И даже успел с облегчением выдохнуть, обрадовался, что смог устоять и почти смог выпрямиться. Почти… Ветер ударил в спину и мужчина понял, что все это ему лишь показалось. Он не устоял. Он понял, что прямо сейчас летит вниз к такой далекой и такой близкой земле. К кажущейся изумрудной траве.

Он ударился не так сильно и даже не потерял сознания. Он до последнего понимал, что продолжает катиться по склону к озеру, а острые ветки царапали ему лицо и рук. И когда Матвей остановился, распластался на камнях, он даже попытался приподняться на руках. Гладкие озерные камушки оставляли на ладонях следы. На землю потекла кровь. Кап-кап-кааап. Алые капли растекались по камням, становясь похожими на монеты из крови. А потом он услышал какой-то шум, поднял голову, в лицо ткнулся мокрый собачий нос.

– Охо? – успел прошептать он.

Пес стал облизывать ему лоб. И тут силы оставили Матвея, руки задрожали, и мужчина упал, уткнулся носом в камни и в собственную кровь. Последнее что он услышал это громкий собачий лай. Последнее о чем он подумал, что очень обидно умереть вот так с расстегнутой ширинкой.

– Еще немного, – произнес доктор, и бровь в очередной раз дернуло болью. – Всего три стежка. Синяки да шишки, считайте, родились в рубашке.

Матвей опустил голову, щурясь от яркого стерильного света кабинета фельдшера. Штаны, слава богу, уже были застегнуты, правда от рубашки зверски воняло винищем, брюки были мокрыми и грязными. Алкаш в самом расцвете сил.

– Раны на голове самые кровавые и самые коварные. – Фельдшер опустил руки. – Как себя чувствуете? Не тошнит? Голова не кружится?

– Да вроде, нет, – ответил Матвей, стараясь не смотреть в глаза доктору, по виду мальчишке моложе его лет на десять.

– Перед сном выпейте ибупрофен, я скажу Маше, чтобы с собой вам дала. Но не советую сочетать его с алкоголем. Если почувствуете себя хуже, то немедленно вызывайте скорую, или приезжайте сюда. – Доктор стал дезинфицировать только что зашитую рану зеленкой, и Матвей зашипел.

Раздался стук, дверь открылась, заглянувший в кабинет Владимир, виновато посмотрел на Матвея и спросил:

– Доктор, еще долго? Нам с Охо уже пора, а мне еще Матвея отвозить.

– Почти закончил, – проинформировал его фельдшер.

– Тогда… – начала Владимир.

– Не надо, – поднял голову Матвей, которому от чего-то совсем не хотелось смотреть в глаза соседу, что нашел его пьяного с разбитой головой на берегу озера и привез в амбулаторию Алуфьево. – Вы с Охо езжайте, сам доберусь.

– Уверен? – нахмурился Владимир.

– Да, – ответил Матвей и добавил: – Спасибо.

Сосед кивнул, и дверь закрылась.

– Далеко живете? – поинтересовался фельдшер.

– Не очень. В доме у озера.

– Хм, – врач бросил на него внимательный взгляд.

– Вы так смотрите, – Матвей нашел в себе силы криво улыбнуться.

– Как так?

– Многозначительно. – Он слез с медицинской кушетки.

– Это вы еще с местными не общались. – Врач сел за стол и стал заполнять бланк. – Вот кто будет смотреть на вас многозначительно.

– Есть с чего?

– Дом у озера – местная страшилка, почти достопримечательность. Вам столько баек про него расскажут, прямо сейчас вещи собирать побежите.

– И что болтают? – с осторожностью спросил Матвей. – Что там живет…хм, призрак? – последнее слово он произносил почти нехотя, понимая, как глупо оно прозвучит.

– Вы видели призрака? – Фельдшер нахмурившись встал и заглянул Матвею в лицо. – Уверены, что в глазах не двоится? Следите за пальцем. – И поводил указательным пальцем в разные стороны.

– Уверен. Не двоится, – ответил Матвей, следя за пальцем доктора. – Но не просто же так местные болтают.

– Они болтают не о призраке.

– А о ком? О злом духе?

– Увы, они не столь конкретизируют свои суеверия. Говорят, в том доме живет зло. Вот так, в общем. Живет себе и живет, никого не трогает, пока в дом кто-нибудь не приедет.

– А вы в это не верите? – Матвей и сам не понял, почему ответ на этот вопрос так важен для него.

– В мифическое зло? Нет, не верю, только в то, что причиняют друг другу люди. – Доктор вернулся к столу.