Маленькие шкатулки были не так опасны, как большие. С большими нельзя было разговаривать, их можно было только слушать. Они показывали людям, что есть, что покупать, как спать и как ходить до ветру. Раньше все это и сами умели, а теперь, видимо, разучились. Она видела все это не раз, в большом и пузатом ящике, а потом плоском и длинном, похожим на натянутый на раму холст художника. Большие болтливые ящики называли «телевизор» или «панель» и торжественно вешали в гостиной, чтобы никто не избежал гласа божьего.

Мужчина выпрямился, несколько минут постоял с закрытыми глазами, а потом уже сам поднес телефон к уху.

– Добрый день, примите заказ, – произнес он спокойным голосом, а потом начал перечислять продукты.

Девушка покачала головой. Мужик на хозяйстве – глупость какая. Завел бы себе приличную кухарку и отдал ей список, или лакею из тех, что порасторопнее.

Гость как раз пытался решить, сколько литров молока ему понадобится. Девушка подошла ближе, наклонилась к телефону и четко проговорила:

– Проси сразу корову. Это и молоко и мясо.

Мужчина дернулся, ударился затылком о дверь ванной и сказал:

– Вот черт! – А затем несколько секунд в панике оглядывал коридор, но конечно, никого не увидел.

– Что? Что вы сказали? Корову? В смысле, говядину? Сколько килограммов?

– Нет, я… – он замялся, еще раз бросил взгляд в коридор, пытаясь придумать объяснение тому, что произошло. Ее всегда поражало это в людях, умение объяснять необъяснимое, иногда даже во вред себе. – Простите, кажется… кажется, к разговору на несколько секунд кто-то подключился, другая линия… наверное. – Он опустил телефон, еще раз огляделся и тихо проговорил: – Пора переходить на джин. Виски плохо влияет на мой организм. – Выдохнул, снова поднял телефон к уху и продолжил перечислять продукты невидимому собеседнику, пусть и с изрядной долей нервозности: – И, пожалуйста, без глютена.

Про глютен она уже не раз слышала. Самый новомодный яд. Она не отказалась бы обзавестись по случаю.

Мужчина отложил телефон, поднес руку к затылку, взъерошив волосы, а потом решительно зашагал к выходу.

И что это все? Он сейчас уйдет? Без одежды?

Нет, конечно, были случаи, когда жильцы ее дома выскакивали наружу в одном исподнем, испуганные и заикающиеся. Но там было с чего, а за этого она еще толком и не бралась.

Прямо так, в одном полотенце, открыл входную дверь и направился к автомобилю. Когда-то давно она столько слышала о них и даже видела, когда папенька возил ее в столицу. Правда, сам он предпочитал добрую четверку лошадей. Но время шло, папенька и кони исчезли, а автомобили остались, и пусть они сильно изменились, но рычали по-прежнему громко.

На этот раз он достал из багажника, сумку и вернулся в дом.

Слава богу, первый посетитель появился, когда мужчина уже был полностью одет и почти трезв. Несколько глотков виски не считаются. Наверное, мужчина думал, что это посыльный из продуктовой лавки, потому что открыл дверь сразу. Открыл и скривился, словно отвара из калины хлебнул.

– Не смей… так… со мной… поступать! – выкрикивала девушка, в паузах тыкая ярко накрашенным ногтем мужчине в грудь. Тому ничего не оставалось, как отступать вглубь дома.

А она наступала, цокая тонкими каблучками.

– Матвей, – взвизгнула гостья.

«Ага, значит, его зовут Матвей, – подумала она. – Вот, считай, и познакомились, а я Анастасия, хотя меня почти все Настей звали».

– Я уже тридцать три года Матвей, и что из этого? – мужчина остановился и сложил руки на груди.

– Ты не можешь так со мной поступить! – выкрикнула напомаженным ртом блондинка.

Да если бы Настя так накрасила губы, папенька бы ее плеткой отходил. Хотя, как-то раз он цветы актриске презентовал, и против ее алой помады, нисколько не возражал.

– Как «так», Алла? – устало спросил Матвей.

– Так! – она покачнулась на высоких каблуках. – Сперва сбегаешь из города, никому не сказав, куда и зачем. Потом не берешь трубку, а теперь и вовсе кричишь, требуя оставить в покое. Ты знаешь, что теперь все говорят?

– Нет. И не хочу.

– Они говорят, что раз сбежал, значит виновен! А каково приходится мне, ты не подумал.

Не знаю, что такого она сказала. Но Матвей вдруг схватил ее за руку и, прижав к стене, ласково спросил:

– Ну, давай расскажи, каково приходится тебе?

– Ты… ты опять пил? – спросила девушка, разом растеряв весь апломб. Один из каблуков застрял между половицами, и она дернула ногой, чтобы освободиться.

Анастасия продолжала рассматривать гостью и пыталась представить, что было бы, надень она такую короткую юбку? Наверняка, ее бы в ней и похоронили, папенька был скор на расправу. Да у нее сорочка, что для первой брачной ночи приготовлена, и та длиннее, а сие неглиже нянька считала верхом неприличия, потому что там икры видно.

Господи, какие худые у этой Аллы ноги, словно цыплячьи. Их кухарка бы залилась слезами от жалости. Настя только раз видела ноги худее, у женщины, что гостила с мужем в доме у озера целое лето. Они не ели мяса. Совсем. Настя так удивилась, что решила подождать пока они помрут сами, без ее помощи. А они взяли не померли. Правда, к концу лета от одного вида проращенных семян и очередного пучка зелени даже ее неживую начало немного подташнивать.

– Как ты узнала, где я? – в свою очередь спросил Матвей у девушки.

– Это неважно. – Она оттолкнула его руку. – Сидишь в этой дыре нажираешься, как свинья!

«А вот это она зря», – подумала Настя.

Когда папенька был вот в таком препоганом настроении, то есть еще не пьян вдрызг, но уже нетрезв и переполнен собственной значимостью, гладить его против шерсти не рекомендовалось. Наоборот, надобно соглашаться со всем, чтобы он не сказал, все равно с утра не вспомнит, а еще лучше кивать для наглядности, да так сильно, чтобы зубы клацали от усердия.

– Смотреть противно!

А вот после таких слов в голову могла полететь и пепельница. Если не бутылка. Этой Алле тоже сейчас достанется. Видать девушка совсем из низов, раз никто не озаботился ее воспитанием.

– Так не смотри, – всего лишь рыкнул Матвей. – Возвращайся к отцу и отчитайся, что я жив, здоров, заливаю за воротник в штатном порядке.

– Откуда ты знаешь, что…

– Что тебя сюда отправил мой отец? – с нехорошей усмешкой спросил Матвей. – Оттуда, что только он знал, этот адрес. А если учесть, что вы двое до этого момента терпеть друг друга не могли… В лесу должно быть что-то сдохло, раз вы объединили усилия.

Настя повернулась к окну и, нахмурившись, посмотрела на кромку подступающего леса. Она очень надеялась, что это не новорожденный лосенок представился, и не беличье семейство, что нашло приют в большом дубе. С чего этот Матвей вообще взял, что в лесу кто-то умер?

– То есть, ты не вернешься? – Алла отступила на шаг. – Ты оставляешь меня одну расхлебывать всю эту кашу? – Матвей ничего не ответил. – Да пошел ты, понял, придурок!? – Она с возмущением стащила с пальца кольцо и швырнула в мужчину. Золотой ободок ударился в грудь, упал на пол и закатился под обувной комод. – Надеюсь, ты допьешься до зеленых чертей и подохнешь. Туда тебе и дорога! – Продолжая кричать, она почти выбежала на улицу, но на пороге обернулась. Наверное, надеясь, что Матвей все-таки последует за ней. И желательно на коленях. И желательно держа в руках то самое брошенное кольцо, умоляя блондинку принять его обратно.

И он ее не разочаровал. Сделал один неуверенный шаг, потом второй, во взгляде появилось что-то похожее на сожаление… Но Насте все это надоело. Нужно было срочно выяснить жив ли лосенок. Поэтому когда блондинка подняла руку, снова выставив свой палец с ярко-алым ногтем, Настя просто захлопнула дверь, как обычно, совершенно не прикасаясь к оной. Хозяйке дома нет нужды махать руками. Ее эти стены слушались и так.

С той стороны двери раздался полный боли крик:

– Ты мне ноготь сломал!

Мужчина, сперва смотревший на дверь с удивлением, развернулся, прижался к дубовой створке спиной, а потом съехал вниз, сев на пол. И почему-то глядя на него, на его грустно опущенную голову, Настя моментально забыла о лосенке. Захотелось сесть рядом, провести рукой по волосам мужчины.