– Очевидно, ты общаешься с мальчиками, а не с мужчинами.

Застенчивая улыбка тронула её губы.

– Может быть, хотя, в конце концов, я не совсем безгрешна. С тех пор, как я поступила в среднюю школу, я была невероятно измотана. Я знала, что не выберусь из своего родного города, если буду отвлекаться на парней.

– По-моему, я никогда не слышал, чтобы ты говорила о своём доме.

– Это в тридцати минутах езды к северу от Атланты, в Доусонвилле.

Хотя я уже знал, откуда она родом, мне хотелось узнать об этом побольше.

– Маленький городок?

– В значительной степени. Я выросла в сельском районе. – Изабелла поковырялась вилкой в салате. – Мой отец бросил школу в шестнадцать лет, и моя мама забеременела мной сразу после окончания школы. Мы жили в этом дрянном металлическом трейлере до тех пор, пока я не пошла в среднюю школу. Тогда мы обменяли его на двухместный. Я не делала покупки в торговом центре, как другие дети – мы покупали в «Гудвилл»⁴⁸ или «Уолмарте»⁴⁹, не говоря уже о том, что я были на бесплатных обедах всю начальную школу.

– Я знаю многих мужчин и женщин, которые приехали из таких городов и мест, как твоё. – Я многозначительно посмотрел на неё. – Они были так же хороши, если не лучше других, когда дело касалось работы. Деньги и престиж не делают человека лучше. На самом деле, часто это разрушает их.

– Пожалуй, ты прав. В моём случае это просто дало мне стимул к преодолению, чтобы мне никогда не приходилось беспокоиться о том, как я буду платить по счетам или кормить свою семью.

– Это, безусловно, интересный путь к инвестиционному банкингу.

Она рассмеялась.

– Может быть, это какое-то глубоко укоренившееся желание того, кто вырос в бедности, желание контролировать деньги, иметь возможность раздавать их или удерживать.

– Так вот в чём дело?

– Поскольку я была хороша в математике, то знала, что хочу делать что-нибудь в области финансов. Это было больше похоже на то, что части пазла начали вставать на свои места, как только я была в выпускном классе. – Она кивнула в мою сторону. – А как насчет тебя? Ты всегда хотел быть солдатом?

– Да. С самого детства я хотел быть таким же, как мой отец. Часто расхаживал в его старой военной форме.

– Ты пошел по его стопам в семейном бизнесе?

– Да, в некотором смысле. Он никогда не заставлял меня заниматься финансами. Это было просто то, с чем я вырос, так что это имело смысл, но в глубине души я всегда знал, что это был просто запасной вариант. Чтобы стать офицером, мне нужна была учёная степень, поэтому я выбрал финансы.

– Не похоже, что это делает тебя счастливым.

Я вздохнул.

– Это правда. Я имею в виду, что были времена, когда я был счастлив быть в офисе, но в целом – это не то, где я хочу себя видеть.

– Почему ты должен заниматься карьерой, которая тебе не нравится? В администрации твоего отца должно быть что-то, что ты мог бы сделать, что питало бы твою душу.

– Ты ведь не пытаешься избавиться от меня, Фланнери?

Румянец залил её щеки.

– Когда-то я бы сказала: «Да». – Изабелла потянулась через стол и положила руку мне на предплечье. На мгновение она показалась мне почти застенчивой, робкой. – Но после того, что я пережила с тобой сегодня вечером, это не про меня. Речь идёт о том, чтобы найти своё место в мире

Чёрт. Мы сидим по разные стороны этой кабинки, но одно её прикосновение к моей руке заводит меня. Но дело было не только в её прикосновении, но и в сочувствии. Она поймала меня. У меня отняли мое место в этом мире. Сидеть в офисе и принимать банальные решения о финансах крупных корпораций – это не для меня.

Чёрт возьми. Как могло случиться, что я даже не задумывался ни о чём другом, кроме работы в «Каллаган Корпорейшн»? Словно у меня на глазах были шоры на мысли, что это единственная доступная для меня вещь. Мне и в голову не приходило искать работу в папиной администрации. Где-то в отделе по делам ветеранов должно было найтись для меня место. Конечно, я бы снова воспользовался семейными связями, но я был чертовски более квалифицирован, чтобы иметь дело с военными, чем инвестиционными банками, не говоря уже о том, что мое сердце действительно было бы в этом.

– Знаешь, что? Думаю, ты действительно что-то задумала. – Я покачал головой. – Не могу поверить, что сам до этого не додумался.

– Как сказал бы мой отец, иногда мы не можем увидеть дерьмо, пока не наступим в него.

Я рассмеялся над ее неожиданным комментарием.

– Это очень глубоко. Твой отец, похоже, очень мудрый человек.

Она усмехнулась.

– Мне нравится так думать.

– За эти годы я вляпался в кучу дерьма, как в прямом, так и в переносном смысле.

Веселье в её глазах исчезло.

– Например то, что случилось с бомбой на дороге?

– А, вижу, ты наткнулась на это, когда гуглила меня.

Когда Изабелла кивнула, я заёрзал на стуле. Было ничуть не легче услышать это из её уст, чем произнести самому. В одно мгновение я мысленно перенесся назад, к «Хаммеру» на шоссе возле Кабула, к тому моменту, когда всё изменилось в одночасье, когда секунды означали разницу между жизнью и смертью.

В ушах зазвенели звук взрыва, крики агонии и паники окружающих, жгучая боль от шрапнели, разрывающей мою кожу.

– Я потерял двух своих людей, – рассеянно прохрипел я.

– Да, – тихо пробормотала она.

– Я уверен, что ты читала только их имена и возраст. Может быть, их родные города были перечислены. – Я вздрогнул и провел рукой по лицу. – СМИ выделили меня, потому что в то время я был сыном сенатора, который баллотировался в президенты. Да, я был офицером, но какое, черт возьми, это имело значение? Не похоже, чтобы бомба имела хоть какое-то уважение к рангу. Они были замечательными парнями. У Карлоса был голос, который мог бы помочь ему завоевать приз в «American Idol» ⁵⁰, что было хорошо, так как он всегда пел. Перри всего два месяца как не было дома. Он собирался сделать предложение своей девушке.

Когда я снова посмотрел на Изабеллу, в её глазах стояли слезы.

– Мне очень жаль.

– Спасибо.

– Хотя я думаю, что знаю, как ты себя чувствуешь эмоционально, но как ты себя чувствуешь физически после травмы? – спросила она после того, как провела рукой по щекам.

Я похлопал себя по израненной шрапнелью ноге.

– Это всё еще доставляет мне некоторые проблемы время от времени, особенно когда я слишком сильно напрягаюсь во время пробежки или тренировки. А ещё мне немного больно, когда я слишком долго сижу за своим столом.

– Мне очень жаль. – Изабелла поморщилась. – Я уверена, что это звучит совершенно неубедительно. Я даже не знаю, что сказать в такой ситуации.

Большинство людей этого не знают.

– Это нормально. Я ценю это чувство.

– На что это было похоже?

– Бомбёжка? – Когда она кивнула, я резко втянул воздух. Никто никогда не спрашивал меня об этом, никто не хотел знать. Через несколько мгновений, подбирая нужные слова, я ответил: – На напряжение.

Она покачала головой.

– Даже представить себе не могу.

– Странно, потому что это происходило одновременно быстро и медленно, как будто время замедлилось на минуту, а затем ускорилось. Только что мы катились по пустынной дороге, а в следующую минуту этот звук разрывал мне барабанные перепонки. Даже несмотря на то, что я прошёл обучение, как обращаться с собой и своим подразделением, ничто не может полностью подготовить тебя к этому моменту.

– Не говоря уже о том, что ты тоже получил ранения.

– Должно быть, это был адреналин, потому что после первой вспышки боли я уже не помню, чтобы мне было больно. Просто помню, как бросился в бой, чтобы убедиться, что всё в порядке и мы не попадём под вражеский огонь. Единственная причина, по которой я остановился, была в том, что моя нога, наконец, отказала, и я буквально рухнул.

– Тебе было страшно? – тихо спросила Изабелла.

Я пристально посмотрел на нее. Из-за наших отношений я чувствовал, что обязан Изабелле не вешать лапшу на уши, и впервые почувствовал, что могу рассказать о своих переживаниях, хотя и не был уверен почему.