Я пытался отговорить Петьку от этого плана, но не преуспел. Пришлось помогать.
</p>
* * *
<p>
На следующий день, когда Марина снова одарила нас своим присутствием, а также новой порцией лекарств и коробкой кексов, я, выдавив из своих лёгких нечто сухое и грудное, молвил:
- Пётр поведал мне, что вы отлично разбираетесь в растениях. Я не сильно вас обременю, если попрошу о консультации? Мне кажется, мой кактус погибает. Он очень дорог для меня, это память о бабушке. Я очень извиняюсь, что осмелился потревожить столь ничтожной просьбой...
- Конечно, давайте посмотрим. Он у вас здесь?
- В большой комнате. Позвольте...
Выходя из кухни, я обернулся и выразительно посмотрел на брата. Выглядел он неважно. Волновался. Да вдобавок и не спал всю ночь. Всё это обеспечивало ему неподдельно больной вид.
Мы с Мариной прошли в большую комнату. За окном шёл густой снег, большими хлопьями - самое то, чтобы играть в снежки и лепить снеговиков. Кактус стоял на подоконнике, в самом дальнем углу от двери, за которой была прихожая, в которой высилась табуретка, на которой лежала сумочка.
- Выглядит совершенно здоровым, - сказала моя потенциальная невестка, рассматривая зелёный шарик с иголками.
- Спасибо! У меня прямо от сердца отлегло. А то мне казалось, что ему совсем плохо. Вот-вот помрёт. Теперь я понимаю, что это ложная тревога. Обознался. Наверное, под воздействием бронхита. Кстати, видите вон ту картину?
- Да. Кажется, рисовал ребёнок.
- Мой брат. В три года, - рисунок мы общими силами сваяли вчера. - Вскоре после этого он понял, что изобразительное творчество - не его стезя, и решил всецело сосредоточиться на внутреннем росте.
- В самом деле?
- Да. Благодаря этой кропотливой работе над собою Пётр теперь представляет целое соцветие достоинств, которые, возможно, не сразу бросаются в глаза. Он самоотвержен, бескорыстен, и... вы заметили, как ловко он вплетает в свою речь архаизмы? Язык его изобилует метафорами и свободен от лишних местоимений...
Марина улыбнулась и я поймал себя на мысли, что мама могла бы позаботиться о своём старшем сыне пораньше, чем о младшем.
- Очень трогательно, что вы так относитесь к брату, - сказала красавица.
- Ну да, ведь он... - под марининым взглядом мысли начали путаться у меня в голове. - Он ведь писатель.
- Правда? И хорошо пишет?
- Ну так... - дипломатично заметил я. - Фантастика, знаете ли. Я в ней не слишком разбираюсь.
- Надо же, а я как раз люблю фантастику. Не помню, правда, встречалась ли мне на книжных полках фамилия Петра, сейчас так много книг издают, что...
- Он пишет под псевдонимом. И публикуется пока, по большей части, в интернете. Там он известен как Хорн Витопрядов.
- Хорн? Ну надо же!
Тут она разразилась тирадой, из которой я понял, что они, оказывается, заочно знакомы уже два года, Марина в этой среде носит ник "Доброцвет", и однажды на конкурсе, когда все поносили её первый рассказ, только Хорн вступился за неё, противостав полчищам сетевых хамов.
- ...невероятное совпадение! - заключила она.
- Это судьба, - вставил я.
- Надо рассказать Хорну, - и Марина стремительно пошла, почти побежала на кухню. Я поспешил следом.
Дверь в прихожую распахнулась и юная леди замерла. Через её плечо я увидел то, что заставило её замереть: Петька стоял над расстёгнутой сумочкой и держал в руке раскрытый дамский кошелёк.
Последовала немая сцена. Она длилась так долго, что, пожалуй, можно коротко остановиться на каждом из действующих лиц.
Своё лицо я по известным причинам видеть не мог, но, полагаю, на нём отразилась вся глубина моего замешательства.
Петька выглядел точь-в-точь как дивный юноша из расы антисептиков, который полюбил девушку из клана стафилококков, а затем по роковой случайности пристрелил её брата из своего верного пневмоторакса. Причём, на глазах возлюбленной.
Что же до нашей гостьи... Возможно, в мире есть девушки, которые, увидев, как молодой человек тайком роется в их кошельке, воскликнут: "Хо-хо! Как это мило!" и будут хохотать до упаду. Но Марина была явно не из таких. Она молча, с достоинством ждала объяснений, а по лицу её читалось, что у парня, шарящего по чужим кошелькам, шансов стать её мужем не больше, чем у прикованного к коляске сифилитика.
Из того положения, в котором оказался мой брат, нелегко найти выход. Лично я впоследствии целый день обдумывал, какой вариант поведения был бы наиболее верным. Наконец, нашёл. Лучше всего было сказать правду. Опустив кошелёк и глядя в прекрасные глаза, признаться: "Марина, я люблю вас. Чтобы привлечь ваше внимание, я собирался положить в сумочку рассказ, в котором пишу о своих чувствах. Это была дурацкая затея, так что я по справедливости оказался в глупом положении. Понимаю, что вы не верите ни одному моему слову, и вправе выбросить меня из своей жизни, как дырявый чулок. Я это заслужил. Прошу прощения. Искренне сожалею". А затем, склонив голову, отступить и замереть.
И она бы смягчилась. Это законы психологии. Как говорится, повинную голову меч не сечёт. Но даже мне, смею надеяться, не самому глупому представителю нашего рода, как видите, понадобился целый день, чтобы найти указанный выход. А вот у моего несчастного брата такой роскоши не было. Немая сцена могла длиться секунд шесть, не более.
Увы, люди в подобной ситуации склонны оправдываться, и свои полдюжины секунд используют для того, чтобы выдумать ложь поправдоподобнее.
- Э... я тут шёл к холодильнику, - так начал мямлить мой братец, - и случайно задел табуретку. Сумочка упала, я подхватил её, но всё высыпалось и я, вот, стал собирать...
"Идиот!" - мысленно воскликнул я, но вслух, стиснув зубы, процедил самым непринуждённым тоном:
- Такое может случиться с каждым.
- Да, конечно, - холодно сказала Марина. - Спасибо. Я, пожалуй, пойду. Мне уже пора.
</p>
* * *
<p>
- Идиот! Кретин! Дебил! Ты ничего тупее придумать не мог? "Я уронил табуретку, и она упала так тихо, что никто не услышал! Удар же сумки об пол был столь силён, что её молния расстегнулась, и вылетел кошелёк, который, в свою очередь, тоже раскрылся!" Известно, что ложь всегда уродлива, но ты, братец, пожалуй, перестарался в стремлении подтвердить это.
