Лидочка? Григорий бросил вопросительный взгляд на Власа, тот молча кивнул, мол, да, та самая Лидочка.

– А даст бог, так еще и станет. – Тимофей Иванович тоже посмотрел на Власа. – Как она там, оправилась?

– Оправилась, кажись… – сказал Влас не особо уверенно.

А Григорий точно знал, что не оправилась, и неизвестно еще, когда сумеет оправиться. Потому что кричит по ночам, потому что сны ее душные и страшные. Пыточные сны.

– Хорошо, – старик кивнул. – Вы ей при случае передавайте от меня привет. Скажите, велел кланяться Тимофей Иванович. Хорошая девочка. Да…

– Доктор, вы про больницу говорили, – напомнил Влас. – Про свою просьбу.

– Ну, теперь, надеюсь, понятно, что из этой моей просьбы вышло. Не скажу, что прогнали меня взашей. Штольц меня даже выслушал. Улыбался всю дорогу, кивал, а потом сказал, что ничем не может помочь. Что жизнь одного немецкого солдата в разы важнее жизней всех гражданских вместе взятых. Но снизошел… – Тимофей Иванович усмехнулся. – Впечатлил его мой немецкий, не иначе. Разрешил вести частную практику, пообещал обеспечить лекарствами и инструментами. Обманул, негодяй. Так ничего мне и не выделили. Сначала перебивался старыми запасами, потом потихоньку начал продавать фамильное серебро. – Он снова усмехнулся. – Вынес из дома все ценное, а теперь вот и спекулянт мой пропал.

– Но в больнице лекарства есть? – спросил Григорий.

– И лекарства, и перевязочный материал. Я в этом абсолютно уверен.

– Раз есть, значит, я вам их доставлю.

– Молодой человек! – Старик снова нацепил очки на нос, посмотрел на Григория сквозь толстые стекла. – Я должен вас предупредить, это опасная затея. Больницу охраняют. Особенно после того, как наша Лидочка… – Он вздохнул и продолжил: – После ареста Лидочки. Она ведь тогда всю вину взяла на себя, про меня даже словечком не обмолвилась. Знаю, что сейчас она в относительной безопасности, но как подумаю, что ей пришлось выдержать, сердце кровью обливается. Пожалела старика.

У Григория тоже сердце обливалось кровью. Потому что ему и думать не нужно, ему было достаточно заглянуть в сны Лидии.

– Она сильная, Тимофей Иванович, – сказал Влас. – И она не вас пожалела. Не корите себя. Она просто четко понимала, что вы нужны нам на свободе.

– Не утешайте, – отмахнулся старик, а потом перешел на другой, деловой тон: – План больницы у меня есть. Сохранился еще с тех времен, как я там работал. На плане отмечу самые основные помещения. Расскажу, как проще и безопаснее попасть внутрь. Составлю список того, что взять нужно будет обязательно, и отдельным списком то, что желательно. Сами понимаете, в дефиците сейчас абсолютно все.

Влас с Григорием слушали, переглядывались и кивали.

Инструктаж закончился так же внезапно, как и начался.

– Вы, наверное, голодные? – спросил Тимофей Иванович и окинул их всех рассеянным взглядом. – Не скажу, что много у меня разносолов, но…

– А мы со своими разносолами! – оборвал его Григорий и глянул на Севу: – Давай-ка, парень, тащи сюда вещмешок!

Ели все за тем же столом, только предусмотрительно сняли с него скатерть, чтобы не испачкать. Ели быстро, молча и… жадно. Особенно старик. Глядя на него, Григорий подумал, что, когда кончилось «фамильное серебро», в ход пошли имеющиеся в доме съестные припасы. Сам он к еде почти не притронулся, погрыз сухарь для видимости, на том и остановился.

– Совсем решил не жрать? – спросил его Влас, когда они курили на крыльце. – Или тебе теперь без надобности?

– Есть у меня надобность. Не переживай, товарищ командир, – усмехнулся Григорий. – Просто продержаться я могу дольше. Кажется.

– Кажется? – Влас изумленно вскинул кустистые брови.

– Не разобрался еще. Не было времени. – Григорий осмотрелся. Горыныча нигде не было видно, ни одного из трех. – Значит, выхожу, как только стемнеет.

– Выходим, – поправил его Влас. – Ты конечно спец по замкам и взломам…

– Не завидуйте, товарищ командир.

– Спец по замкам и взломам, – повторил Влас, – но в городе я ориентируюсь получше твоего. Да и вдвоем унести можно больше.

Скрипнула дверь, на крыльцо вышел Сева, сказал без прелюдий:

– Я с вами!

Влас с Григорием переглянулись. Влас уже было открыл рот, но Григорий его опередил:

– Всеволод, ты не с нами, ты с Митяем и Тимофеем Ивановичем. Если вдруг придется срочно уходить, на тебя вся надежда. Понимаешь? Доктор один не справится, и Митяя я без пригляда бросить не могу. Поэтому в другой раз. Хватит еще и на твою голову приключений.

Он уставился в глаза Севе. Не то чтобы хотел что-то про него узнать, просто само собой получилось. Увидеть успел немного, парень в мгновение ока выстроил между собой и Григорием серую каменную стену. Ишь, какой молодец! Но кое-что Григорий все-таки успел понять. Как только решится вопрос с Митяем, как только его жизни ничего не будет угрожать, Сева ринется в Гремучий ручей. Ринулся бы прямо сейчас, но чувство долга не пускает. Пока еще долг сильнее любви. Но сколько еще так будет продолжаться?

– Мы добудем лекарства и отправимся на ее поиски. Обещаю, Всеволод.

И Сева не стал спрашивать, кого он имеет в виду, лишь прикрыл глаза и кивнул. А Григорий с горечью подумал, как много долгов у него накопилось, скольким людям он обещал помочь, но до сих пор так и не помог.

Самым тяжелым было дождаться вечера. Чтобы сократить срок ожидания и набраться сил, Влас завалился спать. Сева тоже прикорнул в старом докторском кресле. Бодрствовать остались только Тимофей Иванович по причине стариковской бессонницы, и Гриня по причине своей упыриной сути. Вот это последнее Влас принял неожиданно легко. Даже не ожидал от себя такой легкости. Или легкомыслия? Потому как, каким бы хорошим человеком не был Гриня, сейчас он уже не человек. Мало того, он и сам не знает, на что способен и как себя поведет. Вот это настоящая проблема, если разобраться. Но Влас разумно постановил решать проблемы по мере их поступления. Уже засыпая, он услышал, как Тимофей Иванович интересуется у Грини, что у него с лицом. Что ответил Гриня, он так и не услышал, провалится в тяжелый, без сновидений сон.

Разбудил его Гриня, бесцеремонно толкнул в плечо. Кажется, и легонько толкнул, а плечо враз занемело.

– Пора, Влас Петрович, – сказал он, глядя в окошко. За окошком багровел закат. Ох, и не понравился Власу этот багрянец.

Митяй и Сева все еще спали. Митяй выглядел не хуже и не лучше себя прежнего. Видно, ему не так повезло, как папеньке. Приходится сражаться с хворями своими собственными силами. Про причину хвори Влас подумал уже тогда, когда они с Гриней вышли из дому, спросил прямо, без обиняков:

– А пацан твой не того?

– Не – чего? – уточнил Гриня мрачно.

– Не перекинется, если его… покусали.

– Перекинулся бы, если бы после этих покусов умер, – сказал Гриня после недолгой паузы. – Он бы умер, его бы похоронили, а он бы выкопался. На манер дождевого червя.

– Или на манер тех фрицев, про которых рассказывал Зверобой?

Гриня кивнул.

– Только это был бы уже не он. У упыря от человека остается разве что память. Приходят они к тому, кого помнили и любили при жизни. Память остается, а любви никакой.

– Супруга твоя тоже?.. – Догадался Влас.

Гриня снова молча кивнул.

– И тебе пришлось ее…

– Не мне. Я бы не смог. Тетя Оля, ну, та самая, помогла. Женщина она была решительная, сама все сделала. Кстати, ее упырь тоже порвал. Я при ней тогда был в такой же шкуре, как ты сейчас при мне. Рассказала она мне, куда бить, куда целиться, чтобы наверняка. Если придет время. Время пришло… Но все случилось по-другому.

– Как случилось? – спросил Влас.

– Долгая история, я тебе потом как-нибудь расскажу. Давай ты мне, Влас Петрович, пока расскажешь, что тебя так тянет в Гремучий ручей, какой у тебя в этом деле интерес.

– Расскажу, – пообещал Влас. – Будет время, обязательно расскажу, а пока не до того. Двигаем!