– Как?

– Так! – Сказал Гриня и скрежетнул зубами. Крепкими, белыми – не упыриными. Кажется.

– Его покусали?

Гриня кивнул.

– Ты?

– Охренел?! – К скрежету добавилась не злость даже, а ярость пополам с обидой. – Я его отец, и вообще я никогда…

– Никогда – что?

– Никогда – никого! Ну, пораскинь мозгами, похож я на тех с полянки? Хочешь зубы тебе свои покажу?

– Не надо.

А мозгами он уже давно раскинул. Что-то не укладывалось происходящее в голове.

– Ты видел, как Зверобоя порвали? – Гриня не спрашивал, Гриня знал, что видел, поэтому Влас даже отвечать не стал. – Ты видел, как они действуют? Как зверье. Голодное, безмозглое зверье.

– А ты не такой?

– А я не такой. Пацаны живы. Ты, Влас, жив. Вот и скажи, такой я или не такой?

– Из тебя больше десятка пуль Зосимович достал. И все удивлялся, как такое может быть! Это ты уже тогда, выходит?..

– Выходит так.

– Это в Гремучем ручье, да? – Вот Влас и спросил то, что все время хотел спросить. – В усадьбе тебя таким… сделали?

– Почти. В лощине. Попался я… как кур в ощип, попался, товарищ командир. Прямо в лапы одному из них. Думал, все – конец мне. Думал, сдохну. Да что там – думал! Боженьку молил о смерти! Да только, похоже, отвернулся боженька от таких, как я. Вот, видишь, до сих пор землю топчу.

– И что теперь? – Глупый вопрос, почти детский. – Как ты со всем этим… – И ведь слов правильных не подобрать.

– Что я жру, ты хотел спросить? – усмехнулся Гриня. – Не закусываю ли безвинными младенчиками?

Влас молчал. Что на такое сказать?

– В отряде твоем никто не пропал, не захворал?

– Нет. – Влас понимал, к чему клонит Гриня.

– И с… Лидой все хорошо?

– Насколько мне известно. Ладно, Гриня, рассказывай, как есть. Меня уже, кажется, ничем не удивить.

– Зайца сожрал, – сказал Гриня шепотом. – Когда совсем невмоготу стало, вот тогда и закусил безвинным.

– Зайцем закусил?

Кто бы мог подумать, что от этого вот дикого признания ему станет легче на душе! Заяц – это тебе не младенчик.

Гриня в ответ молча пожал плечами. Папироса догорела, опалила кожу жаром. Влас разжал зубы, носком сапога загасил бычок.

– А потом сразу отпустило. Веришь, в глотку тебе впиваться мне совсем не хочется. Ни с голодухи, ни вообще.

Как ни странно, а Влас верил! Может, от безвыходности ситуации, а может, от дикости всего происходящего. С упыриной Грининой сутью они как-нибудь разберутся. Ведь сам Гриня до сих пор умудрялся разбираться. Сейчас нужно было спросить о другом.

– Кто это был? – спросил и многозначительно огляделся по сторонам. – Тот самый оборотень, про которого рассказывал Зверобой?..

– Можно и так сказать. – Гриня усмехнулся. – Это Горыныч. Ну, мы его так зовем.

– Мы?.. – Час от часу не легче! У красноглазой твари, оказывается, есть кличка. И это «мы»…

– Я и ребята. Сева, Митяй и Соня.

– Они тоже его, того… знают?

– Ну как знают? Горыныча по-настоящему, думаю, даже мама родная не знает, но встречаться с ним ребятам доводилось. Да ты не переживай, Влас Петрович, если он тебе тогда башку не откусил, так и сейчас не тронет.

– Почему?

Снова захотелось курить, аж засвербело внутри.

– На! – Гриня сунул ему в зубы папиросу. Словно мысли его прочел. Или в самом деле прочел? – Да, не смотри ты на меня так. Это ж очевидные вещи, для этого не нужно быть упырем.

Возле самого лица вспыхнула спичка, отражаясь двумя красными огоньками в Грининых глазах. А потом Гриня тоже закурил. И сказал, глубоко затянувшись:

– Мало в жизни нынче осталось удовольствий. – Есть могу, пить могу, а вот чтобы любить это дело, как раньше, – нет такого. Из прошлого чувствую вкус курева и вина. Даже самогон не в радость. Представляешь?

Влас представлял. Он бы даже посочувствовал. При других обстоятельствах. Но сейчас ему было не до гастрономических страданий Грини.

– Почему зверь меня не тронет? – повторил он свой вопрос.

– Потому что ты со мной. Считай, под моей защитой.

Под защитой упыря! Под защитой упыря от трехглавой твари. В страшном сне такое не приснится.

– Я гляжу, ты быстро свыкся со всем этим… – Гриня взмахнул рукой с зажатой в ней папиросой.

– Выбора другого нет.

А ведь и правда. Какой у него оставался выбор? После всего увиденного и не в такое поверишь.

– И как тебе информация? – Гриня смотрел Власу в глаза. Нормальным человеческим взглядом смотрел, но волосы на загривке все равно зашевелились.

– В штаб о таком не доложишь, – сказал Влас задумчиво.

– Вот и я так думаю. В штаб не доложишь, но делать что-то все равно нужно.

– С чем делать? Откуда все эти… люди?

– Из Видова. Добрая половина на той поляне – мои односельчане. Из тех, кто от карателей ушел. От карателей ушли, а от упыря, выходит, не смогли.

– От какого упыря? – Вот и проснулся в нем следователь. Давненько не высовывался. – Есть какой-то конкретный упырь, от которого они становятся вот такими?

– Думал, больше не осталось. Выходит, ошибался.

– Так, Гриня, не темни! Рассказывай!

А в том ли он положении, чтобы требовать у упыря, твари смертельно опасной, разъяснений? Но ему ведь в самом деле нужно знать.

– А давай мы с тобой, Влас Петрович, заключим сделку. Так сказать, джентльменское соглашение. – Гриня улыбнулся. Вот только улыбка у него получилась невеселая. – У меня в этом деле свой шкурный интерес имеется, но и у тебя, я же вижу, тоже осталось какое-то дельце в Гремучем ручье. Пока не понял, чего тебя туда так тянет, но про усадьбу я знаю побольше твоего. Глядишь, помогу.

– А взамен что? – Предложение, если разобраться, было дельное. Если отбросить в сторону тот факт, что Гриня никакой не джентльмен, а самый настоящий упырь, который не так давно сожрал зайца.

– А взамен ты нам поможешь. Мне и пацанам. С Митяем нужно что-то делать, а я пока не знаю, что. К врачу ему нужно. До Зосимовича далеко, значит, придется тащить в город. А в городе, я так понимаю, знакомцы у тебя всякие водятся. Доктор точно должен иметься.

Доктор у Власа имелся. Старый, еще старше Зосимовича. Старше и осторожнее. Обращаться к нему можно было лишь в самом крайнем случае. Наступил ли этот крайний случай? Власу думалось, что наступил.

– Ну? – Гриня хмурился.

– Как будем до города добираться?

– Мои заботы. Что решил, товарищ командир? Принимаешь ты мои условия?

Выбора у него особого не было, да и желания тоже. Гриня хоть и упырь, но ведет себя пока вполне нормально. На вот этом «пока» Влас решил не зацикливаться.

– Принимаю, – сказал и выплюнул догоревшую папиросу.

– Как приятно не разочаровываться в людях! – Гриня вытащил нож. Влас отступил на шаг. – Да не переживай, товарищ командир, руки тебе хочу развязать.

Гриня обошел его со спины, проверил крепость пут, а потом прямо на ухо шепнул:

– Еще одно условие.

Влас ничего не ответил. Он боролся с желанием обернуться. А еще боролся со страхом, что обернется, а позади себя увидит уже не того Гриню, с которым всего пару мгновений назад заключил джентльменское соглашение. Вместо этого Влас закрыл глаза и последнее условие Грини слушал вот так, зажмурившись.

– Они не знают, – сказал Гриня шепотом. – Пацаны мои не знают, что я вот такой.

В голосе его послышалась такая боль, что Влас открыл глаза и обернулся. Он обернулся, но Грини позади себя не увидел. И веревка на запястьях уже была перерезана.

– Вот пусть так и остается. – Теперь голос Грини доносился из темноты справа от Власа. – Пока я не решу, что мне со всем этим делать.

– Или пока не вопьешься в глотку одному из них, – сказал Влас шепотом. Зря, наверное, сказал. Нельзя вот так с упырями. Но Гриня не обиделся и не разозлился.

– Есть такой риск, – сказал он с горечью. – Вот на этот случай ты и пригодишься, Влас Петрович. Если вдруг я начну того… сходить с ума, ты меня убьешь. Только тебе одному я могу доверить такое важное дело.