Рождество было самым обычным. Никакой магии праздника в воздухе. Никакого настроения. Море алкоголя, будто каждый хотел утопить в нем свою боль. И Гермиона хотела тоже последовать этой порочной привычке, но не могла – она была лицом этого вечера, хозяйкой.

Но она была повсюду. Алкоголь прекрасно развязывал языки, и Гермиона старалась услышать что-то полезное. Слишком много информации.

– Улыбайся чаще, – Блейз Забини появился словно из ниоткуда, и Гермиона расслабилась в лучах его уверенности.

– Даже дышать страшно, – выдохнула Гермиона.

– Неужели гриффиндорцы что-то боятся? – притворно испугался Блейз. Но он видел, что Гермионе было не до шуток.

– Я так и не научилась тут жить.

– Ты справишься, – он легонько сжал ее локоть в жесте поддержки.

Всегда справлялась.

Гермиона даже не знала, как ей шла улыбка. За эту улыбку Блейз был готов свернуть горы и вывернуть мир наизнанку, чтобы бросить его к ее ногам. Вот только гриффиндорка в этом не нуждалась.

– Выпьем? – предлагает он.

Да. Ей нужно расслабиться.

– Нет, – ей нельзя было терять концентрацию.

– Но я настаиваю, – Блейз уже вкладывает тоненькую ножку бокала в ее дрожащие пальцы. – Это просто шампанское, бокал можно.

И она осушила залпом, словно ждала, пока кто-то примет за нее решение. А Блейз пропал, растворившись за ее спиной.

Она снова осталась одна.

Рождество – семейный праздник, но она еще никогда не была так одинока.

Она высматривала его, потому что с ним было спокойно. Потому что хотела ощутить ту волну спокойствия и уверенности, которую излучала его сильная фигура.

Гермиона случайно заметила, как его широкие плечи, обтянутые в атлас, скрылись в дверном проеме. Но он был не один – Теодор Нотт и Драко Малфой тоже вышагивали рядом.

Определенно, они что-то замышляли, и Гермиона почувствовала острую необходимость подслушать. Но чьи-то влажные пальцы обвили ее запястье, не дав последовать за трио.

– Спешишь?

Гермиона обернулась на наглеца. И ее брови поползли вверх, потому что это был не наглец.

– Астория, – процедила сквозь зубы экс-Грейнджер.

– Гермиона, – сухо кивнула экс-Гринграсс.

– Убери руки.

– А ты убирайся из моей жизни! – шипит Астория, практически вплотную приблизив губы к ее лицу.

– Без тебя разберусь, – Гермиона пытается освободить свою руку из плена ее цепких пальцев.

– Тебе же Драко велел убраться!

– Обязательно, – в ответ рычит гриффиндорка. – Сама жду не дождусь, когда этот цирк закончится!

– Нет, убирайся сейчас! – настаивает Астория.

– Не лезь в мою жизнь!

– Это ты лезешь в мою! – плюется жена Драко. – Ты разрушаешь мою жизнь!

– Астория, ты с ума сошла! Я с тобой даже не разговариваю!

– Думаешь, я не знаю, что ты раздвигала перед ним свои грязные ноги?

– Можно подумать, он меня спрашивал! – парирует Гермиона,

– И тебе хватает наглости говорить мне об этом в лицо!

– Ну тебе же хватает такта об этом спрашивать.

Между девушками искрится напряжение. А потом Астория шепчет:

– Пожалуйста, не забирай у меня Драко.

– Ты в своем уме? Я…

– Я вижу, как он смотрит на тебя, – шепчет Астория. – Он не замечает меня, – качает головой девушка. – Он перестал спать со мной.

Гермиона отказывалась это понимать. Категорически не хотела, чтобы хотя бы отдаленно, но это было правдой. Хотя самая эгоистичная часть ее души желала этого.

– Я уеду, – кивает головой Гермиона.

Тихое «спасибо» от Астории ударится ей в спину, но Гермиона его не услышит. Гриффиндорка решила не тянуть резину и не играть на собственных нервах, поэтому поднялась в свою спальню.

Она пришла в этот дом ни с чем, ни с чем и уйдет. Еще с вечера она попросила, чтобы Тинки принесла ей сумку. Ту самую, с которой она скрывалась с друзьями по лесам.

Но было сложно проститься. Слишком много воспоминаний. Слишком много боли. Минутки счастья.

Ее шаги эхом отлетали от стен мэнора. По закону подлости, единственный камин, что работал в доме, был в кабинете. Уже не Люциуса, а Драко.

Порт-ключей осталось слишком мало, а трансгрессировать самостоятельно ей было страшно. Она была в себе не уверена. Поэтому она надела самую теплую мантию с самым глубоким капюшоном, чтобы скрыть свое лицо. Мало будет хорошего, если ее опознают в Дырявом котле.

Гермиона не знала, куда ей деться и что делать дальше. Вот бы к ней тоже приехал большой двухъярусный автобус, как тогда к Гарри, когда он перешел на третий курс. Она ведь тоже попала в беду, неужели она не заслуживает помощи?

Она устала спасать себя сама.

Чем ближе она подходила к кабинету, тем сердце начинало биться все отчаяннее. Хотелось развернуться и убежать, но Гермиона четко понимала, что выход только один – в кабинете.

– Нотт, – вырвалось у девушки, когда она зашла внутрь.

– Миссис Малфой, – парень отсалютовал ей бокалом, потом жадно пригубил.

Пить не хотелось вовсе, но Блейз предложил одну увлекательную авантюру, и он не мог не согласиться.

– Куда-то торопишься?

– Не твое дело, Теодор, – огрызнулась Гермиона. Его тут еще не хватало. Ну что за закон подлости – единственный выход тут, а между ним и ею был Теодор!

– Все, что касается тебя, касается и меня.

– Больше нет, – тихо ответила Гермиона, отводя глаза в сторону.

По-прежнему больно.

– Если бы у меня не отобрали маховик времени, я бы обязательно вернулась в тот день, когда сбежала к тебе.

– Я так рад, – кривит Нотт губы.

– Но я бы предпочла умереть, – она смело встречает его яростный взгляд.

– Нет.

– Или вернулась бы еще дальше, в Хогвартс, – поневоле повышает девушка голос. – Чтобы умереть на полу в ванной и никогда не узнать, что ты оказался…

– Хватит! – перебивает он ее. – Замолчи!

– Правда глаза колет?

– Не говори так!

– А разве я не права?

– Молчи или я…

– Что ты? – кричит девушка, обхватив собственные плечи.

– Или я заставлю, – произносит юноша, поиграв желваками на своих скулах.

– Вот, значит, как, – потеряно реагирует девушка. – Кем ты стал, Тео? – Гермиона почувствовала, как влага стала собираться в уголках глаз и поспешно отвернулась, чтобы смахнуть ее. – Вспомни, как ты боялся сделать мне больно? – шепчет Гермиона. – Ты так боялся стать похожим на Малфоя, но чем сейчас ты от него отличаешься?

Тишина. Столько невысказанных обид и непролитых слез.

– Ты тоже делаешь мне больно, Нотт.

И это заставляет пол под его ногами пошатнуться.

– Тоже? – переспрашивает слизеринец.

– Мне нужно уйти, – у Гермионы нет никакого желания продолжать разговор. Она слишком многое ему показала.

– Тоже? – он перегородил ей путь.

– Пусти, – устало просит Гермиона.

– Тоже?

Она не может выдержать взгляд синих глаз и опускает свой. Но ему нужен ответ – громкий и четкий. Но она по-прежнему молчит. Указательным пальцем приподнял ее подбородок, вынуждая посмотреть на него. А в ее глазах – разочарование. Уже не боль и даже не гнев. Пустота. И от этого больно.

– Ты принадлежишь мне, – прошептал он в самое ухо. – Ты моя, – его слова вызывали мурашки. – И никто не смеет причинять тебе боль.

– Кроме тебя? – не смогла удержаться Гермиона.

– Именно, – кивнул парень и резко прижался к ее губам, предупреждая очередное едкое уточнение.

Эти губы были созданы для любви, как и сама девушка. Вот только сейчас они делали больно. Снова.

Гермиона недовольна таким поворотом событий, поэтому пытается протестовать. Но парень даже не замечает ее попыток. Закрыл глаза, словно абстрагировался от внешнего мира, он наслаждается моментом, а ее кулачки, неустанно бьющие по его спине, лишь добавляют остроты.

– Пусти, – шепчет Гермиона, когда он перестал терзать ее губы.

– Останься, – просит он.

– Не могу.

– Не можешь?

– Не хочу, – поправила она саму себя.

У нее уже был новый план, который она обязана воплотить в жизнь. Все ради победы. К черту все, даже собственную гордость. Историю ведь пишут победители.