– Темный маг, один из первых темных магов.

– А я должна о нем что-то знать? Я не помню, чтобы читала о нем в книгах.

– Я прочитал о нем на вкладыше от шоколадной лягушки, – честно признался парень. – И это было чертовски сложно – найти о нем упоминания в энциклопедиях.

– Но ты ведь справился, – стонет девушка.

– Я умею быть настойчивым, – прозвучало слишком неоднозначно.

– Так чем примечателен этот Герпий? – Гермиона стала подаваться бедрами навстречу Теодору, молясь, чтобы он соскользнул и все-таки вошел в ее изнывающее тело.

– Он был первым змееустом.

– О!

– Он вывел первого василиска.

– Ничего себе!

– Именно на не его труды опирался сам Салазар Слизерин.

– Действительно, стоящий маг, – согласилась Гермиона. – Жаль, что Темный.

– Сам Темный Лорд им интересовался.

– Ради василиска? Дай угадаю, ради Нагайны?

– Нет.

– Тогда зачем?

– Гарпий первый, кто изобрел крестраж.

– Что?!

– Он был первым волшебником, кто создал крестраж.

– И василиски, и крестражи, – шепчет Гермиона. – Сколько же жизней он загубил, – горько подмечает девушка.

– Это была Древняя Греция, и жизнь человека ничего не стоила.

– И Том Реддл…

– Да, из Албании оказался в Греции. Но к тому времени у него уже было несколько крестражей.

– Тогда зачем?

– Ты же знаешь, что он коллекционирует реликвии?

– Но зачем ему понадобилось… а что ему понадобилось?

– Волшебная палочка. Думаю, что именно эта палочка является подлинной.

– Как бузинная?

– Лучше.

– А Реддл нашел ее?

– Это заняло у него несколько лет, но он нашел ее.

– Почему так долго?

– Это же Древняя Греция, – напомнил слизеринец. – Тогда палочки выглядели иначе.

– Посох, – догадалась Гермиона.

– Согласись, если бы он был с посохом, это было бы забавно. – Гермиона прыснула со смеху.

– Но почему он не забрал ее себе?

– Ты хорошо знаешь мифы Древней Греции?

– Естественно, – улыбнулась девушка.

– Тогда подумай, – предлагает Теодор. – Посох и змея.

Она морщила лоб, пытаясь припомнить что-то похожее, но он отвлекал ее, дразня пенисом.

– Я сдаюсь, – Гермиона терпела поражение по всем фронтам.

– Асклепий, – выдыхает он ей прямо в губы.

– Но это врач, – у нее в голове не укладывалось, как может темная магия и медицина сочетаться.

– Это полубог, полукровка, как и сам Темный Лорд. Он был обычным смертным, который возвращал умерших к жизни, за что и был убит, но после его воскресили боги и сделали себе подобным.

– Да, я читала об этом.

– Реддл искал его посох?

– Это один и тот же посох.

– Но раз Реддл его нашел, почему не забрал себе?

– Для начала это посох был разделен на несколько частей, чтобы ни у кого не было такой силы.

– Но он ведь собрал его?

– Да, но посох ему не покорился.

– Почему?

– Говорят, что на посохе проклятие. Это Темный Лорд его проклял, потому что не смог подчинить своей воли.

– Почему?

– Только чистокровный может его коснуться.

– Поэтому ты его ищешь, для Реддла?

– Для себя.

– Хочешь власти? – улыбнулась Гермиона, скрывая за улыбкой тревогу за слизеринца.

– Мне хватает власти над тобой и твоим телом, – дерзко улыбнулся он.

– Тогда зач…

– Хватит вопросов, – просит он. – Я тебе немного рассказал, остальное узнай из книг, как в старые школьные времена.

– Может, стоит заняться делом? – мольба во взгляде.

– Стоит, но не будем. И ты знаешь, почему.

Мысленно она послала проклятия на Малфоев и их мнительность.

– Но ведь у нас есть другой выход, не так ли?

– Нет, – отрезал он.

Но она видела голодное пламя страсти, что делало его синие глаза практически черными. Она поцеловала его долгим, нежным поцелуем, заставив расслабиться и забыться. Не разрывая поцелуй, девушка переплела с ним ноги, а затем перевернулась, гордо возвышаясь над ним.

– И что дальше? – поднял он бровь в вопросе.

Вместо ответа она потянула его за плечи, заставляя сесть. Его пальцы сжали ее бедра, когда она приподнялась над ним и зависла над членом.

– Нет.

Но головка члена уже упиралась, но в колечко ануса, заставляя Нотта потеряться в неозвученных вопросах.

– Нет.

– Но я хочу тебя, – молит девушка. – Полностью. В себе.

– Замолчи, – просит он, когда слова начинают пробиваться сквозь здравый смысл.

– Я хочу вспомнить ощущения наполненности и счастья, когда ты во мн…

– Молчи, – срывается он на крик.

– Потрогай меня, – просит Гермиона, – потрогай меня там.

И его пальцы жили какой-то своей жизнью, потому то тут же ринулись исполнять ее просьбу. Новая порция стонов улетела в потолок, сорвавшись с ее губ. Его пальцы собирали влагу, размазывая по промежности.

– Пожалуйста, – просит Гермиона.

Его губы стали целовать ее плечи, пока мозг отчаянно пытался принять правильное решение. И не удивительно, что все доводы были «за». Она была возбуждена, как никогда, что сделало бы проникновение комфортным и безболезненным. Она сама просила, и он тоже хотел ее. А еще он в течение часа дразнил не только ее, но и доводил себя – следовательно, он кончит очень быстро. Счастье, если хотя бы успеет полностью войти. Он дал себе слово быть нежным и медленным.

Гермиона поняла, что победила, когда его пальцы, густо покрытые ее смазкой, стали медленно проникать в отверстие.

– Да, – выдохнула она.

Она сама стала насаживаться на его член, возбуждая Тео своей готовностью и порывистостью.

– Гермиона, – он попытался удержать ее. Так и хотелось расписать ей, что это больно и все такое, хоть он и будет максимально нежным. Но сорвалось лишь короткое: – Это больно, – руки сжались на ее бедрах сильнее.

– Любить тебя – вот это больно.

А в следующую секунду оба застонали – она от боли, поскольку приняла его одним рывком больше, чем наполовину, а он от удовольствия, почувствовав, как тесно сжались мышцы, обхватывая его немаленькое достоинство.

Он сделал пару толчков, как она попросила:

– Можно я сама?

И он завел свои руки за собственную спину, позволяя Гермионе самой выбрать и угол проникновения, и темп.

И Гермиона, уперевшись в его плечи ладонями, начала делать первые, несмелые точки. Его тихие стоны добавляли ей смелости. Он нашла приятный ей ритм и даже привыкла к значительному дискомфорту внизу, как он развел свои ноги шире, немного меняя угол проникновения.

– Нет-нет, – запаниковала девушка, которой это аукнулось новой болью.

Но он уже не полулежал, а сидел, плотно прижимая ее к своей груди и толкаясь, придерживая левой рукой за талию.

– Я сама хочу, – возмущается Гермиона, но проглатывает свои слова, когда правая рука Нотта начинает играть с клитором.

Она так сильно выгнулась, что непременно бы упала, если бы слизеринец не удерживал ее. Его губы скользили по ее шее, чувствуя каждый стон, что вырывался из ее горла. Она вцепилась в его плечи, царапая их своими коготками, оставляя глубокие борозды, которые еще долго будут напоминать Теодору о ней.

Не смог быть нежным, как обещал. С каждым ее низким стоном в нем просыпалось что-то темное, что он отчаянно пытался сдержать. Он совершенно сбился с ритма, а она наслаждалась тем, как ловко его пальцы порхали на клиторе, заставляя забыться.

Вот она пыталась удержаться на его коленях, а вот уже прижата его крепким телом к покрывалу.

– Тео! – вырвалась у нее, когда он особо глубоко толкнулся в ней.

Это был возглас удивления, но Нотт отчетливо услышал испуг, спрятанный в хрипотце ее голоса. Это несколько его отрезвило, давая передышку обоим. Он любовался тем, как ее упругая грудь тряслась в такт его толчкам, как она прикусывала нижнюю губу, стараясь сдержать особо громкие стоны, что разрывали ее.

Но он тоже был не железным – все это время у него никого не было. Даже проститутки, чтобы сбросить напряжение. Он даже не дрочил. Это все было не то. Гермиона Грейнджер плотно въелась в атомы его клеток, не позволяя и посмотреть на других. Но трахать Гермиону Малфой оказалось до боли приятно, до судорог в икроножных мышц.