– Почему он дал тебе его? – в голосе сквозило неподдельное беспокойство.

Что-то надорвалось в ней, заставляя вновь обнажиться.

– Потому что я не смогла жить без тебя, Тео, – слова повисли в утренней тишине.

– Что ты сделала? – грозно спросил Нотт.

Но она молчит. Смело выдерживает его строгий взгляд, а затем укоризненный.

– Что ты сделала? – повторяет слизеринец свой вопрос.

– Я не смогла без тебя, – тихо отвечает девушка и садится рядом на кровать, соприкасаясь с ним коленками.

Нотт чувствует, что она еще не закончила, поэтому не перебивает и не торопит.

– Когда я была маленькой, я очень любила читать мифы и легенды, они мне так нравились.

– Ты подсознательно знала, что это правда.

– И я очень любила греческие мифы. Именно поэтому папа возил нас с мамой туда каждое лето, – Гермиона прикрыла глаза. Воспоминания о родителях ковыряли рану. – И там был миф об Орфее и Эвридике. Он мне казался самым глупым в книге, а сейчас я его поняла.

Но Нотт не понимал.

– Он проделал такой путь, чтобы вернуть любимую, и не выдержал в самом конце. Он практически спас ее, но не выдержал и обернулся. И она исчезла, – тихо шептала гриффиндорка, по-прежнему держа глаза закрытыми.

Он все равно не понимал. Смотрел и внимательно слушал, вертя что-то в руках, что опасливо поблескивало металлическим блеском.

– И только в семнадцать лет я его поняла, понимаешь?

– Нет.

– Когда ты был рядом, я тоже не понимала, но как только ты… – она не смогла произнести это вслух, – я стала видеть тебя повсюду. Я постоянно оборачиваюсь в надежде увидеть тебя, – она шмыгнула носом. – Ты был моим Орфеем.

И он понял.

– Последнее, что ты слышал от меня, это то, что я тебя ненавижу, – слезы вытекали из уголков глаз, красиво падая на грудь.

– Ты меня правда ненавидишь? – Но он видел, что это неправда.

Вместо ответа она повернулась к нему. Сердце защемило от боли. Она была так прекрасна в своей грусти и печали. Он протянул руку, чтобы пальцем стереть дрожащие полоски, но она уклонилась.

– То, что было между нами… фальш?

– Что? – волшебный момент был разбит.

– У чистокровных всегда так? – уже не плакала, а в голосе сталь. – Все ради семьи?

– Да, – на автомате ответил парень.

– Значит, Джинни права, и ты меня правда использовал, – подытожила гриффиндорка разговор.

– Что?! – воскликнул Нотт.

– Все нормально, – кивнула Гермиона. – Я все понимаю, но не этого, ведь благодяря тебе у меня теперь нет семьи, – грустно усмехнулась девушка.

– Гермиона, – он взял ее руки в свои, но девушка выдернула. – Гермиона, – снова взял ее за руку, но в этот раз удержал. Она подняла на него глаза, и в них плескалась уже не боль, а разочарование. – Запомни, чтобы я не делал, я делаю это ради тебя, ради нас, ради себя, – расставил приоритеты Теодор. – Я не хочу, чтобы мы бегали всю оставшуюся жизнь. Я хочу для нас нормальной жизни.

– Ты правда тогда хотел сбежать со мной?

– Ты думаешь, я бы не сделал этого, если бы у нас был хоть один шанс на это? Хоть один успешный шанс на побег?

– Почему ты?..

– Брось, Гермиона, – фыркнул Нотт. – Меня бы искал Темный Лорд, а Поттер бы всю землю обошел в поисках тебя.

– Гарри такой, да, – улыбнулась гриффиндорка.

– Обещаю, Грейнджер, мы будем вместе, – улыбнулся Нотт такой родной улыбкой. – Мы обязательно будем вместе. Но мы не в сказке, тут не бывает счастливых концов. Не для Пожирателя смерти. Но мы будем вместе, – обещает он. – Ты посмотришь на мир моими глазами.

Она снова посмотрела на него, словно сканировала. Она отдала бы все на свете, лишь бы это было правдой.

Это было самым естественным действием в мире – поцеловаться. Целовать, вкладывая в поцелуй душу и чувства. Целовать – даря себя. Целовать – и не требовать ничего взамен. Целовать – обещая целый мир.

Но сейчас война.

Полотенце соскользнуло, когда она села ему на колени. Он хотел что-то сказать, но она снова целует его.

Поцелуи. Поцелуи. Так много поцелуев. Губы уже опухли, но душа требует еще. Голова кружится, а мир плывет перед глазами. Никаких мыслей – все вытеснено поцелуями. Нежными, как летний ветерок. Жгучими , как глоток кофе. Крепкими, как их любовь.

Вот она была сверху, а вот уже лежит на спине, надежно спрятанная под его телом.

– Пожалуйста, – только и смогла сказать она, а он все медлил.

Глаза в глаза, а там океан нежности. И в этот раз их действительно было только двое. Ноги переплелись. Он опирался на локти, а ее руки скользили по его плечам и спине, вновь изучая. Они заново открывали этот мир. Их маленький мир.

Удовольствие текло по венам тягучей карамелью. Она слизнула капельку пота, что упала с его лба ему на грудь, а он в ответ поцеловал ее в лоб. Она чувствовала, как напряглись его мышцы под ее руками, а он чувствовал, как начинали дрожать ее ноги, не справляясь с удовольствием.

Дважды. Они сделали это дважды. Сначала в кровати, а потом, когда он уже одевался, Гермиона не выдержала и подошла сзади, обнимая. Пусть это сон, но она вдыхала его запах так глубоко, что чернело перед глазами. А потом она уже была прижата к стене и обнимала его ногами, пятками стуча по его ягодицам в такт толчкам.

Ей казалось, уйди он сейчас, то никогда не вернется. Даже во сне.

– Не хочу просыпаться, – прошептала она, когда он снова укладывал ее в кровать. Она подвинулась, и он лег рядом, ведь ей нужно было это.

– Мне же это снится? – спросила Гермиона, положив голову ему на грудь.

– А сама как думаешь? – улыбнулся слизеринец.

– Это не может быть правдой, – Гермиона зажмурилась, словно пыталась что-то себе доказать. – Я ведь видела, как ты упал.

– Ты забудешь, – ушел он от вопроса между строк.

– Нет, Тео, – запротестовала Грейнджер.

– Тогда помни, я люблю тебя.

И она заснула, неожиданно провалившись в темноту. Уже утром она будет уверена, что это просто сон. Но заправляя постель, она найдет кольцо. То самое, которое ночью Нотт крутил на своем пальце.

Она тут же опустится на пол, до боли зажимая его в пальцах. Неужели это был не сон? Она осмотрелась по сторонам: полотенце было аккуратно сложено и лежало на стуле, как она его и положила.

Стало больно. Он снова был от нее на расстоянии вытянутой руки, и снова ускользнул. В который раз. Но терять его было с каждым разом все больнее и больнее.

Но она отчетливо помнит, что он ее любит. Она не подведет его. Она будет сражаться за мир, а потом, когда она проживет долгую жизнь, он ее обязательно встретит. Они будут вместе.

Нерешительно покрутила серебряное кольцо в тонких пальцах, но решилась. Надела. Теперь оно находился на своем месте – на безымянном пальце. Даже дышать стало легче. Боль не ушла, но притупилась. Пропала жалость и обида. Она даже подкрасила губы, когда собиралась на завтрак. В дверях она споткнулась.

Та самая История Хогвартса, что выпала из рук. Но как это возможно?

– Ну что ж, Теодор Нотт, с вами не соскучишься, – плотоядно улыбнулась Гермиона, предвкушая очередную разгадку.

Они заметили, как она изменилась. Это случилось внезапно. Вчера вечером она легла спать одним человеком, а проснулась другим. Это уже был чужой человек, с другим мышлением и новым взглядом на жизнь.

Девочка, которая всегда заботилась о всех, больше не заботилась вообще. В первую и последнюю очередь, ее теперь волновала только она сама. Потому что они сделали ее такой. Потому что так сложились обстоятельства, заставляя заботиться лишь о своих интересах. Гермиона Грейнджер перестала быть удобной.

– Гермиона, что происходит? – как-то спросил Гарри шепотом.

– Гарри, мы же в библиотеке! – возмутилась девушка.

– Именно поэтому я и шепчу, – оправдался друг. – Ты стала другой.

– Я такая же, Гарри, просто вы не можете мне ничего предложить, кроме как сделать за вас домашку.

– Я не просил.

– Я про Рона.

– Но а я, Гермиона? В чем я перед тобой виноват? – Гарри уставился на нее.