– Блять, Грейнджер, – голос сорвался. – Ну какого хера?..

Ее рука, лежащая на бортике ванной, соскользнула, и брызги драматично упали на кафель.

– Грейнджер? – Забини отказывался понимать, почему не видит девушку полностью. Вообще не видит. – Грейнджер! – мулат кинулся к ней. – Грейнджер…

Мулат достал гриффиндорку из ванной. Она была в одежде, что промокла насквозь и облегала ее худое тело. Щупал ее руки, но не мог найти пульс.

– Только не умирай, только не умирай, – повторяет Блейз.

На шее тоже не было пульса.

– Блять, Грейнджер, я тебя никогда не прощу, – угрожает он ее бесчувственному телу.

Пытается судорожно вспомнить, что о подобном говорится в колодомедице. Не помнит, хоть убей. Ни одного заклинания. Но на помощь приходят инстинкты и здравый смысл.

– Грейнджер! – трясет он ее тело, сидя на полу, но ноль ответа.

Судорожно стягивает с нее намокшую кофту, кладет девушку на свое колено, упираясь бедром ей в живот.

– Давай, кошечка, – стучит ей по лопаткам. – Ты ведь сильная, – приговаривает он, – ты самая сильная ведьма из всех, кого я знаю, – очередной удар по спине.

Ничего.

На все у него не более двух-трех минут, и Блейз молится, чтобы не было слишком поздно.

Вода из ее легких медленно вытекает на холодный кафель, туда же капают и его слезы.

– Ну давай же, ты ведь слышишь меня, – он продолжает хлопать по ее лопаткам. Решив, что жизнь важнее чувства такта, растегивает лифчик, чтобы Гермионе ничего не могло мешать.

Вода перестает течь, и Блейз переворачивает Гермиону – теперь девушка лежит на спине. Лицо белое, как смерть, а губы синие, и в уголках пена. Склоняется над ней, зажимая одной рукой нос, а второй оттягивает голову назад, как можно дальше.

Глубокий вдох – выдох в рот.

И так несколько раз по кругу, до головокружения и грани потери сознания от нехватки кислорода в организме. Но он нащупал слабый пульс.

– Кошечка, – улыбнулся Блейз. – Ты не можешь уйти и оставить Поттера одного, он ведь умрет в этот же день, споткнувшись о собственные шнурки.

Гермиона уже лежит, распластанная на полу в ванной, а Блейз стоит на коленях, давя на грудную клетку. Он не знал, правильно ли он это делает или нет, но он читал, что так можно и нужно делать. Он очень надеялся, что он все делает правильно.

Расстегнул ей пуговицу на узких джинсах и немного молнию. И снова улыбнулся, когда нащупал трепещущий пульс.

Продолжил делать какой-то там массаж сердца и замер, когда увидел пузырек. Взмах руки – и флакон уже в ладони. Пузырек с таблетками Нотта. Пустой пузырек.

– Грейнджер! – ругнулся Блейз.

Не церемонясь, схватил Грейнджер поудобнее. Проще было послать в нее заклинание, но сделал все по старинке. Из кармана достал платок, обернул им два пальца и нагло вторгся ими в рот. Заботливо придерживал, пока из нее выходила вся та гадость, которой она наглоталась.

Как только судороги прекратились, применил очищающее, освежая ее дыхание. Обняв ее, Блейз сел на мокрый пол, баюкая девушку, как младенца. Слезы лились бесконтрольно по щекам, когда он чувствовал ее стабильный пульс и тихое дыхание.

Прислонился губами к виску, запечатляя поцелуй – он чуть ее не потерял.

Именно в этот момент она открыла глаза.

– Я умерла, да? – хрипло спросила девушка.

– С чего ты решила?

– Мне так… спокойно.

– Еще хоть раз учудишь подобное, самолично придушу, – обещает Блейз и крепче прижимает к себе.

– Ты мокрый, – подмечает она, но все равно трется щекой о его плечо. Ослабленный организм погружается в беспамятство и забывается сном.

Она проснется глубокой ночью, практически под утро, и все покажется сном, но небольшой зеленый бутылек, стоящий на ее тумбочке и заботливо оставленный Забини, будет говорить о другом.

Теперь действительно все казалось таким простым и глупым. А еще вчера вечером она стояла на том самом месте, где в последний раз она видела Тео. Стояла и смотрела вниз, но так и не смогла понять, что заставило его так поступить.

Она тоже чувствовала себя потерянной в этой жизни. Она тоже хотела уехать. Он обещал подарить ей целый мир, а в итоге оставил ее у разбитого корыта.

Девушка искренне не понимала, что должно было придать парню сил на подобное. Она вот не смогла. Хотела, но не смогла. Но если бы от ее жизни зависела победа Гарри в этой войне, то она бы смогла. Точно смогла. Наверное.

Но самое страшное было не то, что подтолкнуло его, а то, что творилось в его душе во время полета в эти считанные секунды.

А еще она пришла сюда за ответами, которых никто не мог дать.

Как медальон, который разбился, оказался снова на ее шее целым?

Почему не спали его согревающие чары, когда он разбился?

Только один ответ, от которого сердце замирало, а потом начинало бешено стучать, а глаза поневоле наполнялись не пролитыми слезами – он жив. Невероятно, волшебно, чудесно, но каким-то образом он выжил. Только это могло бы многое объяснить. Но появился тогда другой вопрос – зачем?

Слишком много вопросов, которые теряли важность перед неоспоримым фактом, в который она смогла поверить – Теодор Нотт ее использовал, чтобы помочь отцу.

Она не смогла повторить его поступок и сбежать от реальности, но смогла десятикратно увеличить дозу и забыться в реальности.

А сейчас она сидела на кровати, свесив ноги и думала, что происходит вокруг. Дружба дружбой, но Гарри не заметил, что с ней что-то не так. Отношения отношениями, но Гермиона обязана следить за последними новостями.

Она твердо решила выпытать у Гарри абсолютно все, что она пропустила, пока была в “отношениях”.

Отношения.

Она пообещала себе, что больше никогда не допустит такой ошибки. Это не для нее. Она не создана для отношений. Она создана только для того, чтобы ее использовали. Отношения – это не к ней, а вот спасти чью-то жопу и дать списать, то да, вот тут ее выход.

По щеке скатилась слеза. Последняя. Она поняла, что самые нормальные отношения у нее были с Малфоем – он никогда ей не врал, а просто использовал. Гермиона даже зло ухмыльнулась от этой мысли, настолько все было абсурдно.

Она была уверена, что Блейз никому не рассказал о ее глупости, но утром все равно уточнит, что именно он сказал, если, конечно, хоть кому-то было до нее дело за эти два дня.

До завтрака было еще долго – целых три часа, поэтому Гермиона достала из шкафа чистое полотенце и аккуратно положила его на стул. Надо возвращаться, поэтому она полежит в теплой ванне, отпуская все, читая книгу. Как раньше. Как-будто ничего не произошло. Ни-че-го.

Подхватив подмышку любимую Историю Хогвартса и захватив полотенце, Гермиона пошла приводить себя в порядок.

Но и ванной мысли не смогли оставить очаровательную головку девушки. Поэтому спустя десять минут она вернулась к себе. Заперла дверь, извлекая опыт прошлых ошибок, и История Хогвартса выпала из рук.

– Не может быть, – произнесла она и даже моргнула раза три-четыре. – Этого не может быть, – но видение не исчезло.

Теодор Нотт собственной персоной сидел на ее кровати, вертя что-то в пальцах.

– Тебя здесь нет, – твердо заявила девушка и прошла мимо него.

Он не мог быть настоящим, но переодеваться она при нем не собиралась.

– Потому что ты обижена на меня? – с прищуром спрашивает Тео.

– Скорее, я не понимаю тебя, – ответила девушка, а потом спохватилась, что идея игнорировать его с треском провалилась в самом начале. – Тебя здесь нет.

– Почему? – Нотт явно забавлялся ее растерянностью.

Можно было пуститься в разглагольствование, что она все видела и все помнит, а еще рассказать все то, что она надумала за все это время. Да даже обиды можно было все высказать. А еще лучше взять и заплакать – вот рухнуть на пол и биться в истерике, чтобы ему тоже было больно от того, что это все из-за него, а он ничем не может помочь.

– Потому что Блейз дал мне зелье, а в нем дурман. Ты просто моя галлюцинация, – убеждала гриффиндорка саму себя.