Всепоглощающий ужас заполонил души мужиков… потом подоспела пьяная злость, а за ней и необоснованное бесстрашие. Данко вскочил с места, расправил плечи и выдал речь, достойную полководца на поле брани:

– Да чтобы я, смердюковский мужик, ига темного убоялся? Вомпэра паршивого?! Да чтобы я отдал свою деревню родненькую твари поганой на растерзание? Нет места нечисти гадкой в сим славном месте, Богами поцелованном! – мужик схватил вилы у сарая, вторые вручил своему боевому товарищу, который видно тоже воодушевился на смертный бой. И ринулись они за калитку созывать народ. Ибо вдвоем идти в хлев —верная гибель.

Дед Похмел хмыкнул, подобрал с травы забытую бутылку самогонки, сунул её за пазуху и пошел восвояси.

Тусклый свет пробивался ко мне сквозь мутную пелену нездорового сна. Свет пришел не один – за ним последовал отвратительный шум в ушах и нарастающая сдавливающая головная боль, которая сковала мои попытки приоткрыть глаза или сделать малейшее телодвижение. Пахло водой, грязью и травой, на которой, судя по всему, я лежала не первый час. Постепенно натужно приходя в себя, мой разум все более ясно улавливал доносящиеся голоса извне. Писклявые, будто детские, но с несвойственным детям тоном рассудительности.

– Если не мы, так другие такую ценную находку унесут себе в нору! Ты глянь, какая тушка свежая. Без шерсти, кожа белая тонкая…

– Да ты поближе понюхай. Чуешь, ненатурально как смердит? Отравой, не иначе! Зуб даю, что это шмарыги нам подкинули, абы потравить и болотце наше себе прибрать!

Смердит. Нет, ну вы слышали этих ценителей прекрасного? Это, между прочим, мои любимые духи. Я попыталась подать признаки жизни, вернее, высказать возмущение по поводу их парфюмерных вкусов, однако, всё что у меня получилось из себя выдавить – это вой полоумной старой собаки на смертном одре. С титаническими усилиями я открыла один глаз и, прежде чем снова погрузиться во мглу, лицезрела удирающие со всех ног две мохнатые кочки не более полуметра ростом, которые с надрывом визжали, как молочные поросята.

Как я оказалась в столь неоднозначной ситуации? Частично предположить я могла. Начнем с того, что я проклинаю это чудесное, но несвойственное моей натуре решение посмотреть красоты необъятной Родины. Жила бы себе, как прежде и бед не знала. Нет ничего антисоциального в том, чтобы быть затворницей и черт с этой проходящей молодостью! Зато сейчас я бы не лежала одна без сознания в неизвестном диком месте за восемь тысяч километров от дома. Хорошо еще, что не зима, а то мой хладный труп уже давно украсил бы местные пейзажи. Нет, я не экстрималка и ехала сюда, как приличная девушка, туристической организованной группой на красочный и самобытный праздник Ивана-Купала. Широкие прозрачные реки и захватывающие дух заповедные леса. Молодежь в вышитых льняных рубахах и сарафанах, венки из местного разнотравья на головах… а к вечеру – вздымающиеся до самых звезд костры. Сарафан я наотрез одевать отказалась – выглядела в нем как барыня, отъевшаяся на заморских пряниках, а вот венком не побрезговала. Наш костер возвышался на небольшом земляном пригорке над рекой. Сумасшедший темп хороводов и легкая медовуха, которую разливала какая-то дородная дама из своего термоса, подарили мне незначительное головокружение.

Отойдя в сторонку, я вдохновленно рассматривала тонувший в сумерках противоположный берег реки, когда моя нога подвернулась на невесть откуда взявшемся камне, который тут же улетел в реку. Прежде чем я успела что-либо сообразить, меня утянуло вниз по обрыву.

После утреннего дождя ехать мягким местом по грязи оказалось не так уж плохо. Обрыв был не более трех метров в высоту, так что в реку я свалилась довольно быстро и даже безболезненно, успела только подумать о телефоне, который был в рюкзаке на моих плечах. На этом воспоминания прерываются. Наиболее очевидный вывод – я ударилась головой о камень в реке, и меня неспешно унесло по течению. Чудо, что не захлебнулась, может, всплыла кверху брюхом как оглушенная рыба и смогла дышать? Кто бы знал… Интересно, ищут ли меня? Как быстро заметили, что кого-то не хватает?

Хлынувшая в лицо вода резко вырвала меня из полубессознательных рассуждений. Я приготовилась к ужасной головной боли, но её не последовало, лишь скверное недомогание затуманивало рассудок. Несколько секунд я лежала с открытыми глазами, привыкая к реальности и пытаясь собрать мысли воедино. Кроме травы и камышей ничего не видела, но четко понимала, что солнце клонится к закату, а это уже не хорошо.

Неуверенно опираясь руками, я села. Вновь послышался всплеск воды. Глянув на реку, которая оказалась буквально у моих ног, я увидела расходящиеся крупные круги, монотонно прибивающиеся к берегу небольшими волнами. Рыба плещется, крупная, не меньше полуметра в длину, рассудила я. Вокруг меня раскинулась небольшая тихая речная заводь, водная гладь рябила, отражая пробивающиеся сквозь ветви золотые солнечные лучи, от чего я постоянно щурилась.

Нужно выдвигаться, до ночи важно успеть найти цивилизацию. Но прежде – оценить повреждения и понять, смогу ли я вообще идти. Пальцами рук и ног я шевелю, суставами двигаю. Голова на месте – это главное, шишки и места самого удара я не нашла. Зато нащупала смачный ком грязи, засохший в волосах. Лицо тоже было в чем-то, очень надеялась, что это не кровь. Я нерешительно подползла к реке и принялась умываться. На руках оставались серые разводы – грязь, мне определенно везет, если в данной ситуации уместно рассуждать о везении.

Святые мира сего! Мой рюкзак! На радостях я ловко вскочила на ноги и полезла вытаскивать находку из камышей. Телефон, быстрее, что с телефоном? На что я надеялась, конечно, не понятно. В нем воды было больше, чем во всей заводи. Ладно, тогда в путь.

Спустя некоторое время я все же усомнилась в своей женской интуиции. Туда ли я иду? Куда не глянь – места, где не ступала нога человека. И в здравом уме не ступит. Лес был, мягко говоря, малопроходимым. Сплошные ветки, палки, а то и целые трухлявые деревья под ногами, ямы, поросшие мхом булыжники. Если бы не плотные джинсы, ноги были бы исполосованы свежими ссадинами до самых бедер.

Я шла всё быстрее, словно в панической попытке опередить сгущающийся сумрак. Сейчас главное не задумываться о трагической смерти в пасти дикого голодного животного. Ну вот, и зачем я усугубляю ситуацию?

Солнце село, и лес наполнился мистической какофонией: скрипы, крики сов, шуршание у самых ног. Все вокруг постепенно окрашивалось в безликие темные оттенки, деревья сливались между собой в непреодолимый частокол. Продолжать движение было небезопасно и бесполезно.

Я присела у внушительного камня и огородила себя целым забором из сухих веток. Сомнительная защита от волчьей стаи, но будем надеяться, что им и без меня хватает пропитания. Я молчала и уговаривала себя не плакать, а еще больше – не слушать холодящие душу голоса ночных птиц и животных.

Сложно сказать, сколько прошло времени, я, кажется, даже задремала, как вдруг по моим прикрытым векам проскользнул отблеск света. Вокруг воцарилась такая тишина, что на мгновение почудилось, что я оглохла. Откуда-то справа донесся глухой барабанный ритм, будто несколько человек несмело, но очень ритмично били в бубны. Засмеялись дети, басом зареготал какой-то мужик. Зарево от того места постепенно нарастало, кажется, народ пустился в хоровод, хлопая при этом в ладоши в один ритм с музыкантами. Продолжение вчерашнего банкета? Стоп, там же люди, я спасена! Как-то не сразу до меня дошла эта прекрасная истина, но более медлить я не стала. Воодушевившись своим чудесным спасением, я пробиралась к тому месту не ведая преград. Мелкие лесные светлячки, потревоженные моими торопливыми шагами, взлетали в воздух и окружали меня сверкающим облаком. Но меня это никоем образом не тревожило, ведь счастье от скорого спасения застило мои глаза. Да что там – меня даже не смущало, что разливающийся по лесу свет, исходящий с места шумного гуляния, какой-то сизый, с радужными отблесками, что явно не могло быть заревом от костра. И что кто-то там хрюкал.