– Ну как состояние? Надеюсь, ты не сильно обалдел от того, что случилось. Всё хорошо, братан, не бойся. Это наши шутки такие молодецкие. А всем известно, что ты любишь чёрный юмор, поэтому обижаться не на что. Лично я даже рад, что ты пришёл и, возможно, когда-нибудь узнаешь почему.
– Если ты мне так рад, то пусть мне снимут эту дрянь, – пошевелил скованными конечностями Денис, – и тогда поговорим нормально. Я вижу, ты именно этого хочешь!
– Да уж, хочу! – задумчиво посмотрев в сторону, сказал странный собеседник и добавил со стёбом: – А они разве мешают? Я думал, тебе струя по ветру, любые неудобства в жизни, как бойцу.
– Лишние барьеры жизнь не красят, разве не ясно, – не оценил шутки Денис.
– Всё верно, – почти доброжелательно поспешил согласиться неизвестный и громко позвал. – Валерия, дорогая подойди! И передав смазливой фемине ключи от браслетиков, с юмором пояснил: – Пусть это сделает наша девочка, словно в постели, где мужчина направляет, а женщина делает!
– Нет, почему всегда так, а не наоборот? – капризно заметила Валерия, выполняя его поручение.
– Потому что я так хочу! – ответил незнакомец и тут же нетерпеливо ей добавил: – Алмаз моей души, сделай и иди обратно, я позову.
Когда же Готфрид, с её помощью освободившись от оков, одобрительно ухмыльнулся в ответ, незнакомец продолжил, неожиданно назвав его по имени.
– Скажу, как близкому, Денис: если попал в мой дом, то уже по-хорошему не сможешь просто взять и уйти, пока не расскажу кое-что архиважное. Поверь, это поменяет твое видение ситуации, в которой находишься.
«Если бы ты знал, с каким количеством людей и разных сущностей мне с недавних пор пришлось общаться, то ты понял бы, что разговорами меня уже не удивишь», – подумал на это Денис и вслух ответил:
– Хорошо, я слушаю.
– Отлично, брат, – ответил неизвестный и с оттенком какой-то странной грусти спросил: – Вот скажи, у тебя никогда не возникало желания переиграть на свой лад всё в прошлом: перейти дорогу правильно, войти в нужные двери вовремя, да и вообще, не ошибиться лишний раз? Или ты, как некоторые, ни о чём не жалеешь из принципа?
– Извини, к чему ты ведёшь, объясни? – недоумённо ответил Готфрид. – Не хочет изменить прошлое только тот, наверное, кто ни к чему не стремился, или жил красиво, как водопад – что упало, не жаль.
– Я это всё к той сцене, которую ты видел во дворе, – пояснил неизвестный. – Все дело в том, что мне иногда кажется, люди на две третьи – это упертые рабы своей закостенелости. Они как рогатый скот: пока с утёса камень на башку не рухнет, не сдвинется с квадрата выпаса. Поэтому часто тех, кто хочет быть со мной, приходится стегать, как каменного идола, и говорить, что тяжело в учении, но в бою легче. Этому учат ещё в школе, но моя наука пообъёмней будет. Просто знаешь, кто я такой? – спросил он неожиданно у Дениса и, не дожидаясь ответа, чуть привстав, продекламировал: – Я просто весёлый князь Берендей, хранитель и проводник особой энергии, мощной, как солнечный медведь. Эта сила меняет человека, а главное, даёт ему возможность предвидеть многое и отвернуть из-под носа многих бед в жизни, кроме смерти. И этим я готов с любым поделиться, если сможет всё принять. А после, уже никто не будет говорить, что я плохо с людьми поступаю. Просто давай сейчас их спросим, – Берендей зычно обратился в зал к гостям: – А ну, народ, скажите нашему другу, правильный ли я человек?
– Ты всегда прав, князь! Ты молодец! – послышались мужские и женские голоса.
– Вот она, любовь народа, – удовлетворённо ответил Берендей, опускаясь на место, – хоть и ветреная стерва, но она существует! – заговорил о другом. – Тут главное, не чему учить, а как преподавать. У меня есть метод сладкого пути познания, с которого так просто не сойдёшь. Как видишь, эти люди узнали, что это такое, – кивнул князь в сторону зала изобилия и продолжил. – Другой обычный путь, через ошибки и утраты, тоже есть, не думаю, что он лучший. Для сравнения тебе его хоть сейчас можно устроить, но вряд ли захочешь, – многозначительно усмехнулся Берендей.
А Готфриду в эту секунду почудилось, что позади князя вместо поросят на вертеле вращаются человеческие туши, словно подтверждая распространённое убеждение, что для достижения чего-либо нужно многое претерпеть. Денис замотал головой, отгоняя это наваждение. А Берендей, как ни в чём небывало, продолжал:
– Но это всё мелочи. Главное в том, что я знаю, друг мой родной, зачем ты пришёл и кто тебя послал. Это смертушка дорогая, наш закат бирюзовый! – и Денису показалось, что на этих словах, сказанных издевательским тоном, Берендей хотел сплюнуть, но сдержался и вместо этого вздохнул. – Она говорит, что этот мир настолько странный и ущербный, что достоин одного – быть переплавленным в другую форму! Конечно! Но забывает, что он во многом такой из-за неё самой, которая вокруг царит с пугающими свойствами. Говорит ещё: чтобы изменить мир в целом, нужно изменить его вокруг себя локально. И опять согласен, без этого никак! Однако наша любимая подруга предлагает подобное достичь сквозь бесконечный омут наслаждений. И дав тебе к этому притронуться, велела прийти сюда и открыть последнюю заслонку, чтобы стать небожителем? Так ведь? При этом, умолчав опять очевидный факт, что для просветления этого мало. Нельзя быть вечным реципиентом наслаждения, эдаким, знаешь, глотателем звёзд. Настоящий мастер не должен только воспринимать благодать, но и уметь излучать её во внешнее пространство. А если ты этим не обладаешь, тогда какой из тебя, как говоришь, преобразователь и человек дела вообще?
Последние слова Берендей произнес вновь решительно, встав с места, словно генеральный конструктор, доказывающий свою правоту на совете директоров. Затем, опустившись назад, расслабленно произнёс:
– Да, бренна наша жизнь, и нужно многое успеть до прихода одной несравненной дамы в черном.
Денис с жаром верного любовника хотел возразить, что дорогой собеседник весьма топорно понимает суть поведения Айсуны, но Берендей опередил его неожиданным ходом.
– Ну, если ты в гостях, айда отметим! У нас волшебное меню, заказывай, что в голову придёт. Например, гурьевскую кашу хочешь?
– Гурьевскую? – переспросил Готфрид, много слышавший об этом блюде, и кивнул, – давай, ещё не пробовал.
– Валерия, дорогая, – опять позвал свою подручную князь, – поднеси гостю гурьевскую и кофе не забудь.
Валерия, как будто предвидя, что так и будет, тут же вернулась с пузатым, накрытым крышкой горшочком. И поставив все на столике перед Денисом, подошла к Берендею со специфической просьбой:
– Извини, дорогой князь, тут просили передать. У мамы Адрианы проблемы со здоровьем, она спрашивает, сможешь ли ты ей помочь?
– Смогу, – задумчиво, после некоторой паузы, ответил Берендей, как будто мысленно ощупывал ситуацию. – Но ты же знаешь, если она болезная не возьмется за ум, то пусть больше ко мне не обращается. Если даже страх смерти не может изменить человека, то я буду тем более бессилен. Ладно, а к Адриане сейчас сам подойду! – заключил князь и обратился напоследок к Денису: – А ты угощайся. Сейчас всё выясним и продолжим разговор.
Гурьевская была, действительно, хороша, как сладкое облако. Денис, посматривая за развлекающимся на все лады народом, от коих, действительно, иногда веяло чем-то горячим, словно от печки, незаметно для себя загреб в себя блюдо. Затем с внутренним сарказмом, пожелав всем присутствующим детей побольше, решил не дожидаться Берендея, довести дело до конца. Следуя внутреннему чутью, он зашел в соседнюю комнату, где нашёл уже знакомых девочек, одна из которых утешала и уговаривала не переживать главную заводилу, сидящую вместе с ней в совершенно расстроенных чувствах и говорившую:
– Я, честно, не знаю, почему он такой бывает со мной. Я задушить его хочу! И уйти не могу. Меня тянет к нему, не передать словами как. Он дает настолько много волшебного, что делаю всё, что он скажет!
– Не переживай, князь человек сложный, но по-своему здраво мыслит, – хитро вклинился в эту исповедь женской привязанности Готфрид, – и он сказал мне, чтобы поехала со мной для одного важного дела, у него есть одна родственница, которая хочет тебя видеть и сама всё расскажет!