-Не надо, сами разберёмся, он хороший, просто напустил на себя дури…-на этом их разговор прекратился, а я лежал и улыбался. Мне даже хотелось тогда в психушку. Когда мы вышли из больницы, мама держала меня под руку, видимо боялась, что я упаду. Мы весело о чём-то говорили, пока шли к стоянке такси. Порез зашили, получилось три шва. Отец нас встретил спокойно и тоже улыбался, наверно, все получили облегчение, что всё закончилось.
-Знаешь, Хохол, если бы я тебя не знал, я бы подумал, что это история какого-то маменькиного сыночка, мажора.
– У вас блатных, чуть что так сразу мама…ты про это?!-усмехнулся Хохол.-Утром я проснулся, и понял, что я дурак! Вчерашние события каруселью вертелись в голове, мать выходит из автобуса, забирает ключи от квартиры, а дальше, Гриня, самогон, сжатый с лезвием кулак. Подъезд, кровь, стук в дверь и крики. Мне показалось, что я орал на весь мир. И сам Бог меня услышал. Прошёлся по квартире, покурил на балконе, тишина. Скоро придут родители с работы, и как смотреть им в глаза? Чувство вины и стыда разрушало меня. Устроил цирк, лучшебы сразу в дурку отвезли. Хотел размотать бинт и посмотреть что там, но бинт я не стал трогать. Позавтракал, покурил, ещё раз прошёлся по комнате. Взял в руки книгу, бросил. Включил музыку, выключил. Лёг на диван и бессмысленно уставился в стену."А если в стену вбить большой гвоздь, достать из кладовой верёвку и повиснуть на стене, выдержит интересно?"-и мне представилось, даже увиделось, до такой степени реалистично, моё тело на белом фоне обоев, что аж вздрогнул. Взляд соскользнул на дверь комнаты, чуть ниже на дверную ручку, и я увидел Бориса Рыжего висящего на ремне, затянутого петлёй на дверной ручке…"Господи, что за бред! Так не может быть, не может продолжаться!"-Вдруг появляются родители, мать начинает голосить, отец бросается ко мне и быстро, дрожащими руками растёгивает ремень, и снимает его с моей шеи. Но это если я буду висеть на двери, а если на гвозде на стене в комнате.., то откроется входная дверь, мать с порога крикнет:"Сынок!"-я в ответ молчу(естественно, я же мёртвый)."Спит, наверное!?" Разувается и прямиком ко мне в комнату, и вдруг видит меня… Нет, она этого не выдержит, а если будет одна, они же редко с отцом вместе приходят. Да и как я могу повеситься в нашей квартире, им же жить потом в ней, а если и продавать потом, то суеверные люди вряд ли купят квартиру после такого случая. Встряхивание головы не помогало, от таких мыслей, я не мог избавиться. Проще было оторвать голову и выбросить в окно. Или повесить голову, и выбить её хлопушкой для ковров. Это всё винт! В гробу его видал! Так и до шизофрении не долго. И сново вина, жалость к себе. "Бедная мама, сколько ты будешь терпеть, теперь сыночек вырос".
Если уж и идти вешаться, то на нейтральной территории. В пасадку, ближе к дороге на кладбище, чтобы долго не висеть, а то будет страшное синее лицо, хм, ну я и придурок! думаю о смерти и о внешности, мне то уже будет без разницы. Когда прощаться люди придут и будут в лоб целовать, надо же неплохо выглядеть, тем более в двадцать один год. И девушки придут обязательно, а я в гробу опухший, весь синий, хотя в морге припудрят, наведут макияж. Как не крути, а смерть должна быть красивой, и труп должен выглядеть на все сто баллов.Хотелось бы даже немного улыбаться. Единственное мне не нравится вскрытие, и тряпка в горле, чтоб челюсть не открывалась, если и уходить в землю, то целым. Надо о таких вещах упоминать в предсмертной записке. Захотелось уйти из дома, пойти к Грине что ли…сейчас бы грамм двести водки… Надо дождаться родителей. Предстоит многое выслушать, а если не кривить душой, идти то некуда, и не хочется, быстрей бы мама пришла, и вдруг сердце наполнилось такой нежностью, глаза заблестели…
– В чём заключается адекватность, когда в хате тридцать человек, на улице лето, жара тропическая, и влажность как в прачечной. Наволочка и простынь не успевают просыхать от пота. И разумное явление, не стираться каждый день. Не стирать джинсы, полотенца и прочее шмотье. И человек адекватный, понимает, что умирать от потницы и туберкулеза в наше время не модно. И лучше, воздержаться, от чрезмерной чистоплотности. Здравый арестант, если идёт в «долину змей», обливаться водой, он знает, что если за собой не вытереть полы, будут испарения воды, и опять сырость и влажность. Когда вокруг тридцать человек и каждый норовит использовать в день как можно больше стирального порошка и не прошляпить свободное место на бельевой верёвке-это массовая неадекватность.-такими выводами Хохол выказывал своё раздражение. Ему легчало после словесного излияния.
Хохол всегда с кем-то жил, никогда не жил один.
-Рядом со мной, всегда кто-то есть, меня как психически больного человека боятся оставить одного. Или как маленького ребёнка. Жизнь категорически против, моего одиночества. Я не говорю про тюрьмы и лагеря. Одиночество здесь можно найти, только в БУРе или карцере, и то его постоянно разбавляют мусора, своим вторжением. Среди наркоманов невозможно быть одиноким, когда я скитался по притонам, зарубил себе на венах этот факт. Гостиницы, хостелы и т.д. Классное ощущение невесомости, единства внутри себя, я нашёл на чердаках. А может, наоборот, благодоря насыщенности себе подобных, и есть интерес, и есть мой спасательный круг.
Шли дни вместе с дождями, и иногда Поэт зачитывал Хохлу написанное, тот строил недовольные гримасы.
– Слишком печально, тоска смертная! Ни одной весёлой истории и шутки. Юмор, где юмор!? Поэт, неужели моя жизнь, такой мрак? Было же в ней много и солнечного света, не только тюремная лампочка. Ладно я расскажу тебе одну историю, за которую ты получишь премию, как там ты говорил, «Чистая поляна».
-«Ясная Поляна», имени Льва Толстого,– уточнил Поэт.– Хорошо, поляна так поляна.., с тебя поляна на свободе.-усмехнулся Хохол.
Глава.3. Основная.
Хохол.
События происходили в 2008 году.
На Казанском вокзале, в любой день муравейник. Люди несут чемоданы, в пять раз больше себя. Хохол шёл с небольшой котомкой, в которой находилось, самое необходимое, для путешествия. Пляжные сланцы, шорты, футболка, мыльное- рыльное, включая бритвенный станок, и прочее барахло: кусачки для ногтей, авторучка, блокнотик и ножичек с вставной вилкой и ложкой, очень удобный в применении. Сашка ему дала телефон, сименс А-55 с антенной, размером со стационарный аппарат, и с царапинами от зубов Сашкиной собаки таксы. С деньгами в кармане не густо, двести рублей. Но в душе богатство, после жизни на чердаке. Хохол думал, что сорвись он в путь с более комфортных условий, то тысячу раз бы засомневался, а так ни серпа ни молота в дорогу. За день до своего отъезда, он узнал на Ярославском вокзале, через какие узловые станции надо ехать, и где пересаживаться, чтобы добраться до Сочи.
Хохол купил билет до первой остановки за девятнадцать рублей, чтобы пройти через турникет . Первая узловая станция на его пути Вековка, до неё предстояло проехать три часа. Позиция безбилетного пассажира не смущала Хохла, платить он не собирался, а контролёров он не боялся. За полтора месяца прожитых в столице, он умудрился ни разу не заплатить за проезд, ни в метро, ни в электричках. В метро подходя к турникетам, он использовал тактику беззаботного студента, подходил впритык к впереди стоящему человеку и проскакивал за ним. Либо если видел, что милиционеров нет, то нагло перепрыгивал через турникет. Бывали случаи, когда люди с красными лампасами на штанах ловили его. Проверяли карманы и кроме свёрнутого большого пакета и лезвия от бритвенного станка, ничего не находили. Ксерокопия украинского паспорта, ничего вообще не значила. Деньги он всегда носил в носке, а московская милиция до проверки носков не опускалась, за что Хохол их уважал. Телефона у него не было, продал по нужде, уже пятый по счёту, к нужде, к этой капризной барышне у Хохла было особое отношение, как к своей девушке, и выполнять её прихоти, он считал делом чести. Однажды, после того как Хохол обнажил карманы, один коп крикнул: «Это кармаш!»– на что Хохол спокойно отреагировал, что лезвие ему служит, как маникюрная принадлежность для резки кутикул, за неимением денег приходиться пользоваться таким вот дедовским способом и показал на пальцах порезанную кожу. Он не упускал возможности ещё рассказать плаксивую историю о работе на стройке, о том, как его кинули и забрали паспорт, одну ксерокопию оставили, как его выгнали с квартиры, и о том, что он как Карлсон, теперь живёт на чердаке. Из всего банального бреда, про крышу Хохол действительно, говорил правду, но менты меньше всего верили именно в это, потому что гладко выбритый, чистенький, одет в украденные вещи Хохол совсем не похож был на человека с такими проблемами. Но менты всё равно его отпускали. Поэтому к контролёрам, снующим по вагонам, он был готов.
