========== 1 ==========

И в миг, когда иссохнет соль,

Там выше боли будет только боль.

— Итак, Уизли, давай-ка еще раз.

То ли воскресший, то ли и вовсе не умиравший Министр Магии Руфус Скримджер смотрел на сидящего перед ним мужчину с явным интересом.

— Вы все услышали с первого раза, господин министр. Я изъяснился довольно четко.

Артур Уизли не помнил, когда в последний раз был полон такой непобедимой решимости. Наверное, никогда раньше. Только-только закончившаяся война, потеря семьи и давнее обещание изменили его сильнее, чем вся прожитая жизнь.

Если она была.

— Хочу убедиться, что у тебя с головой все в порядке, — искусственная доброжелательность сползла с лица Министра. Стеклянные глаза смотрели не моргая. — Ты просишь меня отпустить Пожирателя смерти.

— Вами же и оправданного Пожирателя смерти. Который до сих пор по какой-то неведомой причине пребывает в тюрьме.

Азкабан первые недели после войны был переполнен заключенными, как голова безумного Министра тараканами. Под стражей оказался даже Гарри Поттер, которого, впрочем, через два дня отпустили. А вот Кингсли Бруствер, довольно успешно справлявшийся с обязанностями Министра, поразительным образом стал врагом магической Британии и ожидал суда.

Никто ни о чем не спрашивал.

Не получив от Скримджера никакого ответа, Артур продолжил:

— Дети не виноваты в грехах своих родителей и расплачиваться за них не должны.

— Может, ты тогда всю братию под крыло возьмешь, а? — приподнял бровь тот.

— Мог бы, так бы и сделал. Но я прошу всего одного — Малфоя.

— Странное дело выходит, Артур. То герой всея Британии с пеной у рта слезливыми речами орет о Малфоевской невиновности, теперь ты вот заявляешься. Наводит на мысли.

— Не знаю уж, какие Вас посещают мысли, господин Министр, но в Пожиратели я явно не записывался.

— Это теперь под вопросом.

— Не сочтите оскорблением, но смерть Вам на пользу не пошла.

Дерзить не стоило, но этот разговор уже осточертел до злости. Вылезший из могилы министр был определенно безумен. Да и сколько раз они уже так разговаривали? Уизли не помнил.

— Чего ты добиваешься, Артур? — Скримджер наклонился вперед, оперевшись иссушенными без некоторых пальцев руками на стол. Как давно тот моргал в последний раз? Кажется, вообще ни разу.

— Отдай его мне. На то время, пока вы не решите, что делать с его отцом и поместьем.

— Зачем тебе это? — в пятнадцатый раз, седьмой, первый?

— Ты не поймешь. У тебя нет детей, нет семьи.

— Ты с огнем играешь, Уизли. И рано или поздно доиграешься.

— Я не боюсь огня. И уж тем более тебя.

Артур ждал, что после этого его как минимум выгонят из кабинета, а, что более ожидаемо, отправят в Азкабан как изменника. Был же он там. Как давно? Месяц, день, полминуты назад? Но Скримджер, откинувшись в своем кресле, неожиданно ответил согласием.

Времени после не было. Было просто это чертово «после». Пустой дом, где не было ни единой души. Огромный, нелепый дом с огромным количеством чужих вещей. Ни один хозяин не вернется.

Мальчик — Драко, пора бы привыкнуть, — походил на призрака, весь белый и прозрачный, в посеревшей рубашке, которую трепал ветер. Он почти не заходил в чуждый ему дом. У него была кровать, чтобы спать, книги, чтобы читать, но не было свободы дальше неухоженного сада и близлежащего поля.

Надвигалась гроза. По небу неслись черные тучи, в воздухе витало напряжение. Деревья и трава шумели, пригибаясь к земле.

— Ты не замерз? — Артур слышит свой собственный голос как-то со стороны и как будто бы уже это спрашивал. Не сегодня, может быть вчера или двадцать лет назад.

— Физический дискомфорт не столь весом, чтобы обращать на него внимание, — обнимая себя за плечи, ответил Драко.

— Пойдем. Ты простудишься.

— Я здесь задыхаюсь, — изо дня в день из часа в час он блуждал по округе, будто искал выход из лабиринта, но так и не находил его. Запуганный зверек в неизвестном ему месте.

— Ты не в тюрьме, Драко.

— Я — нет. А вот где Вы?

И нет вокруг ни грозы, ни улицы. За окном кухни слепая черная ночь — лето, зима, черт его знает. Артур совсем ничего не помнит и вздрагивает, когда слышит голос у двери.

— Пап, ты в порядке? — тихо спросил Чарли, остановившись на пороге. Вид всегда спокойного отца, едва не рвущего волосы на голове, его как минимум озадачил.

— Да. Нет. Не знаю. Я как во сне живу. Я не понимаю, что происходит.

— Давай поговорим, если тебе это нужно.

— Нет. Нет, не нужно. Посиди со мной. Я от одиночества скоро свихнусь.

— Мы же всегда с тобой, — тихо шепчет сын, обнимая, и мираж из чужого тепла и запахов родного человека испаряется.

Разрушенный Хогвартс — его последнее воспоминание перед тем, как появились они. Где-то на периферии сознания до сих пор были дементоры, мерзкие твари, отобравшие последнее то хорошее, что еще у него было. Он видел их на каждом шагу боковым зрением и никогда не верил, что сходит с ума, видя дерево или огородное чучело. Или старшего сына. Их не было только в доме, но он там почти не бывал. Думал, что не бывал. Он уже не помнил.

— Здорово придумано, братец Фордж, — доносится из сада.

— Согласен, братец Дред, — вторит немедленный ответ.

Весь мир залит солнцем, небо — точно лазурь, и от того так неправильно яркой кажется трава и такими зыбкими миражи сыновей. Их же нет. Он точно помнит, что нет. Он остался один. Сколько раз уже это повторялось?

Драко с таким остервенением, с такой ненавистью кромсал собственную кожу кухонным ножом, лишь бы на ней не осталось и следа Черной Метки, перечеркнувшей всю его жизнь, что его совсем не хотелось останавливать. Рану он не бинтовал и даже не пытался остановить кровь. Так и лег спать, пряча пульсирующую болью руку под подушку.

«Усну и не проснусь. Усну и не проснусь…» — все повторял он, и остановить его не было сил. Он сделал бы то же самое. Только мальчик останется совсем один.

За окном светило солнце, слепя глаза. По стеклу билась невесть откуда взявшаяся бабочка. А покалеченная рука была от запястья до локтя на совесть забинтована. На пустующей до того прикроватной тумбочке стояла полупустая склянка с бадьяном и флакон крововосполняющего зелья. А на подносе под согревающими чарами чашка чая и кусок вечернего тыквенного пирога. Молли готовила, ведь так?

Оба не помнили.

Драко это удивило. Он еще как-то понимал, зачем его спасать, но вот так оставлять завтрак — это было выше его понимания.

Оставив еду нетронутой, юноша оделся, выпустил несчастную бабочку, впустив в затхлую, полную золотой пыли в солнечном свете комнату свежий воздух, и вышел в коридор. Было тихо. В отличие от него, жильцам дома было куда ходить — после войны дел не мало, восстановлением одного только Хогвартса занималась сотня волшебников, лишь бы успеть к сентябрю. И, что самое главное, им можно было куда-то ходить. Он мог бы сто раз оспорить происходящее, мог настаивать на том, что суд признал его невиновным, что он свободен и волен быть где угодно. Но он не видел в этом смысла. Он смирился с ограничением свободы и магии, лишь бы быть ближе к тем, кто знает, что с его отцом. А Артур Уизли определенно знал. Пусть и разговаривать с ним было крайне трудно.

В своей комнате чем-то гремел и что-то взрывал с хохотом оставшийся близнец, огромный книзл Грейнджер развалился на подоконнике, подставив морду солнечным лучам, посуда на кухне мыла сама себя, а миссис Уизли дремала в кресле в гостиной с вязанием на коленях.

Чистое летнее небо, легкий ветерок, шелест травы — сколько нереальных жизней назад ему действительно это нравилось? Как давно он действительно знал, что такое радость? Рука саднила, напоминая о себе ежесекундно. Нет, не о себе. Об ошибках, которые невозможно исправить. Физическая боль давно обесценилась. А душа гнила, зараженная отчаянием.

Почему-то, стоя посреди этой иллюзорной природной идиллии, захотелось либо заорать во все горло, либо заплакать. Либо и то, и другое сразу.