– Ты уже взяла хлопушку? – сменил он вдруг тему разговора, будто подбросил в воздух монетку. – Что тебе досталось?

Клементина перевела дух и кивнула. Она развернула фольгу и показала крохотную белую снежинку.

– Бобби сказала, она называется «Вечная снежинка». – Клементина нахмурилась и повертела подарок в руках. – Она, кажется, несъедобная. – Для верности девочка попробовала края снежинки на зуб и скривилась. – На вкус как дерево.

– А у меня «Вырасти рождественский торт». – Бобби протянула на ладони глазированный рождественский торт размером точь-в-точь с монетку в один фунт. – Надо, видимо, только добавить воды.

С огромным подозрением Джордж покосился на крошечный торт.

– А помнишь, как однажды на Рождество ты съел четыре куска торта, а потом целый час лежал? – сказала Бобби. – Ты ещё пропустил игру в «Рисовалку».

Джордж покраснел:

– Да, помню.

– Ты ещё рисуешь? – спросила Бобби. – Вы с твоей мамой были такой хорошей командой. Никто из нас не мог с вами сравниться.

– Нет почти, – сказал Джордж, не в силах припомнить, когда в последний раз брался за карандаш. – Сейчас трудно придумать, что рисовать.

– ДРАКОНОВ! – выпалила Клементина.

Джордж улыбнулся:

– Хорошая идея, Клем!

Клементина просияла от гордости:

– Почему ты пропал, Джорджи? Мы скучаем.

У Джорджа в горле застрял комок из слов, которые ему хотелось сказать: «Я тоже скучаю. По всем, даже по Мелку. Иногда по ночам, если я много об этом думаю, мне хочется плакать».

– Ой, э-э… ну…

– А тебе что досталось? – спросила от смущения Бобби. Она показала на стеклянный шар у него в руке. – Как он вообще поместился в хлопушку?

– А, это? Нет. Нет, это не моё. У меня ничего не оказалось в хлопушке. Мне достался Скрудж. Не повезло. Я просто смотрю. – Джордж поставил стеклянный шар обратно на полку и взглянул на часы с кукушкой, которые висели высоко на стене. – Мне пора. Бабушка Фло уже, наверно, ищет.

– И что, тебе всё ещё нельзя разговаривать с нами? – удручённо спросила Бобби. – Удивительно, что тебе хотя бы разрешили прийти сегодня сюда.

«Расставаться, Джордж, всегда нелегко, – послышался голос отца в голове у Джорджа. – Но полная разлука быстрее излечивает сердце».

– Рад был встретиться с вами, – Джордж впился зубами в нижнюю губу и опрометью бросился за дверь. Старик Марли настороженно посмотрел ему вслед.

«Ты должен поверить, Джордж. Я знаю, что для тебя лучше».

Бабушка Фло вертелась из стороны в сторону возле «Шоколада Джино». Когда она увидела внука, её лицо просияло, а волосы вспыхнули в темноте ярким серебряным ореолом.

– Вот ты где, моя радость! Прости, я немного задержалась. Встретила Марту, с которой играю в бридж, и готова поклясться, что эта стервятница нацепила мой новый шарф. Я забыла его на прошлой неделе. – Она сердито нахмурила брови, и в напевном звучании её ирландского голоса проступил гнев. – Эта женщина украдёт даже лак у меня с ногтей, если я перестану присматривать. Честное слово, это… Ох, Джорджи, у тебя все глаза красные! Ты что, плакал?

– Да я просто содрал усы, – сказал Джордж, уводя её прочь от «Рождественских диковинок Марли». От пресыщенного приторной сладостью воздуха ему вдруг стало нехорошо. – Пойдём домой.

– Джордж! Подожди!

Бабушка Фло мельком глянула через плечо.

– Ага! – осенила её догадка. – Ты, наверно, хочешь поговорить, моя радость? Я подожду тебя здесь.

Джордж повернул назад, с трудом протискиваясь сквозь приливную волну шапок с помпонами и покусанных морозом щёк. Подошла Бобби и протянула к нему руку. На затянутой в перчатку ладони лежал стеклянный шар.

– Старик не захотел его завернуть. Сказал, что торгует «диковинками», а не «глупостями». Большая разница, видимо, – пожала она плечами, глядя вниз на носки ботинок. – У меня было с собой только три фунта и двадцать два пенса, но старик сказал, что это стоит именно столько, и это, наверно, судьба. Прости, что я там так. Ты ведь не виноват, я знаю. С Рождеством, Джордж!

У Джорджа в горле будто кулак застрял.

– Спасибо, – кое-как выдавил он из себя.

– Знаешь, мама с папой всегда говорят, как им хочется, чтобы вы снова пришли к нам на Рождество. Как раньше. Может, придёте?

– Мы останемся дома в этом году, – поспешно ответил Джордж. – Но всё равно спасибо.

Бобби снова пожала плечами.

– Ты всё равно скажи папе. И бабушку Фло мы тоже все ждём. Только не Коко. Мелок её страшно боится.

Джордж улыбнулся:

– Да, я помню.

– Правда, Джордж? – спросила она тихонечко.

– БОББИ, ДАВАЙ БЫСТРЕЙ, Я ХОЧУ ПОМАДКУ!

Голос Клементины разлетелся над ярмаркой, оборвав разговор. Бобби вздрогнула и побежала назад. Джордж даже не успел ничего ответить. Только смотрел ей вслед. И вдруг он заметил тётю Алису. Она стояла с Клементиной и дядей Илаем у карусели и смотрела на него мамиными глазами. Большими и блестящими. Улыбка – такая же, как у мамы, – кривилась на губах.

Последний раз Джордж видел тётю Алису на костылях – левая нога упрятана в гипс выше колена, а лицо в свежих царапинах напоминало картину на стене. Она не могла даже поднять на него глаза. Она только трясла головой и повторяла: «Простите, простите, простите», – а отец Джорджа, с прямой спиной и побледневшим лицом, отбивал, словно битой, каждое слово: «Пожалуйста, перестань, Алиса. Пожалуйста, перестань».

Воспоминание пробежало по нему, словно дрожь, и он заморгал глазами, чтобы вернуться в настоящее. Он вдруг понял, что дядя Илай держит что-то в руках. Свёрток из одеяла.

Нет – это не свёрток. Это ребёнок.

Новый двоюродный брат или сестра.

Алиса подняла руку, но Джордж уже отвернулся. Слова, не успевая оформиться, застревали в горле.

«Какие-то люди должны оставаться в прошлом, Джордж. Они будут только напоминать нам о нашей утрате».

У Джорджа сдавило грудь, когда он пробирался сквозь толпы людей, прочь от своей семьи.

В автобусе по дороге домой они сбросили с себя Рождество, будто плащ, выбросили в мусор остатки сладостей и смахнули с капюшонов сахарную пудру. С тяжёлым протяжным вздохом автобус отъехал от ярмарки, и в это самое мгновение, будто чихание мотора окончательно развеяло всё волшебство от путешествия в страну чудес, у бабушки Фло зазвонил телефон. Звонок отзывался в воздухе, как сирена, а экран заполнило имя Хьюго Бишопа.

Джордж вжался в сиденье. Три долгих года прошло с тех пор, как его отец впервые отменил Рождество. И не только ёлку, но и рождественские чулки и подарки. Игры, индейку, и соус, и хоралы, и даже рекламу по телевизору. Стало нельзя даже говорить о Рождестве. Не только с кем-то ещё, но даже с самим собой.

С Рождеством покончено, Джордж. Оно не вернётся.

Праздновать больше нечего.

Джордж сунул руки в карманы. Через два дня наступит Рождество, а настроение у отца было как нельзя хуже. Джордж пробежал пальцами по новенькому стеклянному шару. На ощупь нечаянное чудо было прохладным.

Но волшебство старика Марли уже приходило в движение.

И Джордж, сам ещё не зная, захочет испить его до последней капли.

Когда Джордж с бабушкой возвратились домой, Хьюго Бишоп сидел, дожидаясь их, за кухонным столом. В приглушённом свете кухни огонь из духовки погружал его в тень. В чёрном деловом костюме, с густыми бровями и бледным лицом, он казался призраком, неясно очерченным в темноте.

– И который, по-вашему, теперь час?

Джордж прошаркал на кухню впереди бабушки, которая не спускала тёплой руки с его плеча. День, скрашенный мишурой и возможностями, припустил в галоп и окончательно скрылся вдали. Лунный циферблат часов показывал 9:07 вечера.

– Привет, папа!