Мои тво́рцы вернулись ко мне, едва заметным дуновением ветра коснувшись моей кожи. Обычно они предпочитали ютиться у меня на затылке, но сейчас сели мне на плечи – благотворец слева, грехотворец справа – как невидимая, неосязаемая мантия. Грехотворец одобрительно загудел.

– Так, – произнес новый голос, – кто из вас это сделал?

Из кареты вышел человек. В его руках был нож, а одет он был в рубашку из чистого белого шелка в мелкую складку, красный жилет и галстук. На нем была черная шинель, по которой злобной моросью проходила одна-единственная строчка красной нитью. Его черные заплетенные в косу волосы были перекинуты на плечо, а бледное лицо обрамляли выбившиеся пряди. Я почувствовала присутствие его грехотворца, и у меня из легких словно вышибли воздух.

Все, кроме меня, упали на колени и прижались лбами к земле.

– Просто поразительно, – сказал наследник престола Цинлиры, красноглазый грехоосененный, человек, которого боялись больше любой армии. Алистер Вирслейн. Он поправил свои очки с красными стеклами и обратил на меня пристальный взгляд своих кровавых глаз. – Ты не та грехоосененная, что я искал. Но ты тоже сойдешь.

Когда я впервые увидела наследника, мне было семь. Мама умерла, я осталась одна и жила в Болотах, пытаясь скрыть своих творцев и выжить. Процессии не были редкостью, но наследник не появлялся на людях с тех пор, как был обнаружен его грехотворец и мальчика связали знаком, обязав его служить своему отцу. Его мать торжественно провела его по городу, и я видела, как он тонул в бело-красной шинели – одежде грехоосененных, состоящих на службе у суверена. Ему было девять, и ростом он был чуть выше меня.

Через месяц он снова прошел по городу, но на этот раз с ним были примерно две тысячи человек, мятежников из Хилы. Среди них были как пэры, так и простолюдины, и все они шли за ним как послушные псы. Их воля была уничтожена его грехотворцем. Его отец подарил сыну часть своей армии, чтобы он доказал свою ценность и подавил восстание. Но вместо этого он принес своих солдат в жертву. Дети мыслят в рамках равного обмена, поэтому мальчик принес в жертву волю своих солдат, чтобы уничтожить волю восставших. Разумеется, этой жертвы его грехотворцу было мало, и четыре тысячи солдат лишились своей воли.

Его отец был в ужасе.

А мать устроила в его честь еще один парад.

Ходили слухи, что она всего лишь спросила: «Какой толк от солдат, которые ставят под сомнение приказы?»

И пусть знак на груди Алистера Уирслейна не давал ему убивать с помощью своего грехотворца, чудовищем его делал вовсе не он. В Хиле не было пролито ни капли крови, но это не значит, что он не убил тех людей.

Эти люди не задавая вопросов покончили с собой на следующий день после возвращения.

– Вы ошиблись, – сказала я, пытаясь понять, как мальчик, который едва мог удержаться в седле, стал этим нависающим, облаченным в серебряные одежды мужчиной. – У меня с вами нет ничего общего – и никогда не будет.

– Я никогда не ошибаюсь, – он улыбнулся и положил руку на голову офицера. – Она уничтожила ваши воспоминания о настоящем ордере. Будьте на чеку.

Солдаты поднялись, но я заметила, что они сжимают винтовки дрожащими руками. Еще один солдат, девушка, одетая в черную форму армии Уирслейна, выскользнула из кареты после наследника. Ее форма была сделана из тонкого шелка – и на ней виднелись следы слез. Костяшки ее пальцев покрывали бесчисленные шрамы.

Жертвенная стражница – у суверена и наследника была целая группа солдат, нанятых исключительно для принесения в жертву их грехотворцам.

Наследник подошел ко мне. Он мельком глянул на стоящих на коленях жителей Лощины, как ястреб смотрит на муравьев. Он голоден, но никогда не сможет утолить свой голод. Я пристально посмотрела на наследника. Мой благотворец прижался ко мне. Наследник подошел ко мне почти вплотную.

У меня есть творец, о котором он не знает. Я выкручусь из этой ситуации.

– Здесь есть еще один грехотворец? – спросил наследник. Он даже не опустил подбородок, чтобы посмотреть на меня, его лица было не видно из-за больших круглых очков. Грешные могли выглядеть как угодно, но их всегда выдавали их глаза – такого же кровавого оттенка, как у бога Хаоса. Наследник не был одним из Грешных, но благодаря этим красным очкам выглядел как они. Никто никогда не видел его глаз. – Кто тебя обучал? Какая формулировка была у контракта?

Контракты. Я всегда называла их «молитвами», но у осененных было принято говорить именно «контракты». Они составляли их, точно указывая, какая будет жертва и что они хотят создать или уничтожить, а после – надеялись, что формулировка была достаточно четкой. Если это было не так, творцы позволяли себе вольности – часто опасные вольности.

Наследника обучили составлять контракты. Того требовал его грехотворец, даже несмотря на то, что в крайнем случае наследник мог произнести условия вслух. Моему грехотворцу это было не нужно.

– Та грехоосененная мертва, – сказала я, подняв голову.

Он усмехнулся.

– Тогда мне повезло, что вселенная так любит баланс и ты оказалась на моем пути, как только убрала с него других грехотворцев. Мы с тобой ведь редкие пташки.

Я стала спорить.

– Ваше превосходительство, – сказал Джулиан, дрожащей рукой сжимая мою лодыжку. – Она не грехоосененная.

– Вообще-то, «ваше величество», – наследник носком сапога заставил Джулиана убрать руку. – Мы всегда узнаем друг друга. Ты не виноват в своей невнимательности, но постарайся не терять нить происходящего. – Наследник поднял руку к моему лицу, не касаясь моей кожи, но намереваясь это сделать, и опустил ладонь на мое плечо. – Можно?

Члены королевской семьи не привыкли слышать слово «нет».

Я склонила голову. Наследник откинул воротник моей рубашки и обнажил кожу над моим сердцем – гораздо деликатнее, чем я могла бы ожидать от красноглазого грехоосененного. Мое сердце заколотилось, его грехотворец резко вытянулся в мою сторону. Наследник отпустил ткань и сделал шаг назад. Его пальцы не коснулись моей кожи.

– У тебя нет знака. Ты самоучка, – с его губ сорвался тихий хрип, как будто он бесчисленное количество ночей провел без сна. – Ты само совершенство.

– Я ничего из себя не представляю, – сказала я. – Я не…

Наследник улыбнулся, хлопнул в ладоши и повернулся к офицеру.

– Нужно завершить то, зачем мы здесь. Уиллоуби Чейз – взять его.

– Кого? – сглотнул офицер.

Жертвенная стражница наследника вырвала ордер из рук Уилла.

– Предателя, которого вы должны были взять под стражу.

– Его здесь нет, – солгала я. – Вы не можете его арестовать.

– По закону, мы должны его схватить. Правила нужно соблюдать. Условия контрактов должны неукоснительно выполняться, – наследник оглядел толпу и подозвал свою жертвенную стражницу и солдат, стоявших рядом. – Эта грехоосененная поедет со мной. Схватите Уиллоуби Чейза – можете использовать для этого любые средства.

Мой живот скрутило от страха. Я могла бы вынести послевкусие, оставшееся после смерти Райлана, и, возможно, вытерпела бы даже зловонные ветры Устья – если наследник решит сделать меня своей игрушкой. Но я не могу допустить, чтобы Уилл оказался в руках суверена. Уилл приютил меня. Благодаря ему у меня есть семья. Я не могу позволить ему умереть из-за какого-то сфабрикованного обвинения.

Но сейчас они знают. Он знает.

Я – грехоосененная, и люди обратили внимание, что у меня есть два творца – как у суверена. Они возненавидят меня за ложь или будут бояться меня так, как в маленьких городах боятся новоприбывших. Если я позволю им забрать Уилла, меня никогда не простят.

Я схватила наследника за руку. Он резко обернулся, пытаясь вырваться из моей хватки. Между его пальцами появилась игла длиной с мое предплечье, и он поднес ее к руке своей жертвенной стражницы. Там, где острие коснулось ее кожи, проступила кровь. Я подняла руки.