Георгий Жуков в своих мемуарах обращает внимание на то, что с 1943 года немецкие генералы делают все больше стратегических ошибок. «Все очень просто, – говорит архимандрит Кирилл (Павлов), – Господь, когда хочет наказать, отнимает разум»

– А вы, батюшка, не слышали, что Жукову вменяют в вину, что он огромным числом жертв взял Берлин, что торопились быть в городе раньше, чем американцы и англичане?

– Может быть, был приказ Верховного Главнокомандующего?

– А вы в Берлине закончили войну?

– Нет, в Австрии. Я был на 3-м Украинском фронте. Мы шли: Румыния, потом Венгрия, Австрия, Чехословакия.

– Как к вам относились австрийцы?

– Австрийцы – хорошо. Не как к освободителям, но во всяком случае как-то беззлобно, приветливо. Вот мадьяры – да: в какой город ни приезжали – пустой, жители его покидали, убегали. А наши – в какой город ни заступали – магазины взламывали, брали материал – шерсть, часы золотые, какие-нибудь ложки. Был приказ Сталина, чтобы отправлять как можно больше посылок на Родину. Это поощрялось. Поэтому каждый солдат старался помочь своим…

– А вы себе что-нибудь взяли?

– Я? Ни капли не взял. У меня никакого интереса не было.

– А вот мой отец-фронтовик рассказывал, что всех солдат, которые прибывали на вокзалы московские, моментально хватали и вели в комендатуру. Там их обыскивали и все, что было у них, выгребали.

– Ну, может быть, это уже свои мародеры. Свои – своих.

– А в вашей семье были люди верующие, церковные?

– Да – отец и мать.

– А храмы были перед войной? Вот вы уходили в армию – можно было исповедаться, причаститься?

– На всю Россию перед войной храмов 50 только и оставалось. Ведь была линия такая, чтобы вообще с верой покончить, чтобы храмов не было, даже чтобы имя Божие не упоминалось у нас. Вот, собственно, война эта и пришла.

– Говорят, Россия у немцев уже была поделена на регионы, католики служебники свои приготовили – тоже готовились войти.

– Может быть.

– Немцы и православные приходы открывали – на Псковщине, в Прибалтике, на Кубани. Храм великомученицы Екатерины в Краснодаре открыли.

– Они делали это для своих целей, чтобы заручиться доверием, уважением народа. Знали, что у нас гонения на Церковь.

– А у вас, когда вы закончили в Австрии войну, уже было какое-то определенное желание служить Церкви?

– Было. В 1946 г. я приехал в Елоховский собор, спросил за ящиком – нет ли у нас духовного училища. «Есть, – говорят, – вот только что открыли семинарию духовную».

– Вы же были в детстве с отцом в Москве?

– Да, старинная Москва была очень красивая. «Коробок» не было, дома стояли небольшие – купеческие, дворянские. Дворники ходили в белых фартучках с совочками. Чистота, знаете, ни соринки нигде. И народ такой вежливый, добродушный. В семинарии в 1946 г. проректором был отец Сергий Савинский, тогда еще светский. Он меня встретил, говорит так любезно: «Вот, пожалуйста, правила приема, готовьтесь к экзаменам». После демобилизации по закону полагалось только один месяц гулять. Потом надо было обязательно работать – не болтаться. Строго было.

Я считал, что мне по своей специальности устраиваться нельзя: оттуда уже в семинарию не поступишь – не отпустят. Думаю: куда ж мне, на какую работу вольную, свободную, пойти, чтобы потом оттуда можно было легко в семинарию попасть? Смотрю – дровяная база. Приходит состав с лесом, его выгружают, на машинах населению развозят. Устроился я туда, оказалась работа тяжелая, а работают там заключенные. Я-то думал, там народ попроще…

– Оказалось, «совсем простой».

– Ну, попался, думаю.

– Вас бригадиром там поставили?

– Какой там бригадир? Я уже «оборвался», а платили очень мало. Я в Москве у сестры Анны остановился, она на меня уже ворчит: куда ты попал? Одежда рвется, а покупать новое не на что. И вот приближалось время экзамены сдавать. А вдруг, думаю, не сдам? И впал я в такую тоску – вот, думаю, влип. Но, слава Богу, экзамены сдал.

– А сложные были экзамены?

– Мне достался 50-й псалом, я его хорошо знал. Потом по-славянски надо было почитать. И сочинение на евангельский сюжет. И мне по сочинению пятерку поставили, это, видимо, меня и спасло.

Иван Павлов – студент Московской Духовной академии. 1952–1953-й годы

– Конкурс был в семинарию?

– На одно место три—четыре человека.

– Отец Тихон (Агриков) вместе с вами поступал?

– Вместе, да. Отец Анатолий Петрович Горбачев тоже в шинели пришел. Отец Борис Цепенников, отец Руф Поляков, танкист – все прямо с поля боя.

– А предпочтение отдавалось военным?

– Нет, только экзамены все решали, никаких предпочтений не было.

– А были такие семинаристы – без корней? Во время войны Господь их как-то к Себе позвал, и они пришли в семинарию. Или все с корнями?

– С корнями… Один я, может быть, был без корней. (Смех присутствующих.)

– Это был первый прием в семинарию?

– Нет, были – немного – и старше нас: Гнедич, Ушков, Голубцов – отец Сергий, отец Иоанн (Крестьянкин). Был такой Дулуман…

– …Евграф, который отрекся? В свое время известная в атеистическом мире фигура…

– И такие были, да. Время было непростое, напряженное. Потому что хотя разрешить разрешили духовные школы, но слежка велась за семинаристами – смотрели за каждым шагом. Сколько сажали людей! Помню, Дудко, Москвин… В отпуск отпустили, люди поехали, а их в поезде взяли… Были соглядатаи, стукачи. Приходилось быть осторожным.

Заявление старшего сержанта Ивана Павлова на имя ректора Богословского института с просьбой допустить его к вступительным испытаниям в духовную школу. 7 августа 1946 года

Иван Павлов с сестрами Марией и Анной. 1944 год

Жизнь старца Кирилла (Павлова), через келью которого прошло бесчисленное множество людей, долгое время оставалась сокровенной. Батюшка уже тяжело болел, когда ухаживающие за ним келейницы спрашивали: «Вот начнут о вас писать, издавать книги, как к этому относиться?» На что отец Кирилл ответил: «Пусть пишут. Только пусть пишут так, как было, без искажений и, главное, без преувеличений»[6].

О войне отец Кирилл, как и многие фронтовики, вспоминал неохотно. Эпизод с Евангелием, найденным в сталинградских развалинах, единственное, что он подробно рассказывал о том времени. А однажды батюшка сказал: «Кто там не был, тот ничего не знает. Порой это было хуже ада. Пережить такое крайне тяжело…»[7] Ведь война – это не только массовый героизм, это еще и предательство, и сотрудничество с Особым отделом, и стремление скрыться с передовой в тыловые службы. И человек все время словно в круговой обороне – без чувства надежного тыла: «Враг был прямо перед тобой, но рядом все время появлялись новые люди, и ты не знал, не был уверен в них. Это и было хуже ада»[8].

Сегодня боевой путь отца Кирилла в годы Великой Отечественной войны можно восстановить на основе обширных опубликованных и еще неопубликованных архивных материалов. Поиск документов военного времени велся сотрудниками телекомпании «Звезда», журналов «Покров» и «Фома» на протяжении нескольких лет, начиная с 2018 года, когда к 75-летию Сталинградской битвы была рассекречена значительная часть ее архивов. К настоящему моменту обретены важные документы и свидетельства, раскрывающие многие неизвестные ранее детали фронтовой биографии старца.