…Я стал бывать у батюшки, а он был человеком нездоровым, конечно – после того, что ему пришлось вынести, невозможно остаться здоровым. Я не говорю о ранениях – у него был туберкулез, и вообще легкие, желудок – плохие. Но ничего, он был стойким, и служил, и принимал людей всегда.

Одно время Иван Павлов участвовал в обороне восточных рубежей города, с запада шли танковые части генерала Манштейна на прорыв и захват Сталинграда. Два месяца наши бойцы лежали в снежных окопах и траншеях: немцы находились так близко, что было слышно, как они переговариваются…

…Вспоминал батюшка и одну из первых мирных ночей в Сталинграде, когда немцев уже увезли, увели из города. Он стоял на посту, на часах. Вокруг полная темнота – ни прожектора, ни луны – ночь выдалась безлунной. Маскировку нарушать, костры разводить нельзя, поэтому было очень темно и холодно. Стояла гробовая тишина, и чувствовался трупный запах. Батюшка рассказывал, как возник у него такой ужас смерти, которого он никогда больше не испытывал в своей жизни. Это похоже на то, что описал Лев Николаевич Толстой в арзамасской гостинице – так называемый арзамасский ужас. Потому что он был человек. Естественно.

Однажды я его спросил: «Батюшка, говорят, что вы обороняли дом Павлова?» Он нахмурился как-то: «Да, нет, нет, это Яков». Так как-то раздраженно, и я быстренько эту тему прикрыл.

Он сам отрицал это и строго-настрого просил близких не говорить на данную тему. Почему? Я думаю, потому что с него взяли подписку или что-то в этом роде. Он обещал. И не держать обещания при своей глубокой порядочности он не мог. Скорее всего, так. Но однажды я приехал к отцу Кириллу в санаторий в Барвиху, куда его направляла Патриархия, и мы пошли с батюшкой гулять по парку. Он начал рассказывать про то, что когда после Сталинграда им присвоили награды, о них стали писать в фронтовых газетах – и его без кандидатского стажа решили принять в коммунистическую партию…

Он ответил: «Не могу, простите». Возмущение было невероятное. Но батюшка стоял на своем. Спасло то, что его любили на фронте, и «равновесное» начальство соседней части, не могу сказать, какое именно – дивизии, армии – перевело его к себе. И кто-то мне рассказывал, что батюшка чуть ли не писарем потом служил…

«Я стал бывать у батюшки, а он был человеком нездоровым, конечно – после того, что ему пришлось вынести, невозможно остаться здоровым»

…Между прочим, я до поры до времени не мог представить себе батюшку в военной форме – пока не увидел одну запись: команда из батюшек, матушек, монашествующих собирается около отца Кирилла в пеший поход по каким-то красивым местам, по-моему, в Крыму. И батюшка готовит этот отряд, который сейчас пойдет на какую-то высоту, по красивым полянам – пытается привести его в организованное начало. Одет батюшка как обычно – в подрясник, но он совсем другой. Как правило, отец Кирилл был не очень подвижный, потому что много принимал людей – стоя, сидя; редко – лежал – уже в больнице, в клиниках. А здесь он совершенно иной: худощавый, очень быстрый, командующий, взгляд внимательный – схватывающий. Настоящий командир армейский. И я понял, что он из себя представлял на фронте.

Кабинет профессора А. В. Недоступа в Первом МГМУ им. И. М. Сеченова

В 1999 году, уже пройдя Чечню, Афганистан, Сумгаит, Абхазию, я принял священный сан по благословению архимандрита Кирилла (Павлова).

…Помню, как в начале 1990-х засобирался я на войну в Югославию. А перед этим, думаю, заеду в отпуск. И отправился с севера (о. Николай Кравченко родился на Чукотке. – Ред.) в Ставрополь. В Анадыре староста одной церковной общины попросила меня передать посылку своему сыну – студенту семинарии в Сергиевом Посаде, а перед этим еще заехать в московский храм Святителя Николая в Подкопаеве и тоже передать им церковную утварь.

Приехал я в Москву, нашел храм, все отдал, а меня попросили остаться на несколько дней – церковь от хулиганов охранять, они по ночам бутылки на территорию храма кидали. И пока я при этой церкви жил, с хулиганами разбирался, мне все про старца Кирилла рассказывали.

И вот захотелось мне его увидать, тем более когда узнал, что он – участник Сталинградской битвы. Ведь мы с таких людей пример брали, старались быть похожими на них.

Приехал я в Лавру, пробыл там несколько дней, но отца Кирилла почему-то так и не встретил, а мне уж уезжать пора. Перед отъездом молились всю ночь, правило читали, акафист преподобному Сергию. Утром перед Литургией вышел на улицу воздухом подышать. Обидно стало: думаю, сейчас отстою службу, уедем, а старца так и не повидаю.

Тут человек мимо идет, я его останавливаю: «Батюшка, можно вас спросить?» – «Да, да, спрашивайте, что вы хотели?» И улыбается. Приятно улыбается. «Как мне найти старца Кирилла?» – «Кого?» – «Старца Кирилла». – «Да нет таких». – «Как нет? Есть». – «Ну какой он старец, он обычный старик». Думаю: «Как же так, все его называют старцем, прозорливым, все его любят, а этот человек говорит, что он обычный старик». – «А что хотел?» – спрашивает он. «Да так, увидать хотел». – «А что его смотреть-то?» А я в форме был. Этот священник меня спрашивает: «У тебя там оружие есть?» – «Нет, оружия нет». – «Ну, пойдем».

Пошел я за ним в Троицкий храм. Там пусто, тихо-тихо. 4 часа утра. Я стою возле мощей, он зашел в алтарь, выходит в епитрахили, в поручах. Говорит: «Руки давай». Я руки дал ему, он помазал: «Благословляю руки – держать оружие в защиту людей. Приезжай сюда опять». – «Я, – отвечаю, – в Югославию поеду. Наши сейчас там». – «Зачем тебе в Югославию ехать? Ты дома пригодишься», – отвечает он. «Откуда ему знать», – думаю.

А меня в Лавре научили уже немножко с духовенством общаться, так что перед тем как уйти, я у него спросил: «Батюшка, а ваше имя какое?» – «А что имя? Я – грешный старик Кирилл». Сказал и пошел в алтарь.

Такое преображение произошло – этого человека в отца Кирилла! И мне стало стыдно за то, что я его не то что не признал, а внутри имел к нему не совсем хорошее чувство. И одновременно испытал тогда радость – что я его, наконец, нашел! Хотя на самом деле это он меня нашел. Вот такое было знакомство с отцом Кириллом!

И как он мне сказал, так и произошло: в Югославию я не попал.

Приехал я в часть. Там рокировка произошла, срочно потребовалось 11 человек – назревала сложная обстановка на Кавказе. Это был 1993-й год: специалистов мало, кадров не хватает, положение в армии, в стране в целом – тяжелое. Нас переформировали – сначала в Абхазию послали, потом в Чечню.

А во время отпуска я снова приехал в Лавру, встретился с отцом Кириллом. Исповедовался у него, а он в конце разговора и спрашивает: «Богу, может, что-то обещал?» – «Да, да, батюшка, – вспомнил я. – Была такая ситуация, когда сказал: если мои мальчишки в живых останутся, я храм построю». – «Ага, – говорит, – вот оно. Ну, и что же ты?» – «Сейчас поеду домой – сам буду строить либо поучаствую в строительстве». – «А зачем?» – спрашивает. «Как зачем? Служба будет». Он говорит: «А если священника не будет?» – «Пришлют, наверное». – «Представьте себе – не прислали священника, здание стоит, пустует, тебя там нет. Снова сделают клубом или овощехранилищем. Нет, – говорит, – не здание, вот здесь храм построить надо. Самому стать христианином в полной мере. И тебе надо сан принимать. Священником стать». – «Да вы что, – говорю, – батюшка! Какой из меня священник?»