– Черт, надо было взять каталку, – выругался санитар, рывком поднимая ее на ноги. Первые несколько раз он делал это плавно, изображая положенную ему по должности заботу. Но теперь перестал и обращался с ней подобающе ее состоянию – как с куском мяса. Ноги то и дело подкашивались, ее тошнило, свинцовую голову клонило к земле. Тугая боль наполняла каждый мускул.

– Открой дверь, я ее подержу, – скомандовал второй санитар. Ее перетащили через порог и усадили в кресло. Ей немного полегчало и в голове прояснилось. Напротив что-то зашуршало. Она вяло подняла голову и увидела большого квадратноголового мужчину, который, сидя за массивным столом, изучал какие-то бумаги. Его глаза скрывали окуляры с толстыми линзами. Мужчина отложил документы, снял очки, размял лицо рукой, одел их обратно и с улыбкой посмотрел на собеседницу.

– Ну как вы, миссис Хатчер? Доктор Фэнс утверждает, что нормально. Но, признаться, после того, что вы с собой сделали, я… опасался, что мы не сможем вас вернуть. Однако медицина творит чудеса. В нашей клинике в частности, – он замолчал и безэмоционально смотрел прямо на нее, ожидая ответа. Малил поняла, что от нее что-то хотят, встряхнула затекшие в голове мысли и промямлила.

– Что… я с собой сделала?

Доктор шумно вздохнул.

– Я не уверен, что в вашем состоянии стоит бередить раны. Вы от них еще не оправились. Давайте лучше постараемся что-то сделать с вашей памятью. Нельзя ведь жить без памяти, правда?

Зависло молчание. Она поняла, что это был вопрос.

– Смотря, о чем эта память.

Мужчина еле заметно улыбнулся. Или усмехнулся.

– Поверьте, я даже не планирую пытаться понять, через что вам пришлось пройти. Через что ВЫ САМИ себя провели. Однако наши психиатры, да и я лично, уверены, что без полного осознания драмы, которая случилась с человеком, преодолеть кризис, а, следовательно, и излечиться – невозможно. Только осознав на глубоком психологическом уровне весь трагизм этой мании, можно понять ее ошибочность. И встать на путь исцеления.

Она молчала и продолжала тупо смотреть на изучающее ее лицо.

– Поймите, миссис Хатчер. Излечение не будет одномоментным. Это долгий путь. И тяжелый. Может быть, в вашем случае – особенно. Да-да, не удивляйтесь, я прекрасно знаю всю вашу историю – наверное, даже лучше, чем вы сами на данном этапе. И все же я уверен, что и для вас есть дорога назад.

Она и не думала удивляться. Внутри у нее было пусто. Она лишь впитывала каждое его слово, будто губка под струей воды.

– Вы говорите, что я больна. Чем? Что это за больница?

Мужчина напротив долго не отвечал, видимо, обдумывая, что сказать дальше.

– Вы находитесь в клинике «Возрождение», миссис Хатчер. Уже полгода. И за этот недолгий срок вы успели от нас убежать и совершить такое изощренное насилие над собой, какого я, признаюсь, не видел. А я, поверьте, навидался всякого. Что же до вашего недуга, то не буду глубоко ударяться в теорию, мы здесь стараемся быть практиками. Если в общих чертах, то эту болезнь называют орбдисторцией, если еще научнее – detorquentur mindi. «Искажение образа мира» в переводе.

Она знала перевод. Хотя и не помнила откуда.

– Недуг этот довольно новый. Как медицинский факт его проявления были зафиксированы лишь десять лет назад. Долгое время лечить его никак не удавалось. Но четыре года назад нам удалось совершить большой прорыв. А именно – мне и некоторым моим коллегам, которые сегодня тоже работают в клинике…

– Что со мной произошло? – прохрипела Малил. Доктор явно расстроился от того, что его прервали, но продолжил.

– Клинические проявления орбдисторции – подавленное психическое состояние. Глобальное нежелание жить. В этом смысле ничего нового для медицины нет. Проблема в том, что болезнь не связана ни с какими факторами реального бытия и всегда сопровождается мощными галлюцинациями. Конечно же, подобные тяжелые психические расстройства встречались на протяжении всей истории человечества, и отличие орбдисторции заключается в том, что все больные видят одну и ту же галлюцинацию. Им кажется, что мир умер. Галлюцинация имеет фиолетовую цветовую гамму, что, как было выяснено в процессе тестов, не связано с нарушениями в сетчатке глаза или зрительных областях мозга. Апокалиптические картины, которые видят орбдисторты, возникают исключительно в их сознании. Это сопровождается тяжелейшим психосоматическим расстройством. Пациенты чувствуют крайнюю степень безысходности и внутреннего опустошения… Малил, вы меня слушаете? Симптомы, которые я перечислил – вы их сейчас ощущаете?

Она поймала себя на том, что смотрит в одну точку на стене. Дохнуло холодом. Очнувшись от оцепенения, Малил осмотрела комнату и поняла, что она больше похожа на обмотанную скотчем коробку или закрытый чемодан – окон тут не было. Дохнуть ниоткуда не могло.

– Да. Я слушаю.

– Что ж, не буду вас торопить. Уверен, вы постепенно придете в себя, и мы сможем продолжить терапию. Да, и прошу меня извинить, совсем заработался. Меня зовут доктор Джангер. Кайл Джангер. Я главный врач и основатель клиники «Возрождение». Рад, что вы стали нашей пациенткой. Мы вернемся к этому разговору позже.

* * *

Впереди колыхалась стена из цветов. Такая высокая, что за ней не было видно неба. И вообще ничего вокруг. Цветы словно росли друг из друга, отвесно поднимаясь ввысь. Как будто один стебель порождал другой. Все они мерно колыхались на ветру. Их хотелось коснуться, протянуть руку и исчезнуть.

Затем ее подняло и начало куда-то уносить. Полосы света струились в глазах, хотя при этом она видела, что находится в комнате и совершенна неподвижна. Сквозь полураскрытые веки просачивалась реальность. Врач это заметил.

– Миссис Хатчер, закройте глаза, пожалуйста. Так нужно.

Она сделала вид, что закрыла, но через оставшуюся узкую полосу до нее доносились размытые очертания белой комнаты.

Стремительный полет прекратился. Ее выбросило в какую-то голубую невесомость. Это парение наполнило ее грудь радостью. Все тревоги и тяготы резко куда-то пропали. Она помнила эти чувства. И знала, что они скоротечны, как горение спички на ветру. Она помнила. Откуда?

Комната налилась золотым свечением. Оно проникало внутрь Малил и будило ее эндорфины. Свет проникал в мозг и обволакивал спокойствием. Из него одно за одним появлялись лица. Она не помнила никого из этих людей. Какой-то брюнет с большими усами и одухотворенным лицом. Лысый старик, в котором не было ничего одухотворенного.

Изредка доносилось механическое щелканье. Машина подбирала нужные свет, звук и образы.

Это были даже не ее видения. Или ее? Как далеко они смогли зайти с тех пор как… С тех пор как ЧТО?

* * *

Малил казалось, что она летит по коридору. Чувство блаженства не перебивали даже руки санитаров, стиснувшие ее предплечья, чтобы она не упала. Между ней и серыми стенами в воздухе плавали яркие пурпурные и золотистые пятна. Она знала это состояние слишком хорошо. Слишком хорошо понимала его скоротечность и предвидела, что будет после. Черная яма, из которой уже не будет выхода. Отчаяние еще более голодное, которое обглодает то немногое, что от нее останется к утру. А пока…

Мимо проплыло знакомое лицо. Другой пациент. Откуда она его помнит? И еще один. Давящие грязные стены вдруг показались чудовищно знакомыми. Так она и правда это с собой делала? Много раз?

Возле умывальников бегали санитары. Пациентов загоняли в палаты. Краем зрения Малил увидела возле раковин красное пятно. Глаза не хотели останавливаться на одной точке, но ей удалось сконцентрироваться. Это была голова Кэти. Она вдруг четко, как под микроскопом, увидела рану возле уха, из которой на кафель сочилась кровь. Рядом лежали осколки плитки, об которую Кэти себя убила.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.