Натужно скрипит часовая пружина в углу.

— Я волнуюсь за тебя, Джордж, — снова находит слова он, но он уже не с ней.

— Напрасно.

— Джордж! Это не шутки.

— Ну конечно, какие теперь шутки.

— Послушай меня! С тобой что-то происходит. Ты погряз в работе над новыми товарами для магазина так, словно от этого зависит вся твоя жизнь. Ты сам не свой, и я не знаю, что произошло, и чем я могу помочь, только…

— Не беспокойся, Анджи, — старое прозвище звучит как издевка, — я не малютка-Грейнджер. Если ты, конечно, сейчас об этом.

— Эй, эй! — она делает два шага вперед, ловя его лицо в свои ладони и заставляя посмотреть на себя. — Джорджи, — ее голос почти ласков. — Что случилось?

— Двадцать три года, — хрипит он, и она отшатывается, такое выражение его глаз в этот момент. — Ему было на два года меньше. Ты это понимаешь?

— Я… — она пятится. — Я зайду позже! — вылетает прочь за пределы комнаты, затем слышны ее шаги на лестнице, хлопает входная дверь.

Джордж тяжело опирается о столешницу, переводя дыхание. Конечно он помнит, что сегодня третье мая. Он отлично помнит все даты. Зелье в котле в углу распространяет по комнате зловонный аромат перегноя. Гермиону он всегда бесил.

Конечно, родные и Анджелина волновались. Они не могли не волноваться. Вот только Джордж всегда усмехался, когда понимал, как сильно бы взволновались они, если бы узнали, если бы осознали, что он уже давно не занимается ничем, связанным с лавкой. Если бы хоть кто-то из них знал что-то о темной магии, ритуальных обрядах, зельях смерти и жизни — если бы хоть кто-то не побрезговал узнать об этом хоть что-то, они без труда бы поняли, что за бутыльки стоят по стенам лаборатории близнецов Уизли и для чего они предназначены.

Забавно понимать, что начала все это отличница Гермиона.

Джордж помнил, как и сам пришел к Грейнджер, как Анджелина теперь приходила к нему. Грива гриффиндорки тогда была в беспорядке, сквозь тонкую кожу просвечивали синеватые венки. Джордж сразу понял, что дело нечисто. В конце концов, его брат так любил эту ведьму, что и его близнецу волей-неволей пришлось узнать ее лучше. Они говорили тогда всю ночь, и он ушел под утро, обозленный, считая, что нельзя делать то, что она задумала.

Оказывается, безумие бывает заразным.

Салливан, полугном, был найден Уизли в восемнадцатом или, может, семнадцатом году. Он работал тогда в какой-то грязной конторке некоего Шоу, варя зелья для аптеки, и Джорджу не пришлось долго уговаривать рыжего карлика, чтобы переманить его работать на себя. Он теперь был руками магазина, и именно его эксперименты приносили на полки новую продукцию. Сам же Уизли теперь варил совсем другие снадобья.

Он отлично помнил тот день, когда ему позвонил по камину обеспокоенный Гарри, сообщив, что Гермиона пропала. Это было третье мая две тысячи пятнадцатого. Ровно шесть лет.

Разумеется, Джордж сразу понял, где ее искать: ее лаборатория в западной части города была хорошо знакома ему. Он нашел волшебницу на полу, в центре пентаграммы, в пропахшей благовониями и зельями душной комнатке. Маг отлично знал, что пыталась провернуть эта отчаянная колдунья, и за что в конце концов поплатилась жизнью. Гермиона Грейнджер уже много лет как балансировала на грани.

Он стер с пола меловые линии, магией очистил помещение от дыма и запаха, а затем взял с буфета сумочку подруги, в которую могло влезть что угодно, и спрятал в нее все ее зелья и ингредиенты, все, что могло рассказать о том, чем занималась эта гениальная девчонка после того, как приходила из Министерства и сбрасывала с плеч официальную мантию.

Ее смерть сочли самоубийством на фоне депрессии.

На ее могиле было написано «третье мая», но Джордж знал, что она умерла не третьего. Она умерла второго.

Он тяжело вздохнул, откидывая со лба рыжие пряди. Привычным к полумраку взглядом оглядел комнату, рассматривая пробирки, мешочки, баночки и связки растений — все то, что через три месяца после похорон Гермионы Грейнджер он вытряхнул из ее сумочки.

Пора было приниматься за работу. В этом году у него ничего не вышло, снова, но впереди до злосчастного второго мая был целый год, и Джордж верил, что он еще сможет обмануть негодяйку-Смерть.

Безумец тот, кто считает, что ему это под силу.

Джордж давно смирился с тем, что он, кажется, сошел с ума. Только какая к черту разница, если багровая ниточка надежды помогла ему перестать чувствовать жгучую боль там, где раньше было сердце?

На его шее на тонкой цепочке висело маленькое золотое кольцо. Мертвец так и не смог отдать его девушке, которую любил.

Джордж ненавидел годовщины.

Но он считал до них дни.

Комментарий к Третье мая Весь день вчера пыталась написать что-нибудь жизнеутверждающее, но что-то получилось только это...

====== Десять очков Живоглоту. Кот наносит ответный удар ======

С домашним любимцем Гермионы Грейнджер, за исключением, пожалуй, самой девушки, сладить не мог ровным счетом никто. И это знал каждый. Живоглот зубами и когтями доказал свое исключительное право на свободу и независимость, отвоевав его сначала у миссис Грейнджер, которая все хотела его постричь, затем у Лаванды, с которой у него вышел конфликт за обладание подоконником, а затем и у всей школы, устроив свой знаменитый дебош, после которого даже Кровавый Барон стал приподнимать шляпу при встрече с котом. Декрет Генерального Инспектора, висевший на самом почетном месте в холле, служил напоминанием былым заслугам Живоглота, и теперь, пожалуй, ни у одного здравомыслящего волшебника не должно было возникнуть даже мысли попробовать снова изловить зверя, однако кто мог назвать Долорес Амбридж здравомыслящей? Ранним утром в середине февраля ее вопли огласили коридоры школы.

Северус Снейп, который в тот момент брился, выскочил за дверь прямо в том, в чем был, а именно в заношенном коричневом свитере и спальных штанах, весь в пене и с бритвой в руке, и нос к носу столкнулся с мадам Пинс, у которой на щеке все еще виднелся след от подушки.

— Вы это слышали? — библиотекарша подслеповато озиралась, выставив вперед руку с палочкой, и Снейп только в этот момент понял, что сам держит перед собой не палочку, а все ту же бритву. Выглядел он, наверное, комично, особенно учитывая то, что волосы на время утренних процедур он собрал в хвостик-пальму на макушке.

— Кто-то кричал, — проявил чудеса эрудиции зельевар. Они застыли, прислушиваясь, и новый отчаянный визг не заставил себя долго ждать.

— Туда! — закричала мадам Пинс и, не заботясь о своем внешнем виде, побежала к лестнице. Что оставалось делать несчастному Северусу? Ничего, кроме как, чертыхнувшись, последовать за ней, надеясь, что бритвы для самообороны хватит. В крайнем случае у него еще была резинка для волос, два тапка и неограниченное количество пены для бритья. Блеск…

На четвертом этаже, где и нашлась Амбридж, уже стопилась добрая толпа преподавателей. Слава всевышнему, что студенты никогда не вставали в такую рань, потому что в противном случае бы им пришлось увидеть своих профессоров в не совсем формальном виде: полностью одетой была лишь Макгонагалл, но про нее в трудовом коллективе ходили слухи, что она вообще никогда не спит. Малютка-Флитвик прыгал, пытаясь увидеть хоть что-то за спинами коллег.

Генеральный Инспектор сидела на полу, прижимая к груди алую от крови руку, и поскуливая. Помощник профессора Древних Рун, сухощавый мужчина лет тридцати, почему что отвернулся, прикрывая лицо — вероятно, с утра мимика его лица работала не так, как должно, и только поэтому гримаса на его лице походила на злорадную улыбку.

— Тьфу ты, опять расписание корректировать, — ругнулась сквозь зубы мадам Стебль, которая была ответственной за него в эту неделю. Профессор астрономии сочувственно скривилась.

— Такими темпами можно вообще ничего не планировать заранее, у нас что ни день, то перемены, — она поджала губы.

— Долорес, что с вами? — как и всегда, первой в себя пришла декан Гриффиндора. Она сделала два шага вперед, и в этот момент Амбридж вскинула голову, глядя на Макгонагалл покрасневшими от слез глазами. Та на всякий случай не стала подходить ближе, так и замерев на полпути.