— Разве это победа, Фред? Это было то, за что мы боролись? — он молчал, он не мог ответить, но девушка все равно замерла на секунду, словно надеясь, что сможет услышать его голос. — Сегодня осудили еще шестерых. Пэнси, Нотта, Забини, Флинта, сестер Гринграсс. Всего сорок четыре… Следующее разбирательство назначено на завтра. За это мы боролись, Фред?

Внизу, в подъезде, хлопнула дверь, и по лестнице раздались гулкие шаги человека, поднимавшегося наверх. Гермиона затаила дыхание, когда они достигли четвертого этажа, но неизвестный продолжил свой путь, и Грейнджер снова закусила щеку, которая только-только затянулась тонкой кожицей. Не к ней.

— Ты знаешь, что Амбридж пошла на сделку со следствием? Списки всех «неблагонадежных студентов», даже тех, кого она не знала лично — этого достаточно суду, чтобы вынести приговор. От трех до семнадцати лет заключения. Малфою на прошлой неделе дали двадцать четыре. А Гойл покончил с собой, выпил яд в ночь перед заседанием…

Голос дрогнул и оборвался, потому что перед глазами, словно наяву, встало восковое лицо Драко, который, кажется, даже не понимал, где он находится и что происходит. Разумеется, он знал, почему его единственный лучший друг не пришел. Драко было всего восемнадцать, но под его глазами уже залегли морщины, а сами глаза потускнели.

Гермиона знала, что его метка исполосована шрамами от лезвия.

— Мне иногда нестерпимо хочется встать прямо посреди этого фарса, перед этими угрюмыми уродливыми лицами, и сказать им, как я презираю их. Как я презираю их за то, что они смеют судить тех, кто в сто, в тысячу, в десять раз благороднее и отважнее их! — она со всей силы ударила кулаком в стену. Кожа сбилась, и по запястью медленно потекли тонкие алые кровавые струйки. — Они всю войну сидели, спрятавшись и прижав уши. Прятались! А теперь только и могут, что устраивать показательные казни, разбираясь с детьми! Не с Пожирателями. Ими занимается, видите ли, Аврорат. Но школьники же куда опаснее, правда?

Она горько рассмеялась, кулаком утирая слезы, размазывая кровь по лицу, но даже не замечая этого.

— Рон так и сделал. Еще тогда, когда шел процесс над Нарциссой: просто встал и высказал все, что он думал о суде, о всей той театральности, с которой это было устроено. Сказал, что она спасла меня в Мэноре, что она скрыла то, что Гарри жив, от Лорда, а его просто вывели из зала… — Гермиона замолчала, а затем взвыла, запрокидывая голову и буквально крича в потолок, исполосованный тенями с улицы. Злые слезы текли по щекам, и кровавые капли падали с подбородка вниз, расплываясь пятами по свитеру и юбке. — Как так получилось, что из всех нас только Рон посмел сказать правду?.. Гарри говорит, что этим мы никому не поможем. Но, черт возьми, разве смогли мы помочь кому-то, послушно слушая приговоры?!

За окном послышался веселый женский смех. Звон бокалов, а затем и тост:

— За победу и Гарри Поттера!

Снова раздался звон бокалов, и возгласу вторили с десяток таких же выкриков — лихих, живых.

— За Поттера!

— За Грейнджер! За Гриффиндор!

— Ты слышишь, Фред? — она усмехнулась, бессильно мотнув головой в сторону окна. — Они радуются. Они счастливы. Гарри герой, за которого каждый вечер пьют в пабах Лондона, Гриффиндор победил, ловец поймал снитч… А про цену, кто вспомнит про нее, верно?..

Компания под окнами затянула какую-то песню, устроившись, вероятно, на открытой террасе кафе внизу, и оттуда то и дело доносились взрывы веселого хохота. А Гермиона не помнила, когда она последний раз смеялась вот так вот: легко и счастливо. Кажется, целую эпоху назад…

— Вот так вот, Фред. Рон сейчас в Исландии, в экспедиции вместе с Полумной и Невиллом. Драко в Азкабане, его мать там же… Как думаешь, сколько раз она пожалела уже, что не выдала тогда Гарри? Думаю, не одну сотню. Да и я тоже. Ты мертв, Фред, Рон в опале у власти, и ничего не изменилось, только теперь клеймят не тех, кого клеймили раньше, а других… А я говорю с тобой, хотя и знаю, что ты никогда больше не скажешь мне, что я просто глупая наивная Грейнджер.

Она встала, опираясь о шкаф, ее немного покачивало. На неверных ногах она подошла к окну, выглянула из него, оглядывая улицу, такую по-пятничному нарядную и людную. Люди праздновали.

— Вот так вот, Фред, — тихо повторила она. — Мы победили, смогли убить старого властолюбца, вот только сами мы проиграли. Эта война убила всех, кто был верен своим идеалам — касались ли они убеждений о чистоте крови или нет, не важно — и выиграли в итоге те, кто сидел, словно крысы в подвалах. А мы, герои, — она снова горько усмехнулась, вздергивая подбородок, — теперь просто декорация. До тех пор, пока не подадим голос против и не станет легче нас попросту выкинуть прочь, как котят. Все выиграли, Фред, вот только мы проиграли. Я проиграла…

Гермиона отошла от окна, снимая уличные туфли и скидывая плащ прямо на кресло, не заботясь о порядке. В отсвете фар блеснуло стекло фоторамки, за которой прятался снимок, сделанный всего пару лет назад.

Грейнджер хохотала, отбиваясь от объятий близнецов, и Гарри, Рон, Джинни, Перси и остальные тоже смеялись, глядя на возню друзей.

Комментарий к Чужая победа Все утро сегодня я следила за текстовой трансляцией суда над Кириллом Серебрянниковым, и, черт возьми, мне правда стыдно за то, что происходит вокруг меня. Я не могу это держать внутри себя.

На меня накатывает такая тоска от осознания собственного бессилия!..

====== Casa di Scogliera ======

Гермиона проснулась рано. Спину слегка ломило после сна в неудобной позе, вечно пышные волосы растрепались пуще обычного, на щеке отпечатался текст черновика нового законопроекта, на котором она уснула. Через панорамное окно светило яркое утреннее солнце. Она встала, потянулась, хрустнув шеей, и, нашарив теплые тапочки, спустилась по скрипучей лестнице вниз, в ванную.

Когда через четверть часа она вошла на кухню, лучи солнца уже добрались и до туда. На столе стояла кружка из-под чая, которую не убрал вчера Джордж, в раковине стыдливо жались друг к другу тарелки с ужина. Проворчав себе под нос пару лестных слов об аккуратности мужчин в целом и Уизли в особенности, Гермиона закатала рукава, включая воду. С улицы доносились пересвисты каких-то цветастых птиц, а вода с веселым звоном разбивалась о керамику тарелок. На кухне витало ленивое утро. Из огромного окна лился ясный чистый свет, расчерчивающий пол на затейливой пропорции прямоугольники, которые медленно ползли вместе с тем, как поднимался огненный диск, и умиротворение раннего часа тоже было столь же светлым. Гермиона закончила с мытьем посуды и зажгла конфорку.

— Доброе утро, — она обернулась, заранее зная, кого увидит в дверях. Рон стоял, сложив руки на груди, и его рыжие вихры торчали во все стороны. Придирчивый женский взгляд тут же выхватил также и мятую футболку, явно несвежую, и разноцветные носки, и целый десяток разноцветных фенечек на левом запястье.

— И тебе, Рональд, — ответила она, поджимая губы и отворачиваясь к турке, в которой медленно поднимался кофе.

— Не делай такое лицо, — рассмеялся юноша, подходя со спины. Он клюнул волшебницу в щеку, приобняв правой рукой, и плюхнулся на высокий стул, стоящий у окна. — Чем ты снова недовольна? — в его голосе прорывался смех.

— Тебе уже девятнадцать, а ты до сих пор сущий ребенок! — Гермиона преувеличенно строго посмотрела на парня, впрочем, прекрасно понимая, что злиться на него у нее никогда не получалось, даже когда он вытворял полные глупости.

— Фред и Джордж тоже ведут себя как дети, — примирительно усмехнулся Рон, закидывая ногу на ногу. — Ты же их за это не ругаешь.

— Уже поздно ругать их, — мрачно констатировала в ответ колдунья, включая плиту и переливая горячий кофе в цветастую чашку. По ее поверхности бегал миниатюрный гиппогриф, взлетая и снова приземляясь. — Скажи-ка мне лучше, чего это ты встал в такую рань? — Гермиона на всякий случай перешла в контратаку, уперев руки в бока.