Она закусила губу, вспоминая, каким реальным он был, как хрипел ее имя, прижимая к себе, обнимая и целуя в губы, в волосы, в щеки, в шею. В ее сне он был нежен, он гладил ее спину, он дышал ее запахом, говорил-говорил-говорил, а его сердце билось так быстро, что у нее кружилась голова. В реальности он бы не сказал и половины того, что сказал во сне, дай она ему хоть лошадиную дозу Любовного Зелья. А потом, под конец чудесного сна, он усадил ее себе на колени, словно ребенка, и осторожно укачивал, пока она не заснула.
— Доброе утро, — раздался заспанный голос, и Гермиона подскочила на кровати чуть ли не на метр, спешно кутаясь в одеяло и скрывая почти обнаженные ноги. — Как спалось?
— Нормально, — торопливо выпалила она, спешно при помощи магии создавая полог и начиная одеваться. Она не заметила, не могла увидеть, каким тоскливым взглядом проводил ее Фред, вновь упавший на подушки.
Гарри, Рона и Джорджа они встретили за две лестницы до Большого Зала.
— У вас все нормально? — взволнованно спросил Поттер, обращаясь, впрочем, преимущественно к подруге.
— Да, — улыбнулась ему Грейнджер, обнимая в знак приветствия. — Мы переждали в Комнате, так что все хорошо.
— С тобой что-то не то сегодня, Гермиона, — проявил непривычную наблюдательность Рон, щурясь и поджимая губы. — Мой брат что-то тебе сделал?
— Эй! — возмутился было Фред, но девушка перебила его, качая головой.
— Нет, совсем нет, было даже весело. Просто… сон странный приснился, только и всего, — она сконфуженно развела руками, чуть притормаживая и давая пройти стайке первокурсников-пуффендуйцев.
— Кошмары, да? — понимающе скривился Гарри. — Страшные сны, которые очень похожи на реальность. У меня то же самое.
— Нет, — задумчиво покачала головой его подруга. — Совсем нет. Он был нереальным, но очень приятным сном. Пожалуй, даже счастливым.
Поттер кивнул ей, улыбаясь, тут же отвечая на какую-то реплику Рона, и между ними завязался спор, к которому тут же присоединился и Джордж.
— Я рад, что этот сон был счастливым, Грейнджер, — раздался у ее уха хриплый горячий шепот. — Я ведь говорил, что снюсь к исполнению желаний.
Она задохнулась, порываясь тут же сбежать, однако ее удержала чужая рука, ухватившая девушку за талию.
— Не так быстро, Гермиона, — больше в его голосе не было смеха. — Не убегай, пожалуйста. Не хочу теперь тебя отпускать.
— Не отпускай, — тихо прошептала она в ответ, сама страшась своей смелости.
— Не отпущу, — шепот обещания опалил ушную раковину, а затем Фред украдкой коснулся губами волос девушки. — Клянусь, теперь ты будешь спать только в моей футболке.
— Вот как? — она развернулась в его руках, совершенно не обращая внимания на то, что Гарри и остальные уже успели уйти далеко вперед и коридор почти опустел.
— Нам же нужно найти идеальный дизайн для твоей комнаты, — ухмыльнулся он ей, заправляя прядь кудрявых волос за ухо.
— Однозначно, — кивнула она, изо всех сил сохраняя серьезное выражение лица.
Она первой поцеловала его, и леди Виолетт торопливо покинула свое законное место на портрете, давая юным волшебникам краткую минуту уединения.
====== Чужая победа ======
В перерыве между первым и вторым заседаниями суда Визенгамота Гермиона вышла на улицу, не в силах больше находиться в душной зале, по которой уже час разносился монотонный голос судьи.
— Сволочи, — ругнулся через зубы Гарри, тоже выскочивший из стеклянных дверей здания. Он дрожащими от злости пальцами полез в карман, и только со второй попытки смог достать пачку дешевых маггловских сигарет, тут же судорожно вытягивая одну и закуривая. С его бешенным темпераментом и неугасающим с годами чувством справедливости ему стоило огромных усилий не вспылить прямо там, в зале суда, перед лицом «досточтимого председателя» и «уважаемой коллегии».
— Ага, — бесцветно отозвалась девушка, обнимая себя руками и с наслаждением вдыхая морозный воздух улицы. Этот воздух не пах потом и затхлостью, которой буквально пропитались стены нижнего этажа Министерства.
— Пойдем, Герм, — мрачно бросил Поттер через плечо, докуривая до фильтра сигарету и выбрасывая в бак. — Вторая секция снова начнется.
— Я бы предпочла сейчас отработку у Амбридж, — мрачно пошутила Гермиона, давя в себе омерзение.
— А я бы очередную встречу с Лордом, — согласился ее друг. Каждый шаг давался с трудом.
Виновен. Виновна. Виновен. Виновен. Виновны. Виновны-виновны-виновны.
Гарри Поттер сломал в руке карандаш. Гермиона Грейнджер до крови закусила изнутри щеку. Судья меланхолично и бесцветно зачитывал приговор.
… за поддержание противозаконных идей, применение запрещенных заклинаний и содействие геноциду волшебников в первом поколении приговаривается к…
Кажется, следствие проигнорировало все, что говорили ему свидетели защиты. Кажется, все было решено еще до начала суда. Так происходило каждый раз, каждый чертов раз, каждое чертово заседание суда, на каждом из которых гриффиндорцы были вынуждены уважительно здороваться с председателем, клясться говорить только правду, а затем говорить, говорить, отрицать все то, что ставили против обвиняемым. И все равно оставаться неуслышанными.
Пэнси Паркинсон прикрыла глаза, смертельно бледная и непривычно прямая, словно вытянутая по струнке. Кажется, она даже не ожидала другого исхода.
Гарри ухватил Гермиону за рукав, удерживая, не давая вскочить и высказать в лицо идиотскому собранию все, что она хотела. Дамблдор гордился бы своими учениками, чтоб ему подавиться этим правосудием.
Ярость отступила, уступая место удушающему бессилию, выбивающему слезы из глаз, а затем апатии, пожирающей заживо и зарывающей в себе. Джинни ждала Поттера в холле, переминаясь с ноги на ногу и теребя рукав кофты. Они тут же трансгрессировали, переносясь куда-то далеко: возможно, на Гриммо, а, возможно, в Годрикову Впадину, где пустыми окнами смотрел на то, куда катится магический мир, дом Джеймса и Лили, где они отдали свои жизни во имя любви, жизни, справедливости, будущего. Фактически, напрасно. Гермиона зарыла руки поглубже в карманы и вышла из здания, стараясь не смотреть на маленькую девочку в темной мантии, которая стояла у входа, ожидая, когда ее брат выйдет наружу и они пойдут домой. Гермионе нужно было бы остаться с малышкой, успокоить ее, увести, но она так устала… Она не хотела быть той, кто скажет этому ребенку то, что Теодор Нотт не придет домой. Что пройдет много-много лет, прежде чем он снова сможет перешагнуть родной порог.
А люди на улице смеялись. Люди улыбались, спешили по своим делам, держались за руки, радовались миру, праздновали.
Не подозревали.
Не знали, что за огромными каменными дверями судья в парадной мантии выносил приговоры восемнадцатилетним юношам и девушкам, которые стояли, высоко подняв подбородки, бледные и серьезные, молчаливые и обреченные. Выносил приговоры, одобренные единогласно, отправляя юношей и девушек на годы в Азкабан, уничтожая даже саму идею о том, что кто-то может остаться. Выносил приговоры, и тем самым плясал на разбитых идеалах и иллюзиях Гермионы Грейнджер.
Дверь квартиры скрипнула, пропуская ее внутрь, и она сползла на пол по стене, не в силах стоять и держаться на ногах дальше. Дверь еле слышно хлопнула за ней, закрываясь. В квартире пахло яблоками и пергаментом. В квартире было тихо.
Она просто сидела на полу у двери, обнимая колени и глядя на ручку шкафа напротив. Сил встать не было. За окном темнело, на Лондон опускались сумерки, скрывающие тени спешащих веселых людей, укутывающие уединение влюбленных и откладывающие на худом лице Гермионы тени, которые, кажется, делали лицо девушки еще более худым. По потолку проносились стремительные огни фар и машин, которые неслись куда-то далеко, туда, где жило счастье, где жила радость и жила победа.
— Мы победили, Фред?
Конечно, никто не ответил ей. Собственный голос показался гонгом: резким, слишком громким и слишком неуместным. Но от него стало легче. И Гермиона заговорила снова, обращаясь к пустоте, которая поселилась в этой комнате, в ней самой и, кажется, в самом воздухе.
