И вот прискакали от ильхана кэшиктены, и с ними Абака-хан, – оказалось Хулагу готовиться к войне и ведет переговоры с римским папой о союзе с латинянами, так, как коварный Берке уже договорился с Византией и мамлюками. И естественно, Хулагу нужны умные люди, послы к папе – непременно китаи, ибо монахи говорят, что потнифик проявляет большой интерес к этой диковинной стране, где изготавливают прекрасный фарфор и легчайший шелк, из которого римские прелаты носили альбы и сутаны. После захвата Константинополя латиняне отправили к себе домой в Италию две тысячи опытных ткачей, но тем так и не удалось достичь тонкости китайских мастеров, а самое главное, им была неизвестна тайна атласа. Поэтому, собрав богатые дары – атлас и фарфор, присланные Хубилаем из Поднебесной, присовокупив к ним приличное количество золотых дирхем аббасидов, Хулагу искал человека, которому можно было бы препоручить эту важную миссию, а заодно и сокровища. И чтобы ничего не пропало. Сказать по правде, с бескорысными в монгольской империи было туго – невзирая на существующие наказания за воровство, каждый уважающий себя багатур старался уделить своим домочадцам от общего пирога приличный кусок. Не секрет, что баскаки – сборщики податей, почти половину дани оставляли в степи, зарывали в курганах и прочее… А еще, сам вид Ван Юаня – тонкость и манера беседы, в конечном счете, его императорская родословная должны были импонировать утонченному вкусу понтифика. Ведь в изысканном Риме с грубыми степняками и разговаривали грубо, лязгая забралами и мечами, и кто-кто, а хан Хулагу, этот монгольский эстет, понимал проблему. Не мог же он оставить свое государство и сам отправиться в Рим. Высокодуховных "несторианцев" хан также не мог послать, ибо те не шли на компромисс в вопросах догматического богословия и особенно – символа веры. Да и зачем обострять существующие разногласия. Хан Хулагу уже долгое время пытался увязать свое личное видение Неба с христианскими догматами жены Докуз-хатун… и не всегда получалось. Вот поэтому, лучшей кандидатуры для посла доброй воли трудно было и сыскать. А еще сюда же – его Думарина, цивилизованная христианка, умеющая предугадывать мысли и знающая языки.
Сначала ильхан хотел отправить Ван Юаня в Рим одного, а Думарину оставить при себе. И очень даже было обрадовался открывающимся перспективам, но под уничтожающими взглядами Докуз-хатун и Тукити-хатун быстро отказался от этой идеи. Всякое может случиться в следующую ночь… Ну, а значит и ладно – с глаз долой и с сердца вон.
"Движение Дао происходит от сопротивления", – Хулагу, скрипя зубами, принял данный факт как должное, и вышел на новый уровень. Вот так и постигают настоящую силу – "слабость, есть отличительная черта действия Дао".
– И все же, мы должны утверждать Истину, с мечом веры в руках, проникая на вражеские территории, захватывая их и покоряя, в первую очередь для себя. А всё, что будет отвоевано, так или иначе останется в нашей власти; долины тем хороши, что на них можно получать богатый урожай, но "если пустота долины наполнится чем-нибудь, то она перестанет быть долиной".
– Вы говорите о Ширванской долине, уважаемый хан? – спросил Ван Юань, тоже подыгрывая слабости, хотя, он прекрасно понимал, о чем говорится, и то – что играет с огнем.
Хан в который раз смерил его с ног до головы.
– А вот это мне нравиться, – произнес Хулагу, подняв указательный палец. – Именно так и нужно разговаривать с папой – играя вещами на расстоянии. Я рад, что в тебе не ошибся! Предложи папе новые территории – те самые, на которые ещё не ступала нога "человека". Уверен, он не сможет устоять, ибо политика Рима, – Хулагу с опаской посмотрел на дверь и понизил голос, – у них… (он оттопырил большой палец, указывая им в сторону) чуйка на свежее мясо, хотя только и говорят о вере и благочестии.
– Я тоже как бы один их них,– произнес Ван Юань с кислой миной на лице, – но я искренне искал… и продолжаю искать Святую землю.
– Ты это делаешь только в себе, а они раскидывают сети по всему миру – к чему могут дотянуться их длинные руки.
Тут Ван Юань понял, что зря обвинял Хулагу во всех смертных грехах. Каждый правитель имеет человеческие слабости, но не каждый может дать себе по рукам.
– Так вот, предлагая союз, лишь намекни папе о Поднебесной и кагане Хубилае, открой на мгновенье перспективу и тут же опусти полог. Поверь, папа еще тот дока – не успеешь зевнуть, как останешься ни с чем. Я-то уж знаю… По слухам, нынешний папа враждебно настроен к монголам и даже пытался инициировать против нас крестовый поход. Похоже, в Риме по-прежнему считают монголов чертями, бурханами степи.
– Но как же тогда я смогу убедить папу в обратном?
– Не волнуйся. Во-первых ты не монгол… Во-вторых в Риме, как и в Карахоруме, имеются свои большие знатоки различных ядов; поэтому папы долго не живут, – пока доедешь, думаю, будет уже другой.
Хан снова с опаской посмотрел за дверь.
– О боже, как изменился мир. Или – совсем не изменился.
– Да уж, поверь. Когда мы выходили в поход, то даже не предполагали, что Святая земля, это земля нашего сердца. Мы стремились к Свету и сами несли его людям, освещая верой дикие пустоши и огромные территории; потом оказалось, что Иерусалим недосягаем – порыв угас, словно унесенная в степь искра от костра. Теперь мы имеем дело с большими мастерами – они забрасывают сети глубоко, и по сравнению с ними мои монголы просто дети. Уж лучше нам было не покидать родную степь.
– Господин, я и не мог предположить, что вы так глубоко прозираете вещи – искренне изумился Ван Юань.
– Ты тоже, словно ребенок, видимо еще не понял, отчего так тоскливо бывает порой на душе. Но Бог милостив – подарил тебе в утешенье крупную жемчужину. Хотя, не бывает совершенного человека, и я не уверен, что ты сможешь найди ей достойную оправу.
– Может мне лучше оставить Думарину в Тебризе, под вашим присмотром, мой хан?
– Сначала я тоже так думал, – хан вздохнул, – но вовремя понял, что нельзя отнять чужой дар, не заплатив за него бесконечно огромную цену.
– Тогда как же папа, да и остальные наши "отцы", они разве в курсе, что брать чужое нехорошо?
– Сынок, вокруг давно не невежды, а изощренные в коварстве бестии. Они отреклись наперед от многих вещей, с той только целью, чтобы потом беспрепятственно грабить и иметь на это все законные основания. Поэтому, я посылаю вас "словно агнцев в среду волков" и надеюсь, что ваша Любовь и невинность оградит вас от пасти хищников.
Впрочем, довольно сантиментов; мне нужен результат. Когда недостаточно доводов и аргументов, женщина может быть убедительней любого мужчины. Тем более, жена послана мужу для того, чтобы создавать предпосылки духовного роста, – убежден, тебе не раз придется изловчиться, имея при себе такое подспорье.
Довольный Хулагу рассмеялся. – И все же, мне стоит больших усилий разжать кулак и выпустить птичку.
Он снова вздохнул. – Но иначе, нельзя никак достигнуть единства.
глава 7.
"В древности всякое существо достигало единства".
Лао-цзы.
Вот таки хорошо, что бывают проемы земли, откуда веет прохладой. Что есть хутуны, которые выкопали древние мудрые люди, опустившиеся на невероятную глубину; возможно они там достигли единства и "смотрят на нас как на свое начало… и подобно царям заботятся о бедных сиротах и вдовах".
А так, как всякая вещь извечно достигла там своей меры, дело остается за малым – тождеством сущности и существования. Но тут, без сомнений, присутствует разница категорий, дифферанс подхода к проблеме. И только очень наблюдательное сердце может заметить подлог. Из паленных пустошей не веет прохладой – лишь пепел кружит, и здесь разговор идет исключительно о духе тщеславия и сожженной им совести человека. Ведь не важно, какую степень самоотречения может избрать для себя горе-подвижник, а важно то, какой дух изначально внушит ему подобные мысли. Но исследуя катастрофу, все же, придется воспользоваться логикой разума…