- Это твоя собственная писанина. Я ее просто слегка исправил.
“Слегка”, конечно, было слишком слабым словом - что-то редактор, следуя своему обыкновению, вычеркнул, какие-то абзацы переписал полностью, но по сравнению с теми жалкими ошметками, которые он раньше оставлял от моих статей, это был настоящий прорыв. Я читала медленно, почти смакуя каждую фразу, и этим добилась того, что Марат легко ткнул меня в бок:
- Любоваться собой будешь в свободное время. Скажи, ты хочешь, чтобы это было опубликовано?
- Хочу ли я? - я почувствовала, что у меня глаза сейчас вылезут из орбит. - Конечно, хочу!
С усмешкой он придвинул ко мне чернильницу и перо.
- Тогда придумывай себе псевдоним и подписывай.
Как во сне, я взяла перо и занесла кончик над бумагой. С него тут же капнула и расплылась клякса, и я отдернула руку. Марат молча наблюдал за мной, ничего не подсказывая, и я постаралась придать себе задумчивый вид, но на самом деле на ум мне не шло вообще ничего, только всякие банальные глупости вроде анаграммы собственного имени. А банальщина - это то, что Марат оценил бы меньше всего на свете. Я изо всех сил напрягала фантазию, но от этого ощущала себя лишь большей бездарностью.
- Только никаких анаграмм и подобной ерунды, - я уже не удивилась тому, с какой легкостью редактор читает мои мысли. - Придумай что-нибудь, что выделит тебя.
Я и без того это знала, но как раз в этом и заключалась проблема - я никогда не чувствовала себя чем-то выделяющейся. Даже когда в моей квартире жил император всероссийский, даже когда я раскрывала какие-то невероятные тайны, большинство из которых так и остались для меня загадкой, даже когда я угодила в чужой век и попробовала себя в качестве революционера - мне никогда не казалось, что я представляю из себя или совершаю что-то выдающееся, изменяющее и оборачивающее вспять течение жизни. Для этого у меня никогда не было ни сил, ни способностей, все, что я могла делать - лишь плыть по этому течению в надежде, что кто-то протянет мне руку и подскажет путь.
- Что это? - внезапно спросил Марат, опустив взгляд куда-то мне на уровень бедра. Я сначала не поняла, о чем он, но потом увидела, что он заметил торчащие из моего кармана красные нарциссы, купленные мною утром на пути в гостиницу. Удивительно, но за время, проведенное в гостях у Сен-Жюста, я успела забыть про этот букет. Ничего не смущаясь, Марат запустил руку мне в карман и извлек цветы наружу.
- Красивые, - сказал он, вытаскивая из букета один цветок и переламывая стебель надвое. - Больше нигде таких не видел, только в Париже. Ну-ка, наклонись.
Ни о чем не спрашивая, я сделала, как он сказал, и в моих волосах тут же оказался цветок, а на моих губах - поцелуй. В груди что-то вспыхнуло, будто кто-то щедро плеснул туда бензина и бросил следом зажженную спичку, и на меня внезапно нахлынуло осознание, каким именем я буду подписывать свои статьи.
- “Девушка-огонь”? - Марат, как я и ожидала, захохотал, когда я предъявила ему готовую подпись. - Ну, чего-то подобного я и ждал. Только что-то ты медленно соображала.
- Вы подстегнули мое воображение, - улыбнулась я, откладывая перо и не упустив при этом случая мимолетно коснуться руки редактора. Он понимающе кивнул:
- Теперь-то я знаю, как надо тебя расшевелить, если что. А теперь бери это все и в типографию. Проследи, чтобы они нормально все напечатали. А потом… - голос его стал приглушенным, - потом приходи сюда. Я тебя жду.
Внутренне замерев от вида картин, которые тут же нарисовались в моей голове, я с готовностью подхватила листы.
- Я туда и обратно.
- Не надо туда и обратно, - пригрозил он, - сначала дело, потом все остальное. Увижу, что криво набрали - спрос будет с тебя.
- И что вы сделаете? - игриво спросила я, нахлобучивая на голову шляпу. Марат наградил меня тяжелым взглядом, понаблюдав секунду, как я тщательно убираю волосы:
- Не думаю, что ты действительно хочешь проверять.
И снова он был целиком и полностью прав.
В коридоре меня снова встретила Симона. Судя по тому, как она отряхивала руки, ей только что пришлось вынести мусор.
- Уже уходите, гражданин? - спросила она. - А вы придете обедать?
- Вряд ли, - я снова стыдливо спрятала глаза, не в силах выносить ее лучезарного взгляда, и совсем упустила, что из врученных мне бумаг две сорвались и плавно полетели на пол. Симона тут же бросилась их подбирать:
- Ой, гражданин, статьи испортятся, я давно тут не мыла…
- Не надо, - почти со страданием произнесла я, тоже наклоняясь, - я все подниму…
И тут случилось то, что иначе как провалом сложно назвать. Все дело было в том, что обычно я укладывала волосы так, чтобы шляпа хорошо держалась на макушке и ни один локон не выглядывал из-под нее, но в этот раз, решив не ждать, пока Марат разозлится на меня, выбежала из кабинета, не закончив толком этой сложной процедуры. В общем, стоило мне резко наклониться, как чертова шляпа слетела с меня и упала прямо Симоне под ноги. Я не успела даже ничего сказать, что могло бы как-то оправдать меня - Симона подняла глаза и воззрилась на мои длинные светлые волосы, совершенно точно выдававшие во мне девушку.
- Гражда… нка? - спросила она, явно глазам своим не веря. Чувствуя, что в воздухе начинает пахнуть керосином, я быстро хватанула шляпу и начала медленно, как при встрече с диким зверем, отступать к двери.
- Вы - гражданка?.. - ошарашенно повторила Симона. Кажется, до нее начали доходить все масштабы ее заблуждения, а также их возможные последствия.
- Ну да, - глупо улыбнулась я, продолжая пятиться. - Давно уже хотела сказать, да вот… все повода не было…
Если у Симоны и были какие-то сомнения относительно того, что творится прямо под ее носом, то мое бесстыдное мямленье их сразу рассеяло. Лицо ее медленно вытянулось, темные брови сошлись на переносице, и я поняла, что мне пора срочно исчезнуть из ее поля зрения.
- Э-э-э, спасибо за приглашение на обед, я в другой раз, - пробормотала я, распахивая дверь и вылетая из квартиры.
- До свидания!
То, что ждет Марата после моего позорного бегства, я не хотела себе даже представлять.
После такого ни о каком приятном вечере, конечно, речи идти не могло, и я, проинспектировав работу наборщиков и придя к выводу, что редактор останется ее результатами вполне доволен, вернулась в дом на улице Сент-Оноре. Мысли мои находились в крайнем расстройстве, и я подумала, что тихое чаепитие в компании Дюпле и их постояльцев - как раз то, что мне сейчас нужно. Да что уж там, если б Робеспьер предложил мне выпить чаю с ним наедине в кабинете, я бы обрадовалась ему, как никому другому.
Но моим пасторальным мечтаниям не суждено было сбыться, потому что, пересекая внутренний двор, я услышала, как из дома раздаются возмущенные возгласы. Голос, преисполненный праведного негодования, принадлежал Шарлотте и заглушал все остальное, даже чьи-то редкие попытки вмешаться в ее монолог. Только один раз, когда у сестры Робеспьера закончилось дыхание, и в ее сплошном потоке слов образовался маленький просвет, я услышала, как тихо всхлипывает Нора. От этого у меня разом зачесались кулаки - к старшей из сестер Дюпле я успела порядком привязаться и не могла допустить, чтобы кто-то доводил ее до слез. Поэтому входную дверь я распахнула едва ли не с ноги, готовясь высказать кому угодно все, что я о нем думаю, и ошарашенно застыла.
У двери собрались все обитатели дома, не исключая Браунта и рыжего Нориного кота. Ближе всех к выходу стояла Шарлотта, крепко державшая Максимилиана под руку, и у ног их я с удивлением увидела пару чемоданов и какие-то узлы.
- Послушайте, - пока расстроенную Элеонору утешал ее отец, сражение вела мадам Дюпле, и от ее взгляда мне стало резко не по себе, - вы не имеете права так обращаться с гражданином Робеспьером…
- О, - Шарлотта усмехнулась, - вы еще будете читать мне нотации, как мне относиться к собственному брату? Вы слишком много на себя берете, гражданка!
