Удача обернулась мне лишь через три улицы, когда я вдоволь успела нашарахаться от мелькавших в переулках теней - возле тротуара примостился потрепанный экипаж, на козлах которого мирно дремал возница. Я грубо нарушила его сон, нетерпеливо толкнув его в плечо.
- Эй, просыпайся!
- А? Кто? - возница осоловело уставился на меня. - Куда едем, гражданка?
- Сент-Оноре, 3-6-6, - сообщила я и устроилась на мягком, продавленном сиденье. Наверное, я должна была быть горда собой, но отчего-то у меня не получалось это делать.
- Выйдет дороже, чем днем, - предупредил возница, прежде чем подстегнуть лошадей.
- Неважно, - бросила я. - Едем.
Уснула я мгновенно, просто-напросто засунув украденную сумку под кровать, а утром меня ожидал еще один сюрприз - неожиданный и совершенно непонятный. Я открыла глаза медленно, лениво размышляя о том, что можно было бы поспать еще немного, перевернулась на бок и тут же села на постели, как громом пораженная от того, что увидела.
На шкафу висело патриотичных республиканских цветов платье, украшенное кружевами и сделанное явно не из дешевой ткани. Все еще думая о том, что это какой-то мираж, который мне привиделся после бурной ночи, я, как слепая, подошла к нему и потрогала. В пальцах прошелестело мягкое сукно. Нет, это было не видение. Это платье действительно висело у меня в комнате и, как я заметила, было сшито явно на меня.
Не понимая, что было причиной появления этого странного, но, как ни крути, красивого наряда, я заозиралась по сторонам и вдруг увидела на столе белый бумажный прямоугольник. Я развернула его, едва не разорвав. На листке красовались три надписи - все сделанные разными почерками: “С прошедшим Днем Рождения. МР”, “Прекрасным девушкам - прекрасные наряды. ОР” и “Теперь ты проставляешься. СЖ”.
- Что за нахрен, - пробормотала я, растерянно переводя взгляд с записки на платье, потом обратно. Пожалуй, существовал единственный выход получить ответы на все вопросы, и я, схватив платье в охапку, пошла в кабинет Робеспьера, всеми фибрами души надеясь, что он еще не ушел в Конвент.
Он, на мое счастье, действительно не ушел и сидел за письменным столом, торопливо что-то дописывая. На мое появление он отреагировал лишь коротким доброжелательным кивком.
- Вы вчера припозднились…
- Да, были кое-какие дела, - туманно ответила я. - Вы мне лучше ответьте, это что?
У Робеспьера соскользнула рука, и идеально ровно исписанный лист украсила уродливая клякса. Он почти с мукой поглядел на нее и отодвинулся подальше, чтобы не испачкать отутюженный рукав.
- Это ваш подарок на День Рождения, - отозвался он, заметив у меня в руках платье. - В вашем времени это не принято?
- Нет, принято, просто… - я совсем потерялась, забыв, что хотела сказать изначально, - откуда вы знаете, когда я родилась?
- Вы же сами рассказали мне, - произнес Робеспьер с удивлением. - Когда мы увиделись в Консьержери. Помните?
Все, что у меня получилось - лишь издать какой-то нечленораздельный звук. Он был прав, черт возьми, а я повела себя как забывчивая дура. Еще и права качать пришла…
- О… точно… а я и не помнила, - пробормотала я, в который раз перед лицом Максимилиана чувствуя себя по-дурацки.
- Нет-нет, ничего, - со странной поспешностью ответил он и добавил скованно. - Только не надо меня благодарить. Пожалуйста.
Я секунды две соображала, к чему была сказана последняя фраза, а потом мое лицо в один момент вспыхнуло, как будто на нем взорвали маленькую бомбу. И самым кошмарным было, что Робеспьер, черт его возьми, не шутил.
- О… конечно… - сдавленно проговорила я, медленно пятясь к стене. - А… когда у вас День Рождения?
- Вчера был, - обыденно ответил он. Я решилась спросить:
- И вы не празднуете?
- Жаль, но у меня нет ни времени, ни средств, - ответил он, продолжая зорко наблюдать за каждым моим движением. Ситуацию надо было сгладить срочно, и мне неожиданно вовремя пришла в голову поистине блестящая идея. Я отметила, что последнее время это происходит со мной регулярно - наверное, пребывание в ином столетии в каком-то смысле благотворно влияло на меня.
- Я сейчас приду, - сказала я и метнулась прочь из кабинета обратно к себе. Платье я поспешно повесила обратно на шкаф и схватила со стола вторую из своих авторучек - наверное, по нашим временам такой подарок могли бы посчитать издевательством, но Робеспьеру он должен был показаться по-настоящему бесценным.
И я не ошиблась - он с плохо скрываемым восторгом оглядел пластмассовый корпус, нерешительно черкнул по листу и поднял на меня сияющие глаза:
- Скажите, Натали, она бесконечная?
- Вообще-то нет, - со вздохом призналась я, едва ли не с сожалением наблюдая, как тускнеет его лицо. - Но она может прослужить долго… если тратить экономно.
- О, я буду очень экономен, - уверил меня Робеспьер. - Постараюсь.
- Теперь мы квиты, - с радостной улыбкой сообщила я.
Нельзя же было, в самом деле, цепляться за эти дурацкие ручки до последнего. Зато я теперь не ощущала себя кому-то должной, и это, наверное, того стоило.
Сумку я не открыла вплоть до того момента, как опять предстала на пороге квартиры Марата. Симона встретила меня почти по-дружески, вновь поприветствовала “гражданином”, а я так и не смогла исхитриться и найти возможность сказать ей, что я, вообще-то, не гражданин, а вовсе гражданка. Меня снова проводили в ванную, и я, не ощущая уже никакого смущения, упала на знакомый стул и предъявила редактору свою добычу.
- Неужели достала? - прищурился он. Я спросила почти с вызовом:
- Думаете, я вру?
- Нет, не думаю. Что внутри, проверяла?
- Нет, - ответила я. - Если честно, я немного испугалась и сбежала оттуда…
- Подожди-ка, - прервал меня Марат, - давай начнем сначала. Как ты смогла проникнуть к нему в дом?
Делать было нечего - я же обещала рассказать, если план увенчается успехом. Сказать могу только одно - Марат ржал так, что едва не захлебнулся, пока я пересказывала ему свои вчерашние похождения.
- Почему я этого не видел? - почти проревел он, никак не в состоянии отсмеяться. - Дорого бы я отдал за такое зрелище… Бриссо - благородный рыцарь, спасающий даму!…
Почему-то мне стало обидно за своего вчерашнего знакомца, и я резко спросила:
- Вы считаете, он не может вести себя благородно?
Смех Марата оборвался, а взгляд неожиданно стал холодным до того, что я замерла, будто меня и впрямь заморозило.
- Бриссо - подлая, двуличная сволочь, - безапелляционно заявил мой редактор, сверля меня глазами. - Он может притвориться кем угодно, если это будет ему выгодно. Ты посчитала его в чем-то симпатичным? Не верь. На самом деле он не лучше любой рептилии. Я знал его в прошлом, так что понимаю, о чем говорю.
Я съежилась на своем стуле, будто тот мог меня защитить. Чтобы начинать спор, надо было быть подлинным сумасшедшим, а мне все еще была дорога моя жизнь.
- Да я ничего такого не сказала, - почти прошептала я, будучи не в силах оторвать свой взгляд от его, пылающего и сковывающего не хуже любой цепи, - просто подумала…
- Даже не думай об этом, - отрезал он, - иначе это заведет тебя туда, откуда ты не выберешься вовек. Скажи лучше, - тут его голос немного потеплел, и я позволила себе сделать вдох, - что в сумке?
- Сейчас увидим…
На деревянных ногах я поднялась, подняла с пола сумку, из-за которой начался такой сыр-бор, и поспешно расстегнула немудреные застежки.
Руки у меня ослабели в одно мгновение, сумка полетела на пол, и из нее рассыпались веером туго скрученные тонкими веревками пачки купюр. Это были не знакомые мне французские ассигнаты, которые бы я узнала в момент, а что-то другое, чужеродное и неожиданно показавшееся мне устрашающим.
- Дела, - почти присвистнул Марат, наклоняясь и подбирая одну из пачек. - Это же фунты!
- Ч-что?
- Английские фунты, - купюры сочно хрустнули в его руке, когда он провел по ним кончиком ногтя. - Я знал, я знал это, черт возьми!
