Младшая, которая была вовсе не младшим, довольно улыбнулась.

— Брагинский сдох.

— И чего теперь? – не понял мужчина.

— Чего теперь… — передразнила его Лейла. – Поеду в Москву.

— Это еще зачем?

— Закончилось его время, — девушка возвела глаза к небу. – Теперь мы сами по себе будем. Эй, ты, — обратилась она к парнише, который стоял, ничего не понимая и хлопая глазами, — довези меня до Грозного. Поеду.

— Да, — глядя на девушку с восхищением, отозвался тот. – Пойдемте…

Спустя пять минут, оглушительно гремя двигателем, полуразваленный УАЗ сорвался с места и повез Чечню в сторону столицы.

Наташа не хотела идти домой, боялась, что не выдержит и снова позорно расплачется, а показывать свою слабость перед домашними ей вовсе не хотелось. Торис отвел ее в пустующее кафе на Новом Арбате и, когда им принесли две рюмки коньяка, наконец заговорил:

— Ты знаешь, что мы все перерождаемся?

Наташа начала что-то понимать. Впрочем, мысль эта была какой-то отрешенной и совершенно не затронула сердце, которое будто сжал холодный обруч.

— Знаю. Священная Римская Империя стал Германией… Российская империя – СССР.

— Когда ты переродилась последний раз? – с внезапным волнением спросил Литва. Наташа на миг задумалась.

— Кажется, в начале двадцатых. Я не помню. Ты думаешь, с Ваней может случиться так же?

— Если Россия возродится после того, что сейчас происходит, у него есть шанс.

Наташа прислушалась к себе. Ничего, даже радости от поданной надежды. Девушка моргнула, изображая кивок.

— Надеюсь на это.

— Советского Союза все равно больше не будет, — вдруг торопливо и быстро заговорил Торис. – Что ты будешь делать теперь?

Беларусь это не волновало. Ее не волновало на тот момент вообще ничто.

— Не знаю, — просто ответила она. – Я не хочу сейчас думать об этом.

— Выйдешь за меня?

Слабый отголосок удивления трепыхнулся в ее душе и быстро угас, придавленный ледяной глыбой. Наташа медленно подняла глаза и столкнулась со сверкающим решимостью взглядом Ториса. Затем еще раз прислушалась к себе. Пусто. Почему-то это не пугало.

«Наверное, у меня эмоциональное истощение после всего этого», — подумала она, делая маленький глоток коньяка. Литва терпеливо ждал, нервно потирая руки.

— Торис, — ответила девушка, — давай поговорим об этом завтра, ладно? Я очень, очень устала.

Он не скрыл своего разочарования.

— Ну хорошо…

То ли он ревновал к кому-то неизвестному, кто мог встать на его пути, то ли просто злился – Наташа не размышляла об этом. Ей хотелось рухнуть на постель и проспать несколько дней подряд. Допив коньяк залпом, она встала со стула.

— Пойдем домой…

Бросив деньги на стол, он тоже поднялся.

========== Глава 20 ==========

Всем, кто ждал и надеялся, посвящается =)

Наташа, все еще не в силах стряхнуть с себя оцепенение, давила на кнопку звонка до упора, пока дверь не открылась, и на пороге не возникла заплаканная Оля. Разразившись новой порцией слез, Украина бросилась обнимать сестру.

— Наташенька… — шептала она сквозь всхлипы, — Ванечка умер… что ж теперь будет-то…

— Я знаю, — глухо ответила Беларусь, даже не пытаясь обнять сестру в ответ. Торис, тершийся за ее спиной, тихо покашлял, и Ольга выпустила ее, удивленно воззрилась на литовца.

— Ты вернулся?

— Как видишь, — Беларусь не знала, стоило ли Литве придать своему лицу сочувствующее выражение. – Соболезную.

Спрятав лицо в ладонях, Украина посторонилась, пропуская сестру и ее спутника в квартиру. Только оказавшись в знакомой, пропахшей пылью прихожей, Наташа сразу поняла – все рушится. Это чувство подстегивал и взволнованный гомон, доносившийся из комнат, и треск распахиваемых дверей шкафов, и, самое жуткое, несколько собранных чемоданов, стоящих у выхода. Наташа ощутила, как у нее сжимаются кулаки, а в груди поднимается знакомая ледяная волна слепой ярости.

— Торис! – выскочивший откуда-то Латвия радостно бросился другу на шею. – Представляешь, мы свободны! Мы уходим! Он нас больше не удержит! Уходим!

На лице Ториса не было написано ни радости, ни горечи. Молча он отстранил от себя мальчишку и направился в прибалтийскую комнату – очевидно, тоже собираться. Украина тихо всхлипнула в углу, и это оказалось последней каплей. Беларусь не дала Латвии последовать за литовцем – перехватила за локоть и отвесила оплеуху, настолько сильную, что Райвиса отнесло к стене.

— Ты что?! – возмущенно завопил он, хватаясь за покрасневшую щеку. – С ума сбрендила?

— Мог бы проявить хоть немного уважения, — не своим, чужим голосом произнесла Наташа, надвигаясь на него. – Ты пятьдесят лет жил под его крышей! За его счет! Он спас тебя от Людвига! Помог поднять промышленность! Дал тебе все, что есть у тебя сейчас! И вот чем ты ему платишь?!

Дрожа от ужаса, Райвис сжался и вытянул руки, будто пытаясь выстроить перед собой невидимую стену. Почему-то Наташа не сомневалась – в ее глазах латыш увидел отражение ужасающей тени Брагинского.

— Наташа, — Оля подошла к сестре, ласково обняла за плечи, — хватит, Наташ, оставь его, пусть уходит, это его дело…

Беларусь резким движением сбросила ее руки, но желание убить наглого мальчишку на месте поутихло. Приступ безумия отступал.

— Мараться не буду, — произнесла Наташа с презрением, но все таки рявкнула напоследок. – Пошел вон! И чтоб духу твоего здесь не было через минуту!

Райвису не надо было повторять дважды. Спустя несколько секунд он вместе со своим чемоданом покинул квартиру навсегда. Устало вздохнув, Наташа обратилась к сестре:

— Кто еще ушел?

— Пока никто, — ответила Оля, тревожно заглядывая ей в лицо. – Все собираются.

Кивнув, Беларусь проследовала в комнату прибалтов. С каждой минутой вера в слова Ториса, что у России есть еще шанс выкарабкаться, таяла, как снежинка под лучами весеннего солнца. Получается, теперь надо будет уходить? Наташа ощутила, как к горлу подступает горький комок. Что бы ни происходило за последние годы, Союз был ее домом, и она не представляла уже самостоятельной жизни. Вернуться в Минск? Выживать самой? Но как? Как жить в мире, где не к кому даже обратиться за помощью? Не к Америке же на поклон идти – сама мысль об этом вызывала у девушки отвращение. Утомленная вопросами, на которые у нее не было ответов, Наташа толкнула дверь.

Торис, швырявший без разбору вещи в видавшую виды спортивную сумку, посмотрел на нее так, будто она застала его за чем-то непристойным. Эстонии в комнате не было.

— Уходишь? – спросила Беларусь, привалившись к косяку.

— Ухожу, — подтвердил Торис. – Вернусь в Вильнюс. Буду обустраиваться по-новому. А ты?

Затянувшееся молчание он понял правильно.

— Ты не можешь?

— Не могу, — тихо сказала Наташа. – Пока не могу. Я чуть позже. Я…

— Все еще надеешься, что Россия возродится? – Торис приблизился к ней, осторожно взял за запястья. – Хочешь, чтобы все было по-прежнему?

— Никогда и ничего не может быть по-прежнему. Но я… я все еще останусь на несколько дней, вдруг…

— Ты любишь его? – неожиданно спросил Литва с болью в голосе.

— Да, — Наташа не сомневалась в правоте сказанного лишь секунду, затем на место привычной неколебимой уверенности пришли сомнения. Но показывать их Торису было невозможно.

— А… а меня? – нерешительно спросил он.

«Ну что», — прозвучал в голове Наташи насмешливый голос, почему-то напомнивший о Пруссии, — «Ну что, мелкая? Сейчас или никогда?»

— И тебя. Тебя люблю… тоже, — выдавила Беларусь, отводя глаза. Все это было донельзя странно. Ване она признавалась в любви сотни раз, и слова слетали с губ легко, будто отпущенные на волю птицы. Для этого признания ей пришлось копить силы несоизмеримо дольше. Возможно, всю жизнь?

— Тогда почему…

Наташа мягко отстранила его руки.