— Наташа! Помой посуду!
— Сейчас! – отозвалась девушка и направилась в кухню. Там остался только Торис – он одиноко сидел, съежившись на стуле, и сжимал в руках чашку с давно остывшим чаем. Наташа бросила на него короткий взгляд и принялась за работу – гигантская куча посуды в раковине и то вызвала у нее больше эмоций, нежели вид замученного прибалта. Напевая вполголоса, девушка тщательно оттирала с тарелок остатки еды.
— С ним часто такое бывает? – вдруг донесся до нее сдавленный голос Литвы. Беларусь коротко обернулась. Торис сидел под лучами свежего утреннего солнца, и от этого проступившие под его глазами синяки стали только более заметными. Наташа пожала плечами.
— Иногда. Не обращай внимания. Нам всем иногда достается.
— Так достается? – с ужасом спросил Торис, ставя на стол чашку. – Неужели так всегда?
— Ну…
К чему было врать? Наташа вообще этого ужасно не любила.
— Не так, конечно, — призналась она. – Но бывало и похуже. Спроси у Армении – Ваня ему однажды чуть руку не сломал.
— О Господи, — прошептал Литва и опустил голову на скрещенные руки. На миг у девушки внутри что-то тоскливо сжалось, и она решила как-нибудь приободрить отчаявшегося прибалта.
— Ничего. Не попадайся ему просто, когда он начинает сходить с ума.
— Легко сказать.
Наташа поставила в шкаф последнюю тарелку и, сев рядом с Литвой за стол, глотнула из его чашки.
— Все как-нибудь образуется.
Он повернул голову и мрачно посмотрел на нее из-за упавших на лицо темно-русых прядей.
— Хочется надеяться.
Немного помолчали, глядя друг на друга. Литва хотел сказать еще что-то, но ему помешала заглянувшая в кухню Оля.
— Уже все помыла, Наташ?
— Да, — отозвалась девушка. – Еще что-нибудь?
— Сходи в магазин, — попросила сестра, протягивая Беларуси исписанную бумажку. – Купи вот этого… тут по мелочи.
— «Молоко… два пакета крупы…», — прочитала вслух Наташа и встала со стула. – Сейчас пойду.
Вдруг вслед за ней поднялся и Литва.
— Я с тобой схожу.
— Зачем это? – подозрительно спросила Беларусь. – Я одна справлюсь.
— Помогу донести.
— Вообще-то…
Украина не дала ей договорить – подошла к прибалту и ободряюще похлопала по плечу, отчего его бледное лицо мучительно исказилось, но лишь на короткую секунду.
— Вот молодец. Поможешь Наташке? Заодно прогуляешься.
— Ага, — бормотнул Литва, чуть заметно отступая. Не переставая улыбаться, Оля ушла из кухни. Наташа, нахмурившись, поглядела на Ториса.
— Только попробуй улизнуть.
Внезапно он улыбнулся, будто вспомнил что-то, но тут же улыбку подавил и на девушку взглянул серьезно.
— А я и не собирался.
Вечер до неприличия походил на идиллию. Напряжение, что висело в гостиной вчера, уже не так чувствовалось, да и новенькие вели себя несколько раскованнее. Эстония сидел в кресле, закинув ногу за ногу, и с безмятежным видом читал книгу. Латвия сидел на подоконнике и болтал о чем-то с Украиной, поминутно обмениваясь с ней короткими смешками. Литва и Беларусь пили на диване чай. Они не разговаривали – просто сидели рядом, погруженные каждый в свои мысли. За ними Наташа даже не заметила, что Торис как бы невзначай коснулся кончиками пальцев ее запястья.
Идиллия. Тепло и домашний уют во всей красе. Пока России нет.
В коридоре хлопнула дверь, и в воздухе натянулась невидимая нить. Нет, ничего не изменилось в комнате, но голоса стали ниже, фразы – осторожней, а улыбки – нервозней. Отставив в сторону чашку, Наташа выскочила в коридор и повисла у брата на шее.
— Как ты? – она заглянула Ване в глаза. Нет, с ним все было в порядке, и от мысли этой на сердце потеплело. Брат улыбался.
— Неплохо. Как наши новенькие?
— По-моему, освоились, — ответила Наташа, заходя вместе с братом в гостиную. Они сели на диван рядом с Литвой так, что Беларусь оказалась между ними. Девушка поймала взгляд Ториса – взгляд в страхе распахнутых зеленых глаз не отрывался от лица Вани.
— Не бойся, — шепнула Беларусь на ухо Литве. – Он сегодня добрый.
Чуть успокоившись, парень вернулся к своей кружке. Тут Ваня легко потянул сестру за рукав.
— Наташ, принеси мне чайку. Будь другом?
— Сейчас, — тут же подорвалась с места девушка.
Когда она вернулась в комнату с дымящейся чашкой, брат уже умудрился сдвинуться в сторону и сесть к Торису вплотную. Лицо Литвы не выражало ни единой эмоции, только сжатые в тонкую нитку губы выдавали, что испытывает он от такого соседства. Наташа отдала Ване кружку и села рядом, осторожно склонила голову на плечо.
— Торис, — вдруг заявил Россия, — как ты, уже освоился?
— Немного, — ответил Литва, вздрагивая. Наташа видела, как мелко трясется чашка в его руках.
— Как спалось? – Наташа понимала, что брат вовсе не издевается. А вот Торис явно ждал подвоха.
— Замечательно…
— Вот и хорошо, — Ваня, явно удовлетворенный ответом, улыбнулся ему. Кто-то включил радиоприемник – из динамика полился голос диктора, зачитывавшего девятичасовые новости. Наташа слушать не стала, ушла на кухню с чашкой в руках. С ее удивлению, спустя несколько секунд там же оказался и Торис.
— Он издевается надо мной, — проговорил он страдальчески. – Вот же…
— Ни черта, — отозвалась Беларусь. – Запомни навсегда – он не умеет врать. У него это очень плохо получается. Все, что он ни говорит, он говорит искренне.
— Тогда он сумасшедший.
— Полегче, — предупредительно проговорила Наташа. – Рот зашью.
— А… извини. Но я просто подумал…
— Это самое страшное преступление, которое ты можешь совершить, пока ты тут. Просто не думай, Торис. Принимай все как есть, и будет тебе истинное, — распахнуть дверь холодильника, — коммунистическое, — взять бутылку молока, — счастье. – захлопнуть дверь так, что трясутся полки.
Литва наблюдал за тем, как она пьет.
— Завтра воскресенье, — пробормотал он.
— Ага.
— Что будешь делать? – он дважды заикнулся на последнем слове.
— Сидеть дома, — Беларусь посмотрела на Ториса, и тот под ее взглядом будто стал меньше ростом. – А что?
— Я… я просто давно тут не был, — казалось, ему стоило неимоверных усилий вытолкнуть из себя слова. – Я думал… может, ты… покажешь мне город?
Наташа долго смотрела на него, наблюдая, как меняется его лицо – от пунцово-красного до снежно-белого. «А он забавный», — мелькнула у нее мимолетная мысль. – «И правильно Ваня говорил… жалко его». Сама толком не осознавая, зачем делает это, она кивнула.
С детства у Наташи не было друзей. Была добрая и заботливая старшая сестра и любимый братик, а больше ей никто толком не был нужен. Мрачная и вечно хмурая, девушка старалась не общаться особо с другими странами, а если приходилось налаживать контакты – обходиться сухими, деловыми фразами. Что такое дружба и зачем она нужна, Беларусь не представляла. Да и зачем друзья, когда есть всегда поддерживающая в трудные минуты семья?
С Литвой было другое. С первого взгляда замкнутый, парень оказался открытым и чрезвычайно добрым. С ним можно было говорить часами, сидя на скамеечке в одном из московских парков, или вместе заниматься мелкой работой по дому – тогда время пускалось вскачь, и дело спорилось. Да и Торис все время старался удивить девушку – то притащит откуда-то тонкий томик стихов кого-то из запрещенных, а потом со смешным акцентом читает их вслух вполголоса, то раздобудет что-то из дефицитного, то неожиданно принесет билеты на вечерний киносеанс на лучшие места. Наташа только улыбалась, но в глубине души жалела об одном – что все это для нее делает не Ваня. У брата, к слову, работы последнее время прибавилось, и дома он появлялся только поздним вечером и сразу падал, уставший, на диван. Даже Ториса почти не трогал, впрочем, тот был этому только рад.
Дни летели за днями, будто пришпоренные лошади, но в память Беларуси четко впечатался лишь один. То был один из январских вечеров 1941 года. Недавно отгремели новогодние празднества, и жизнь в городе постепенно возвращалась в свое русло. Торис и Наташа прогуливались неторопливо на заснеженном пригорке недалеко от дома. Где-то гудела электричка.
