— Очень приятно. Владимир Крючков, — представился человек. Беларусь одними губами улыбнулась.
— Пришли меня арестовать?
— Нет, нет, конечно, нет, — Крючков издал полунервный смешок. – Зачем мне вас арестовывать? Наоборот, я хочу… пригласить вас поучаствовать в одном маленьком деле.
Сказав все это, он выразительно покосился на замершую в дверях Украину. Наташа поняла его без слов.
— Оль, выйди на минуточку.
— Хорошо, — не скрывая тревоги, ответила сестра. – Если что – зови, хорошо?
Дождавшись, пока за ней закроется дверь, Крючков стер с лица улыбку и заговорил деловито и сухо, пронзительно глядя Наташе в глаза.
— Горбачев – бездарность. Он не понимает, что делает. Он рубит сук, на котором сидит. Вам известно, что подписание нового союзного договора назначено на конец августа?
— Теперь известно, — Беларусь пыталась понять, куда он клонит. А клонил он, оказалось, в весьма привлекательную для нее сторону.
— Нельзя допустить развала СССР. Необходимо отстранить Горбачева и взять власть в свои руки.
— Неплохая идея, — согласилась Наташа, пытаясь унять легкое головокружение. – Но при чем тут я?
Крючков на миг замешкался, прежде чем ответить.
— Вы же страна. Нам необходима поддержка со стороны республик. А вы, как ближайшая родственница России…
Он явно что-то темнил, но Наташе не хотелось выпытывать, что именно. Главное – у Союза, а, значит, и у Вани появился шанс.
— Ну что же, — медленно проговорила она, глядя на своего собеседника, — вы предлагаете дельные вещи. Я вам помогу.
— Вот и замечательно, — мужчина потер руки и поднялся из-за стола. – Уточним детали на днях. Я с вами еще свяжусь.
— Без проблем.
Ощущая себя странно опустошенной, Наташа проводила гостя и, подумав немного, зашла в комнату Вани.
В затянутой полумраком спальне стояла тишина, нарушаемая лишь хриплым, прерывистым дыханием больного. На тумбочке рядом с кроватью стояла полупустая чашка воды и недоеденная тарелка супа – иногда Ваня приходил в себя, и сестры кое-как успевали его покормить, прежде чем брат вновь впадал в забытье. У России был сильнейший жар, он метался по постели, норовя скинуть с себя одеяло, и Наташа осторожно поправила его.
— Ваня, — шепнула она, проводя кончиками пальцев по пылающему лбу брата, — ты выздоровеешь. Я обещаю.
Россия не мог услышать ее, но сбивающееся его дыхание внезапно выровнялось, вернулось к нормальному ритму. Осторожно, чтобы не потревожить брата, Наташа опустилась на пол рядом с кроватью и взяла его за запястье, чуть сжала.
— Я люблю тебя. Люблю, слышишь?
Он не слышал, конечно.
— Я, наверное, лезу в какую-то дурацкую историю, — продолжила Наташа, не понимая, кому это говорит – себе или ему. – Но если это тебе поможет… я все сделаю. Я всю Москву к чертям разбомблю, если так будет лучше. Обещаю.
Из-за плотно запахнутых штор пробился узкий луч весеннего солнца и упал на их сцепленные руки.
========== Глава 18 ==========
Момент был выбран наилучший. 19 августа Беларусь, заранее предупрежденная Крючковым, поднялась с постели в шесть утра и сразу же включила телевизор. Сердце ее радостно подпрыгнуло – голос появившегося на экране диктора возвещал об отстранении Горбачева и переходе всей полноты власти в руки Комитета по чрезвычайному положению. «Все идет по плану», — подумала девушка и хотела было заглянуть в комнату к брату, чтобы проверить его состояние, но тут в коридоре истошно затрезвонил телефон.
— Наташа! – донесся до девушки сонный голос Украины. – Кто это звонит?
— Неважно! – ощущая невероятный душевный подъем, Беларусь схватила трубку и торопливо заговорила в нее. – Алло… алло, это вы? Я все слышала, по телевизору…
— Пора! – послышался из телефона торжествующий голос Крючкова. – Выходите из дома. У подъезда стоит машина.
— Поняла.
— Ни о чем не спрашивайте водителя, он все равно не в курсе. Мы вас уже ждем.
— Скоро буду! – откликнулась девушка и, повесив трубку, побежала собираться.
Когда она торопливо натягивала на себя юбку и кожаную жилетку, в комнату зашла заспанная Украина. На лице ее выражалось крайнее недовольство.
— Наташка, — зевая, протянула она, — ты куда собралась в такую рань?
— Ты все равно не поверишь, — отмахнулась девушка, протискиваясь мимо сестры обратно в коридор. – Я скоро приду. Присмотри за Ваней, хорошо?
— Хорошо, — теперь в глазах Украины читался испуг. – Но ты же…
— Ты все увидишь по телевизору, — сообщила Беларусь, пряча нож за пояс юбки. – Ладно, пока.
Последним, что она услышала, прежде чем выбежать из квартиры, было растерянное, тихое Олино «пока», наполовину заглушаемое голосом диктора из гостиной.
Крючков не обманул, и вскоре черная «Волга», перелетевшая через Большой Каменный мост подобно птице, подвезла Наташу к самому входу в Сенатский дворец. Повторяя про себя беззвучно слова полузабытой с детства молитвы и ощущая, как подрагивают похолодевшие колени, девушка поднялась по широкой лестнице, на вершине которой ее поджидал строго одетый человек.
— БССР? – коротко осведомился он, глянув на пришедшую.
— Беларусь, — немного раздраженно поправила его Наташа. Человек кивнул и движением головы поманил девушку за собой. Ощущая странную неловкость, но всеми силами стараясь держаться уверенно, Беларусь проследовала за ним и оказалась в кабинете, где вокруг овального стола собралось человек семь. Два стула были свободны – на один сел тот, кто провожал Наташу, сама она заняла единственное свободное место рядом с Крючковым. Тот чуть повернул голову в ее сторону, изобразил на лице подобие улыбки и вернул свое внимание к человеку, сидевшему во главе стола.
— …группе «Альфа» отправилась в Архангельское с целью не допустить его возвращения в Москву, — человек говорил ровно, но его с головой выдавали нервно подрагивающие руки. Наташа, в общем-то, его понимала – у нее самой внутри все тряслось в такт слишком быстро бьющегося пульса. Говоривший повернулся к девушке, быстрым движением поправил очки и с какой-то беспомощностью вопросил:
— А вы… вы – одна из союзных республик?
— Да, — ответила Наташа и поразилась, как чисто и звучно прозвучал под сводами кабинета ее голос. – Беларусь.
Человек помолчал немного, а затем проговорил, решив, видимо, что вежливо будет назвать себя в ответ:
— Янаев Геннадий Иванович.
— Рада знакомству, — ответила Наташа и, посчитав реверансы оконченными, нетерпеливо спросила. – Что вы собираетесь делать?
— А… вы же пропустили начало совещания. В общем, сегодня ночью в Москву были введены подконтрольные нам войска. При любой попытке сопротивления мы применим силу.
— Замечательно, — прошептала девушка, ощущая, как вокруг сердца вновь сжимаются ледяные тиски сумасшествия.
День катился вперед в непрерывных разговорах. Тем же утром произошла первая неприятность – заблокировать кого-то там в Архангельском не удалось, и этот кто-то, вернувшись в Москву, собрал своих сторонников возле дома Советов, а заодно объявил о незаконности действий комитета. До вечера ничего не происходило, затем члены комитета ушли на организованную ими пресс-конференцию, и Беларусь осталась одна. Стены опустевшего Сенатского дворца стали неприятно и тревожно давить на девушку, и она вышла на свежий воздух в прохладную летнюю ночь.
В Кремле стояла гробовая тишина, словно его давно уже все покинули, оставив на попечение легкого ветра, носившего по брусчатке мелкий мусор. Из города также не доносилось ни звука – казалось, все его жители вымерли. Ежась от неприятного прохладного ощущения, затопившего тело, Наташа вышла на Ивановскую площадь и прошла взад-вперед по опустевшему скверу. Тусклый свет фонарей освещал ей путь, но от этого не становилось слабее ощущение всеобщей покинутости. Адски хотелось курить.
Бесцеремонно Беларусь присела на край самой большой клумбы и невидящим взором уставилась на белеющую в темном беззвездном небе колокольню Ивана Великого. Мысли девушки были холодны и взвешены. Она пыталась просчитать, что будет делать Украина, когда младшая сестра не вернется домой, что сейчас делает Крючков со своими товарищами, как он оправдает захват власти. «Нельзя по-другому!» — вдруг подумала девушка с непонятной озлобленностью. – «Нельзя!».
