– Слыхал, в Китае какая-то невероятная дьявольщина творится: чрезвычайное положение вводят, города блокируют, границы собираются закрывать? По «ящику» только об этом и твердят, будто своих проблем не хватает, внутренних, бля. Ебануться просто.

Мудак, который сидит напротив меня, рассуждает о мировых и отечественных проблемах, проглатывает обед и выплевывает слова – мой коллега, соратник и корпоративный единомышленник – Афанасий – то ли старший по охране труда, то ли заместитель заместителя директора по охране труда, то ли охранник труда. Никогда не понимал, да особо и не вникал в суть данной должности. Знаю только то, что занимают ее, как правило, истоптавшиеся до дыр «сапоги» российских вооруженных сил. Я бы иначе сказал, ушедшие в расход сотрудники обезоруженной слабости. Да и черт с ними. Единственное, что меня в нем радует, так это его имя. Когда слышу слова наподобие Афанасий, словно проваливаюсь в невиданное экологически чистое и морально свежее прошлое. Опять туда окунулся… Так вот, мы обедаем. Вернее я пью кофе и пытаюсь прочесть последние новости, а этот демон закидывает обед как не в себя и параллельно вещает без отдыху, мешая мне сосредоточиться. Уже в пятый раз одну и туже строчку пытаюсь прочесть. Как он так лихо биоматериал поглощает и БЖУ репродуцирует в лингвистику – для меня большая загадка. Загадка еще и то, какого дьявола он оказался здесь в столь поздний час. Обычно дожидаюсь последние 20 минут обеденного времени, позволяющему рабу вдохнуть шестьдесят минут свободы и мчу в корпоративную столовую. В последние 20 минут обеденного перерыва здесь ни души, за исключением толстушки-поварихи и ее подруги – худой кассирши, вернее не худой, а сухой. Почему-то часто именно так выглядит их тандем. Так и сейчас эти двое развлекают друг друга, разговаривая возле кассы, а Афанасий думает, что развлекает меня, хотя даже не представляет, как меня одолевает своими новостями из «ящика». И на хер не пошлешь, иначе мой труд останется под угрозой и не будет должным образом охраняться, потому как этот ротвейлер перестанет его добросовестно оберегать, и уйти, оборвав на полуслове, воспитание не позволяет. Вот и приходится напрягать целых три источника восприятия, вкусовой, зрительный и акустический. Проглатываю кофе, смотрю на часы, встаю, произношу:

– Мне пора. – беру со стола телефон, делаю пол-оборота, неполный шаг… Хер ты так просто от Афанасия удерешь. Размечтался.

– Погоди, мне чуть доесть осталось. Вместе пойдем. Перекурим после обеда и по офисам. – Афоня закидывает одну из последних ложек картохи и смачно запивает чаем. У меня даже аппетит разыгрался. – Так ты слышал о последних новостях? Китаец летучей мышью отужинал, а она больная чем– то оказалась и его заразила. – Еще грамм двадцать пюрешечки залетели в чрево трудоkeeperа. – А потом и он перезаражал всех вокруг себя. Ну и понеслась у них там пизда по кочкам.

– Не, не слышал. – Молодец Афанасий, вытащил на разговор. С такими навыками коммуникации его срочно нужно от охраны труда освобождать и в отдел маркетинга переводить. – Как он от нее заразился? Он что, ее живьем затрепал?

– Да хуй знает. Почему живьем? – ложка на пит-стопе подле рта. Афанасий о чем-то призадумался. – Почему живую? – повторил он вопрос. – Может, хуево сготовили эту мышь ему. – Далее громкий смех, потоки воздуха на ложку, не по самым замысловатым законам физики, под воздействием потоков, картоха полетела мне в лицо и на рубашку. И хер бы с этим происшествием. Афанасия это развеселило еще больше. Мне даже захотелось забрать у него остатки чая и вылить себе на макушку для его пущей радости, чтоб это долбоеб сей эпизодзапомнил, как один из самых веселых в своей жизни. Но это все лирика. Я вскочил со стула, чтобы пришелец меня полностью в кулинарную инсталляцию не превратил. Вскочил из-за стола и Афоня. Хотел было салфеткой с меня счищать элементы своего обеда. Охранник труда все же. Я отстранился. Было великое желание послать его вместе с хуевоприготовленными мышами, картохой, новостями из ящика и прекрасным греческим именем.

– Не стоит, Афанасий. Будь добр, аккуратнее в следующий раз.

– Мильон извинений. Курить-то пойдем?.. – Господи, что он творит.

– Давай в следующий раз. Мне теперь бы простирнуться, да приумыться. А никотин… – здоровее буду.

– Ну как знаешь. Еще раз – не обессудь. – Афанасий по-отечески похлопал меня по плечу и удалился. Я выдохнул. Достал пальцами ароматный картофель из волос. Посмотрел на рубашку, которая стала похожа на одежду автослесаря. Громко блякнул и направился к умывальникам, прекрасно понимая, что помогут они немногим.

Пора бы представиться. Не мне критиковать имя Афанасия и занимаемую им должность. Караваев Глеб Богданович. Директор по развитию в одной из крупнейших международных, безумно дорогих и по непонятным причинам очень быстро распространяющимся в нашей стране кофеен. Хотелось бы верить, что коль я директор по развитию, то это моя заслуга. Ан нет. Я развиваю ни хуже, ни лучше, чем Афоня мой труд охраняет. Наряду со своей, его и многими другими должностями считаю ее дармоедской. Эдакий рудимент современного бизнеса. Паразит нынешнего капитализма. От воровства у своего босса отличает принципиальный момент: он мне сам деньги дает, по собственному желанию. Украсть – и то гораздо больших усилий требует. Ну да ладно, не получилось свой буфет-кулинарию поднять,одна из последних собственных кампаний, пойдем паразитировать на успехах других. И так уже три года. Почти у истоков начинал. Вволю порезвившись в своем резюме, что владел несколькими подобными заведениями в собственности на протяжении нескольких лет, которые не выдержали конкуренции и были прикрыты, отправил лжедосье на прилавки рабовладельческих витрин. Меня с распростертыми руками и очень быстро приняли в штат кофейной империи. Это дворником или грузчиком устроиться – нужно попутешествовать по нелегкому маршруту Данте, а к ногам престолоподанных по странной причине проще попасть. Так и со мной вышло. Сначала непонятным помощником непонятного представителя, потом заместителем директора по «ненужным» вопросам, дальше еще какая-то должность. Карьеру делал, о какой в 90-е сотрудники телефонного ритейла не мечтали. Кофейни появлялись как грибы на поляне. Продажи росли. Премия тоже. Обязанности пропадали пропорционально появляющимся бонусам. Вдоволь наоткрывавшись в Москве, помчало наше кофе. Или наш кофе? Наши кофейни в регионы. А вместе с ними и я начал изучать географию региональных центров не по учебникам, а воочию.

Далее подискутируем об имени, а точнее о ФИО. Караваев. К фамилии вопросов нет, не принадлежал к графам и служителям господу мой трижды прапрадед. Видимо, занимался созвучным ремеслом. Отчество тоже весьма благородное. Но вот имя… Папа с мамой до сих пор виноватыхищут, постоянно перекладывая ответственность друг на друга. К самому имени нет претензий. Весьма красивое и интеллигентное. Но, блядь, не вкупе с фамилией Караваев. Глеб Караваев. Бесчисленное множество раз, при знакомстве с очередным героем или представителем массовки моей жизни, мне после представления себя, хотелось сказать: «Да чего уж, не сдерживайтесь, – смейтесь, не моя вина, что мои предки обладают весьма тонким чувством юмора». Ходят легенды, что поп при крещении тазик со святой водой от смеха опрокинул или меня в купель уронил. В любом случае, это всего лишь легенды. А там, хуй знает, быть может даже и быль. Хотя путем бесконечных допросов, я склонен думать, что все-таки отец – виновник преступления. Однажды, после очередного продолжительного допроса, он, как мне показалось, в оправдание сказал, что если взглянуть на инициалы в привычном для всех порядке, то получается КГБ. Отче, это простопотрясающе, что у тебя получается разглядеть здесь КГБ, ия тоже бесконечно мечтаю это увидеть. Выдать желаемое за действительное. Но пойди растолкуй свои шифры первоклассникам, старшеклассникам, старшеклассницам, однокурсникам, однокурсницам, сослуживцам, коллегам. КГБэшник, бля. Все-таки отец виноват. Не хватило бы у мамы: не ума, нет, она у меня умница, не хватило бы в таком ключе думать и шифры в инициалы своего ребенка заключать. Человек – единство борьбы противоположностей. КГБэшник-пекарь-директор по развитию. Если бы Сальвадор Дали хотел написать на своих полотнах хамелеона и павлина, у него вышли бы тощий воробей и обыкновенная ящерица. Извращенный сюрреализм не иначе как реальностью не назовешь.