– Самолет прилетит только через час пятнадцать, – недовольно проворчала Ксюшка, глядя на табло. – Я есть хочу, – канючила она.

Я молча отвел ее в кафе, из которого был виден выход из зоны прилета, и заказал еды.

– А ты? – уставилась на меня дочка, когда я попросил себе только кофе.

– Не хочу, – отмахнулся я, погружаясь в мысли.

– Надо же, ты всегда такой сдержанный, спокойный, собранный и немного надменный… так нервничаешь перед какой-то телкой, – рассмеялась Ксеня.

Я лишь тяжело вздохнул.

– Если бы она была для меня какая-то, я бы так не психовал. – Я уставился в чашку кофе, принесенную официантом. – Она особенная!

– Чем? – Ксеня посмотрела на меня с улыбкой, жуя сэндвичи.

– Всем, – пожал я плечами.

– Ну расскажи! – толкнула она меня локтем. – Мамину версию ваших отношений я знаю, а твою – нет.

Я лишь усмехнулся.

– Да что рассказывать, – улыбнулся я воспоминаниям. – Увидел ее и дар речи потерял: глаза огромные, волосы на солнце светятся, носик пуговкой. Прямо как у тебя… – Я с нежностью щелкнул Ксеньку по носу. – Стояла вся такая щуплая, потерянная посреди этого огорода и хлопала ресницами, как кукла. Ну как было в нее не влюбиться!

– А потом? – не унималась Ксенька.

– А потом я снова встретил ее на этих грядках с ягодами, – рассмеялся я. – Сидит такая, клубнику поедает, на пчелку мечтательно смотрит… майка в облипку, шорты еле прикрывают все… – Я тряхнул головой, отгоняя будоражащие воображение мысли. – Уф, – выдохнул я и взглянул на выход.

– Что ты туда смотришь? Самолет приземлится только через час, – снова толкнула меня Ксеня.

– Ну вдруг она раньше выйдет! – развел я руками.

– Раньше, чем самолет сядет? – Дочь окинула меня удивленным взглядом. – Она фокусница тебе, что ли?! – уже открыто хохотала Ксеня надо мной.

Я покачал головой от собственной дурости.

– Ну, рассказывай. – Ксеня ткнула пальцем мне в плечо. – Когда ты понял, что влюбился?

– Когда после грядок почти всю ночь не спал, не мог себе места найти, хотел ее увидеть. Мысли всякие в голову лезли, – усмехнулся я своим воспоминаниям.

– Какие? – продолжала допрос Ксенька.

– Всякие! – Я демонстративно посмотрел на нее.

– Ясно, – покраснев, захихикала дочка. – Ну а дальше? – Она внимательно глядела на меня.

Я пустился в пространный рассказ, как влюбился, как понял, что не хочу отпускать ее. Как все глупо развалилось, потому что я думал, что не могу привести любимую женщину в шалаш, а не в рай.

– Ой, – прервала мой рассказ Ксенька и подскочила. – Папа, самолет сел тридцать минут назад. – Она бросила взгляд на табло.

Я поднялся вслед за дочерью, которая уже бежала к выходу пассажиров. Ленки нигде не было видно.

– Может, опоздали? – с беспокойством посмотрела на меня Ксенька.

– Нет, перед ними был рейс из Франции, люди еще выходят, значит, Ленка либо на таможне, либо багаж ждет. – Я судорожно всматривался в лица прилетевших, боясь пропустить знакомые черты.

– Пап, – слегка дернула меня за рукав Ксеня.

– Что? – Я взглянул на зону прилета, выискивая глазами Ленку.

– Может, цветы уберем? – извиняющимся тоном, чуть ли не шепотом выдала Ксеня.

– Почему? – опешил я, еле соображая, что не так.

– Пап… – Ксеня виновато опустила глаза. – Надо было раньше, наверное, сказать, – замялась она, пока я выжидающе смотрел на нее, ощущая, как тревога волной поднимается во мне.

– Мама терпеть не может тюльпаны, особенно красные, – наконец выдавила она из себя, густо краснея.

Очень вовремя. Я поднял букет, не зная, что теперь делать с этим веником. Раньше ведь она так любила именно алые тюльпаны, я находил ей их даже осенью…

– Мама! – вывел меня из ступора восторженный вопль Ксени. А я боялся даже поднять глаза…

– Ксеня, господи! – услышал я встревоженный голос Лены. – А гипс? – Испуг сменился на недоумение.

Я смотрел, как Ленка с нежностью обнимала дочку. По одним прикосновениям было понятно, что она великолепная мать. Так трепетно она относилась к Ксении, с такой любовью смотрела на нее и прижимала к себе. Меня резануло от того, что меня не было рядом, когда ей нужна была помощь и поддержка с ребенком.

– Да я только руку растянула и покорябалась немного. – Ксенька задрала платье, показывая бинты.

Ленка все еще держала дочку за плечи, правда, тревога сменилась непониманием.

– Но фото же, – как-то нерешительно промямлила она.

– Да… – запнулась Ксенька. – Это Андре, он ногу сломал. Не сильно, – попыталась дочка успокоить Ленку, а до той стало доходить, что произошло. Ленка сделала шаг назад с таким видом, как будто ее жестко обманули. Что на самом деле было правдой.

Я поймал себя на мысли, что глупо улыбаюсь, любуясь этой картиной. Но пора было вытаскивать дочь из передряги.

– Привет, – едва слышно сказал я, направившись к Ленке.

Только в этот момент она подняла на меня взгляд, явно не ожидая увидеть. У меня перехватило дыхание: все те же огромные серые глаза в обрамлении ярких ресниц. Сейчас они не искрились смешинками, не были серьезными, а стали напуганными и грустными. Объяснимо. Все тот же немного вздернутый носик, веснушки и копна рыжих волос. Не таких ярких, как раньше, но этот цвет шел ей даже больше. Чуть белесый оттенок добавлял благородства и стати. Волосы были собраны в хвостик, кончики коротких волос непослушно торчали в разные стороны. Она выглядела потерянно и забавно. Так сильно захотелось обнять ее.

Ленка едва дышала, глядя на меня. Наверное, оценивала. Конечно, я понимал, что изменился, и далеко не в лучшую сторону: постарел, немного поправился, на висках пробивалась седина. Она молчала, я тоже, боясь, что она просто уйдет, ведь я явно не оправдывал ее ожиданий, к тому же не уберег нашу дочь.

Ленка едва вздрогнула: Ксенька легонько толкнула ее под ребра.

– П-привет, – запнулась она.

Я едва улыбнулся. Вокруг исчезли люди и звуки, я видел только ее.

– Цветы, – прошипела Ксеня мне на ухо.

– А, да, – очнулся я. – Это тебе, – сконфуженно ткнул я букет Ленке, чувствуя себя подростком, который впервые дарит цветы понравившейся девочке. Хотя, честно говоря, ощущал я себя именно как юнец: руки вспотели, сердце вырывалось из груди. Внутри все похолодело.

Ленка опустила взгляд на букет и снова уставилась на меня. В глазах мелькали тысячи мыслей и эмоций, но я не понимал их.

– Ты помнишь? – едва выдавила она из себя.

– О чем? – послышался недоумевающий голос дочери сбоку.

– Мои любимые цветы! – протянула Ленка руки к букету и осторожно взяла его, едва коснувшись своими пальцами моих. Меня пронзило током.

– Любимые? – удивилась Ксенька. – Ты ж их терпеть не могла.

– Разве я мог забыть? – проигнорировал я вопли дочери, любуясь, как Ленка уткнулась носом в цветы и вдохнула их аромат, прикрывая глаза. Она делала так всегда, когда получала удовольствие. По коже пробежали мурашки.

Она снова робко взглянула на меня и улыбнулась, ее глаза едва увлажнились от накатывающих слез, которые она тут же прогнала, захлопав ресницами. А я не мог оторваться от нее, как будто бы не было этих долгих лет, как будто бы она прилетела ко мне, как мы и планировали, как будто бы я ни на секунду не старался заменить ее другими.

– Кхм-кхм… – Недовольный голос дочери отвлек нас.

– Ксеня? – вздрогнула Ленка, словно только что увидела ее.

– Ага, я все еще здесь! – усмехнулась та. – Если вы не против, мне бы сесть, у меня болят нога и спина, а смотреть друг на друга вы вполне можете и дома, угу, – уже не сдерживаясь, ехидничала дочь.

Ленка залилась краской и вцепилась в чемодан.

– Позволишь? – Я взялся за ручку, коснувшись ее руки. Боже, это была невыносимая пытка видеть ее, чувствовать тепло кожи, но не сметь прикоснуться, поцеловать.

– Спасибо. – Ленка снова залилась краской и отступила.