Слово «чувственное» еще пуще разбередило душу Тома, но прежде чем он придумал возражение, двухместка остановилась и Дэйзи помахала нам рукой, подзывая к себе.

– Куда поедем? – крикнула она.

– Как насчет кинематографа?

– Уж больно жарко, – пожаловалась она. – Вы поезжайте. Мы покатаемся по городу, а после где-нибудь встретимся с вами.

Она поднапряглась немного, придумывая подходящую шутку.

– На каком-нибудь углу. Я буду мужчиной с двумя сигаретами в зубах.

– Здесь спорить не место, – нетерпеливо сказал Том: остановившийся за нами грузовик коротко погудел, словно выругался. – Поезжайте за мной к южной стороне Центрального парка, я буду ждать вас перед «Плазой».

По пути Том несколько раз оборачивался, чтобы взглянуть на них, и если они отставали, задержанные другими машинами, сбавлял ход и ехал медленно, пока двухместка снова не появлялась в поле его зрения. Думаю, он опасался, что они увильнут в боковую улицу и навсегда исчезнут из его жизни.

Однако этого не случилось. И мы совершили не вполне объяснимый поступок, сняв в отеле «Плаза» номер люкс, в гостиной коего и расположились.

Этому предшествовали долгие и бурные препирательства, подробности которых ускользают теперь от меня, хоть я отчетливо помню, что по ходу их мои кальсоны все липли и липли к ногам, точно влажные змеи, а по спине сбегали одна за другой холодные капли пота. Для начала Дэйзи предложила снять пять номеров с ванными комнатами, чтобы каждый из нас мог понежиться в прохладной ванне, но затем разговор у нее пошел более разумный – о «месте, где можно угоститься мятным джулепом». Все мы повторяли и повторяли, что это «безумная идея», обращаясь к сбитому с толку портье все разом, и думали или делали вид, будто думаем, что нам бог весть как весело…

Гостиная оказалась большой, душной, и, хоть времени было уже четыре пополудни, в ее открытые окна влетали только порывы горячего ветра, который раскачивал кусты парка. Дэйзи подошла к зеркалу, встала спиной к нам, приводя в порядок растрепавшиеся волосы.

– Шикарный номер, – уважительным шепотом сообщила Джордан, и все рассмеялись.

– Откройте еще одно окно, – потребовала, не обернувшись, Дэйзи.

– Открывать больше нечего.

– Ну, тогда позвоните, пусть нам топор принесут…

– Самое правильное – забыть о жаре, – нетерпеливо прервал ее Том. – От твоего нытья она в десять раз хуже становится.

Он размотал полотенце, в которое была завернута бутылка виски, и поставил ее на стол.

– Что вы цепляетесь к ней, старина? – сказал Гэтсби. – Это же вы захотели поехать в город.

На миг наступило молчание. Телефонный справочник внезапно сорвался с гвоздя, на котором висел, и шлепнулся на пол, и Джордан прошептала: «Прошу прощения», – однако на сей раз никто не засмеялся.

– Я подниму, – вызвался я.

– Ничего, я сам.

Гэтсби осмотрел лопнувшую бечевку, заинтересованно хмыкнул и бросил толстую книгу на кресло.

– Это ваше любимое словечко, верно? – резко спросил Том.

– Какое?

– Я про «старину». Где вы его подцепили?

– Послушай-ка, Том, – сказала, оборачиваясь от зеркала, Дэйзи, – если ты начнешь переходить на личности, я здесь и минуты не останусь. Позвони и вели принести лед для джулепа.

Едва Том снял трубку, как сгущенный зной взорвался звуками музыки – из находившейся под нами бальной залы понеслись помпезные аккорды «Свадебного марша» Мендельсона.

– Представляете, кто-то женится в такую жару! – скорбно воскликнула Джордан.

– Ну и что – я вышла замуж в середине июня, – припомнила Дэйзи. – Июнь в Луисвилле! В церкви кто-то в обморок грохнулся. Кто это был, Том?

– Билокси, – коротко ответил он.

– Мужчина по фамилии Билокси. «Болван» Билокси, занимался он производством баулов – ей-богу, – а родом был из Билокси в штате Теннесси.

– Его отнесли в наш дом, – подхватила тему Джордан, – потому что мы жили в двух шагах от церкви. И он засел там недели на три, и в конце концов, папа сказал ему, что пора бы и честь знать. Он уехал, а через день папа умер.

Она помолчала и, словно решив, что слова ее прозвучали неуважительно, добавила:

– Но никакой связи тут не было.

– Мне довелось знать Билла Билокси из Мемфиса, – заметил я.

– Так это его кузен. До того как он нас покинул, я успела выслушать всю историю его семьи. А еще он подарил мне алюминиевую клюшку, короткую, я ею и сейчас играю.

Музыка стихла, началась свадебная церемония, потом в окно гостиной вплыл долгий ликующий вопль, за ним последовали разрозненные «Ура, ура, ура!» и, наконец, грянул джаз – начались танцы.

– Стареем, – сказала Дэйзи. – Будь мы помоложе, уже танцевали бы.

– Вспомни про Билокси, – предостерегла ее Джордан. – Где ты с ним познакомился, Том?

– С Билокси? – Вопрос он понял не сразу. – Я его и вовсе не знал. Он был из приятелей Дэйзи.

– Да ничего подобного, – возразила она. – В глаза его ни разу не видела. Он приехал в одном из твоих вагонов.

– Ну, мне он сказал, что знает тебя. Что вырос в Луисвилле. Эйза Бёрд привел его в последнюю минуту и спросил, не найдется ли для него местечка.

Джордан улыбнулась.

– Скорее всего, малый пытался на чужой счет добраться до дому. Меня он уверял, что был в Йеле председателем вашей группы.

Мы с Томом недоуменно переглянулись.

– Билокси?

– Начать с того, что никаких председателей у нас не было…

Ступня Гэтсби отбила по полу короткую, беспокойную дробь, и Том вдруг обратился к нему:

– Кстати, мистер Гэтсби, насколько я понимаю, вы закончили Оксфорд?

– Не совсем.

– Ну как же, по моим сведениям, вы были в Оксфорде.

– Да… был.

Пауза. Затем голос Тома, недоверчивый и оскорбительный:

– Должно быть, вы учились там как раз в то время, когда Билокси учился в Нью-Хейвене.

Новая пауза. Официант постучал, вошел, принеся растертую мяту и лед; тишину нарушили только его «спасибо» и тихий хлопок закрывшейся двери. Ну, сейчас наконец прояснится эта важнейшая деталь.

– Я сказал, что был в Оксфорде, – произнес Гэтсби.

– Я слышал, но мне хотелось бы узнать – когда.

– В девятнадцатом и провел я там пять месяцев. Поэтому назваться выпускником Оксфорда я не вправе.

Том обвел нас взглядом, желая понять, разделяем ли мы его недоверие. Но все мы смотрели на Гэтсби.

– После Перемирия, – продолжал тот, – некоторым из офицеров предоставили такую возможность. Мы могли поступить в любой университет Англии или Франции.

Мне захотелось вскочить и хлопнуть его по спине. Я снова испытал уже знакомый прилив веры в него.

Дэйзи встала, легко улыбаясь, и подошла к столу.

– Откупорь виски, Том, – велела она. – А я смешаю джулеп. И ты не будешь чувствовать себя таким дураком… Посмотри на мяту!

– Минутку, – огрызнулся Том. – Я хочу задать мистеру Гэтсби еще один вопрос.

– Прошу вас, – вежливо согласился Гэтсби.

– Скажите, какой, собственно, скандал пытаетесь вы развязать в моем доме?

Разговор пошел наконец в открытую, и Гэтсби это устраивало.

– Это не он развязывает скандал. – Отчаянный взгляд Дэйзи перебегал с одного из них на другого. – Это ты его развязываешь. Пожалуйста, возьми себя в руки.

– В руки! – неверяще повторил Том. – Сидеть и смотреть, как мистер Никто и родом ниоткуда спит с моей женой, – да это последнее, что я сделал бы. Если тебе такое поведение представляется нормальным, то от меня его можешь не ждать… Нынешние люди начинают с глумления над семейной жизнью, над самим институтом семьи, а следом отбрасывают любые приличия и допускают браки между черными и белыми.

Упоенный собственной пылкой ахинеей, Том, похоже, видел в себе последний оплот цивилизации.

– Мы-то здесь все белые, – пробормотала Джордан.

– Я знаю, многие меня недолюбливают. Шикарных приемов я не закатываю. Полагаю, вам для того и пришлось обратить ваш дом в свинарник, чтобы завести побольше друзей – из современного мира.