В одну из осенних ночей Вере приснился сон… Даже так, ей показалось, что в мгновение ока, она перенеслась далеко-далеко: куда-то в средневековье.

Точно она не могла сказать в какой век, и в какую страну её "занесло", но Вера знала одно, всё, что она увидела во сне было ещё одним "пазлом" в картинке её странной жизни. Ещё одной подсказкой к пониманию, кто она и зачем пришла в этот мир…

Убегая на занятия, Вера решила взять с собой чистую тетрадку, в которую она, в свободное время, постаралась максимально подробно записать сон.

***

С самого рассвета табор медленно продолжал путь среди засеянных полей, по пыльной, раскалённой июльской жарой, дороге. Почти два десятка людей, десяток коней и четыре старые кибитки, нагруженные походным скарбом – вот всё, что удалось сохранить Бахтало от некогда зажиточной, оседлой жизни общины.

С чего началась смута, Бахтало не знал, но однажды ночью запылали факелы, дико завыли собаки и их спокойная и мирная жизнь закончилась. Страшно кричали сгорающие в своих домах соплеменники, повсюду слышны были крики: “Сожжём ведьму”, “Бей воров”, “Гнать отравителей”. Ничего не понимающие, сонные, они с женой и дочкой выскочили из дома и сразу наткнулись на озверевшую толпу односельчан с вилами, топорами и вязанками хвороста.

Только вчера Бахтало виделся с этими людьми у колодца, говорили что пришла пора подготовить инструменты к страде, односельчане интересовались когда в цыганской кузне будет время для них, шутили и интересовались здоровьем домочадцев. А сейчас… В этих обезображенных гневом лицах, он не узнавал соседей, с которыми ещё вчера сидел за одним столом, покуривал трубку и пил виноградное вино.

Жена раньше него осознала, что происходит. Бахтало уже потом понял, что на каком-то непонятном для мужчин интуитивном уровне, о многих вещах женщины знали, потому что… знали. Зора оттолкнула дочку за спину, тряхнула волосами, шепнула ему на ухо: “Уводи дочь, Бахтало, спасай кого сможешь!”. И уперев руки в бока, пошла навстречу толпе, громким голосом отвлекая внимание на себя:

– Что случилось, соседи? Чья-то курица забрела в чужой огород? Встретили кого-то чужого? Зачем кричите, как на пожаре?

Поначалу опешившие от неожиданности сельчане на какое-то время примолкли, но потом кто-то из задних рядов крикнул:

– Ведьма зубы заговаривает, пали ведьму!

Крохотная надежда, которую на мгновение почувствовал Бахтало, оборвалась вместе с его сердцем… Эту минуту он не забудет никогда: Зора, его любимая озорная, черноволосая, белозубая красавица жена, раскинув руки, как большая пёстрая птица, рухнула на пыльную дорогу с торчащим из груди ножом. Все, что было после этой минуты, Бахтало вспоминал урывками – время как будто растянулось, замедлилось и оцепеневший от боли потери разум, выхватывал события кусками: вот он тащит за руку дочь, тонко подвывающую и рвущуюся к матери… вот он толкает в бок соседа и кричит: “Быстро, к кибиткам”… вот самого лучшего кузнеца – Сонакая, защищающего свою беременную жену, зарубили топорами прямо на глазах… “Сына Сонакая, вытаскивайте” – крикнул он кому и краем глаза заметил, что мальчишку, забившегося под телегу и дрожащего от страха, вытащили и дотащили до конюшни… вот подростки, уснувшие на сене после выгула табуна, с расширенными и ошалевшими от страха глазами, выскочили из сарая… Кто-то спешно запрягает лошадей в кибитки… И вот они уже несутся по дороге, подхватив живущую на отшибе знахарку Гюли… и в памяти остается только бешеная скачка и удаляющееся зарево… Пожар, видимый в ночи издалека, освещал их побег долгие, очень долгие часы до рассвета… рассвета, который не увидит большая часть их табора.

Такие же, как и все их соседи, христиане, цыгане в его таборе ходили на службу в ближайший костёл, работали шорниками, ковалями, мастерски ладили конскую сбрую, объезжали коней, торговали. На больших ярмарках молодые женщины из табора пели, танцевали, а пожилые – предсказывали счастливую судьбу за символическую монетку. Никогда не было в их таборе воров и мошенников, поэтому Бахтало не понимал, откуда пришла беда.

Всё стало проясняться уже позже, намного позже, когда уставшие, оголодавшие и обессилевшие беженцы – все, кто остался в живых, расположились на привале в лесу, встретились с другими беглецами из соседнего селения. Там, под покровом ночи, спрятавшись от людских глаз, выжившие из двух общин узнали, за что же с ними это сотворили. А случилось следующее: соседнему феодалу приглянулись земли, на которых по какой-то роковой случайности решил обустроиться табор Бахтало. Падкий на чужое добро дворянин, не придумал ничего лучше, чем устроить крестьянский бунт и под “шумок” захватить себе богатые пахотные земли, устранив соседа и женившись на его вдове.

Потягивая из фляг крепкую наливку и покуривая, мужчины сошлись на том, что давненько не было в их краях распрей за землю между феодалами-соседями. Раздобрели цыгане от осёдлой жизни: имуществом обзавелись, построили кузню, целый табун развели на производство… И настолько увлеклись своей тихой спокойной жизнью, что не обратили внимания на скопившуюся вокруг них зависть и ненависть.

Да и кто сейчас скажет наверняка, что стало истинной причиной нападения? Возможно кто-то услышал проповедь юродивого-кликуши, кричавшего на рыночной площади, постукивая о камни своей палкой с бубенцами, что болезнь страшная пришла в их края и выкосила много деревень и городов. И мёртвые на улицах падают, не дойдя до крыльца дома, что люди сами себе могилу копают и в неё укладываются, потому что выкопать её будет некому. И что виной всему “люди тёмные, судьбу ведающие”. Ведь это они – черноглазые, колодцы отравили и болезнь на многие дни пути вокруг наслали! И если не выгнать их, то и здесь начнется “мор страшный, чёрный”.

А может быть звёзды сложились так, что все напасти сошлись в одном моменте времени. И феодалы, и слухи о чуме, всё это, умноженное на людской страх и привело к тому, что им снова пришлось бежать.

К такому выводу и пришли мужчины: засланные соседом-феодалом люди разнесли страшные новости по всем питейным заведениям, клич кинули, а там уже и простые крестьяне схватились за оружие и пошли гнать тех, кому завидовали. Обсудили они свою нелегкую долю и решили объединиться, признав Бахтало своим баро…

Бахтало устало смахнул пот с морщинистого лба. С той встречи в лесу прошло почти восемь лун. Восемь долгих лун, с тех пор как они сбежали из ставшего ненавистным местечка на берегу Савы, утонувшего в волнах междоусобной распри. Позади осталась в луже крови его красавица-жена Зора, где-то там далеко остались и другие соплеменники: утопленные в реке, повешенные, до смерти забитые камнями… Хорошо, что дочь – милая сердцу Каце, осталась жива, осталась с ним.

О, боги, как она похожа на свою мать в её возрасте! Но, хватит об этом, надо продолжать путь.

Вчера им повезло: они попали на базар и сумели заработать немного денег. Конечно, в лучшие времена денег было бы намного больше, но он не мог винить женщин за то, что в их танцах нет былого огня, а песни больше напоминают похоронные… Что говорить о слабых женщинах, если оставшиеся в живых мужчины в основном безбородые юнцы и старики, такие как он сам, которым-то и подковы лошадям сменить трудно, не говоря уже про сложную ковку…

Всего несколько лет назад Бахтало встретил свою сороковую осень, но его голова уже была полностью седа, да и глаз стал не так зорок… А ведь ещё не так давно, он молодой, полный сил, любовался, потягивая трубку, на зажигательный танец Зоры. Жена в ответ хитро подмигивала, лихо вспенивала пышную юбку и обнажала в улыбке свои белоснежные зубы. А рядом с мамой кружилась и смеялась маленькая Каце… а где-то вдалеке кто-то пел колыбельную… или это был плач? Плач?

– Ты слышишь, баро? – спросил, прервав воспоминания, подъехавший на вороном коне Ило, – Что это?

Принявший на себя роль вожака Бахтало жестом приказал остановиться. Когда смолкли скрипы колес и конский топот, плач стал более отчётливым. Боясь нарушить тишину, он указал пальцем на Ило и еще одного молодого парня, кажется Годявира, и махнул рукой в сторону раздающихся звуков. Из-за пологов кибиток выглянули удивлённые женские лица. Бахтало сделал им знак молчать.