В простых фразах психолога Гарри не находил нового. Счастье — это ощущение спокойствия. Банальность для него, но, как выяснилось, для многих — это совсем не так. Ребята так сильно сопротивлялись тому, что для Поттера было истиной… Для них счастье в романтическом смысле в частности, но и в глобальном тоже, было взрывом, на пике, на острие. И если отношения ровные, тихие, но наполненные чем-то глубоко важным и светлым, то это для них… Скучно. Это не любовь. Любовь она страдает… Она рвёт, она взрывает… И любовь Драко была такой же — крышесносной, яркой, на грани. Поттеру же было хорошо, когда они просто были рядом. Спокойно. Тепло.
На самом деле в браке Гарри кайфовал каждый день. Да. У Малфоя были свои взлёты, своя драма, но это же Драко. И быть рядом с ним в эти моменты не было в тягость. Без обмана. Без образа. Поттеру было хорошо рядом с любимым парнем, несмотря на отсутствие взаимности в романтике. Потому что во всём остальном его Ледышка был рядом. По-своему заботился, по-своему любил, по-своему помогал. Малфой едва ли понимал, как много делает для Гарри. И да, иногда невозможность коснуться была невыносимой. Иногда руки сами тянулись, губы горели от отсутствия тепла. И не переходить эту грань между поцелуем лишь в щёку и объятиями дружескими, а не страстными, жгущими пальцы, было очень непросто. Но между ними всегда было много тактильности. С самой первой встречи, когда Драко попробовал встать на скейт и едва не упал. С самого первого прикосновения это стало нормой. Быть ближе, чем со всеми остальными. Малфой принимал его ладони так, словно не было никакого личного пространства, которое для Поттера не доступно. Позже, когда Гарри стал понимать свои желания лучше, когда появились первые сны и первое сбитое дыхание, Потти, конечно, провёл границу. Между тем, что ему можно и нельзя. Но граница эта была его собственноручно созданная. Драко ни разу не выказал даже слабого недовольства его, возможно, слишком неограниченной близостью. И больше. Он сам льнул к нему за утешением или разделяя радость свершений. Так было всегда. Поэтому отсутствие секса в их семейной жизни Гарри принял как вполне посильную плату за то, чтобы находиться рядом. Именно в этом была причина, по которой он не мог никому рассказать о своих эмоциях, когда Малфой уехал. Все тут же начали бы его жалеть, говорить, какой он бедный, покинутый, и какой терпеливый, что столько лет терпел рядом ледяное изваяние. Потому что это было бредом. Тем более, что сам по себе факт фиктивности их отношений для публики был тайной. Но не только это заставляло его сохранять этот секрет. Поттеру было хорошо. По-настоящему хорошо, а не просто из глупых попыток уверить себя, что «всё отлично, всё нормально», а внутри сгорать и гибнуть. Нет. Гарри был счастлив. И этого никто бы не понял. Поттер и сам это не до конца понимал тогда. И когда Драко уехал, самым горьким было то, что он скучал, переживал, вспоминал и хотел вернуть всё, как было. Только это было невозможно. Совершенно. Потому что Малфой был счастлив не с ним. Просто факт. Печальный, но неумолимый. А биться головой в эту закрытую дверь Потти не стал бы. Любое его сомнение об этом, так или иначе, приводило к выводу, что он сделал всё правильно. Он Драко знал хорошо, кто бы что ни думал. И превращать друга во врага, потому что ты не принимаешь его отношения, было глупостью неимоверной. Он предпринял уже все попытки, чтобы объяснить любимому человеку, что тот, кого он боготворит, на самом деле не такой уж идеальный. Они часами говорили о Тео, и Гарри действительно исчерпал все аргументы. И когда Малфой собирал чемоданы, в голове у Потти сложилась вполне ясная картина. Это уже в который раз повторяется. И пока Драко будет бегать туда-обратно, то за взрывной любовью, то за утешением от разочарования, ничего не изменится. В жизни Драко ничего не изменится. И пора перестать его так защищать — это уже не забота, это уже вред: не дать возможности Ледышке повзрослеть и набить свои шишки.
То, что с Тео не выйдет, Поттер знал. Знал с самого начала, потому что видел его насквозь. Но прошёл месяц, второй, третий после развода, и Малфой не возвращался. Не жаловался. Всё у них было прекрасно. И для Гарри настал момент, когда отношения с Колином — случайные, абсолютно неожиданные и даже в чём-то неосознанные, вдруг стали реальными. Оказались стоящими того, чтобы их строить, в них вкладываться. У Драко своя жизнь, у Гарри своя. И если они с Тео всё же расстанутся, жизнь Драко от этого не раствориться в пространстве. Он просто будет тоже строить её заново.
Поттер солгал бы, что не видел, что с Драко что-то происходит. Однако на все его вопросы ответа не было, и постепенно Потти просто перестал их задавать. Причинять добро и наносить пользу никогда не было в его характере. Как сказал кто-то где-то: «Не торопитесь доставать людей из говна, возможно это их естественная среда обитания». Про Малфоя он так никогда не думал, но глубокий смысл этой фразы пронёс и в свою новую жизнь.
Всё это заново раскрывалось на терапии, и самым непонятным в ней был именно Малфой. То, как он себя вёл. Гарри несколько дней не мог нормально общаться с миром после того, как Ледышка отказался от помощи. Этого просто не могло быть. Если Драко плакал, ему всегда нужны были уши. Но не в тот раз. Когда Малфой был в истерике, успокоиться сам он не мог. Он себя только сильнее накручивал, доводя до апогея степень эмоционального накала. Однако в тот вечер он просто ушёл.
Колин беспокоился, задавал вопросы, но железное правило этих отношений сработало и на этот раз. Не обсуждать бывшего с нынешним. Потти понимал, что, возможно, обижает этим своего парня, и старался изо всех сил компенсировать свои провалы в прошлое чем-то приятным, искренним, приводящим к взаимному удовольствию. Только выключить мысли было нельзя. То, как изменился его лучший друг, вызывало и опасения, и восхищение, а ещё недоверие. Да. Потому что поверить в это было очень непросто. Всю жизнь Малфой был истеричкой. Что же с ним сделал Нотт, если Драко потерял себя?! Обсуждать это, однако, они не торопились, как и общаться в принципе. Малфой вообще как-то отстранённо себя держал, и Гарри только утвердился в мысли, что теперь у Ледышки другие приоритеты, и навязывать свою дружбу не хотел. Однако и думать о нём перестать не мог. Что и привело его к совершенно неожиданному повороту.
Потти был уверен, что всё продумал. Что прощупает Драко, чтобы найти, наконец, того самого Мистера_Королеву_Драмы. И в лицо бросил ему: «Говори первым». И Драко заговорил. Господи, Драко заговорил. И больше того. То, что он говорил… Малфой всегда чувствовал его любовь. Всегда купался в ней и был счастлив быть обласканным этим чувством. Он это не просто чувствовал. Он это понимал. Это был особенный удар. Вообще, то занятие стало для Гарри в чём-то точкой отсчёта. Он столько уже раз возвращался в своей голове к тому, чтобы сравнивать того Драко с этим, что терялся в Малфое. Снова. И это сводило с ума, потому что там, на сеансах, Ледышка открывался ему. Всем им, но Гарри он открывался нараспашку. Не прятал ничего. Лишь тот момент с этим странным приступом истерики вписывался в его старый шаблон. И то только до той секунды, пока Драко не успокоился и не отверг помощь друга. Но кроме этих сессий между ними была лишь переписка на канале. Да, другая. В другом тоне, да, это тоже чувствовалось. Но Драко никак не выражал желания снова стать ближе. По-настоящему ближе. И очень скоро стало понятно, почему.
Пьяный тариф. Приглашение. И чёрт бы подрал, танец. Поттеру словно душу вынули, выпустили на свободу, погулять, а потом загнали обратно в цепи. Это было невыносимо прекрасно, просто невыносимо. Кажется, Колин сильно обиделся на него, потому что ушли они из клуба рано, хотя такие вылазки были редкими, и Гарри был уверен, что тот пробудет там до утра. Хотя и был искренне рад поехать домой. Всё же Потти считал себя счастливчиком. Потому что его парень чувствовал его настроения очень тонко, и просто спас его от тоски. День смерти родителей был для Поттера всё ещё важным. Всё ещё скорбным. Но в этом году ещё и наполненным потрясающим подарком. Такого Драко Потти не видел никогда. И такой проницательной заботы от Колина — тоже, даже несмотря на его обиду. В конце концов, у него всё ещё есть друг, и у него прекрасный, любящий парень. Не это ли счастье? Тем не менее, остаток ночи снова прошёл в совершенном смятении. Потому что он не только про сцену думал, когда понимал, что не видел такого Драко. То, как он общался с новыми подругами… Такой осознанной благодарности, искренности и готовности отдавать он не видел тоже. Конечно, подслушивать было неправильно, но ноги сами понесли его к гримёрным. Хотелось лично сделать ему комплимент о его новом увлечении. Не сложилось. Зато сложилась картинка в голове. Больше после разговора с Герм и Панс, чем после подслушанных откровений. И да, Гарри был снова, снова удивлён словам Драко, его исповеди, его тону — серьёзному и настойчивому, когда он благодарил девочек за то, что они рядом, но всё же именно та телефонная конференция после этих сплетен о наркомании Ледышки дала Гарри понять, почему Малфой избегает его. Почему держит дистанцию. Гарри почувствовал себя кретином, что не подумал об этом раньше. О том, что его Драко трус. И о том, что он боится быть отвергнутым. Ведь всё их короткое общение на этой стороне Атлантики было малоприятным или поверхностным и уж точно не рождало каких-то надежд. И раз уж Малфой так изменился — что было уже более чем очевидно, значит, вполне мог банально испугаться провала. Или чувствовать себя настолько виноватым и недостойным прощения, знать бы ещё за что, что даже не мог просто сделать первый шаг.
