Это оказалось не так просто, как звучало: смотреть, как Драко меняется, отдаляется, и не настаивать, не воевать с ним самим, не давить… Когда Малфой был рядом, это было намного проще. Потому что в любой момент Гарри готов был подхватить, уберечь, исправить, помочь. Там, за океаном, был другой человек. Не Гарри. Как он будет поступать? Будет ли беречь? Сможет ли понять? Сделать счастливым? И то, что Малфой теперь был более закрыт и сосредоточен в себе иногда, говорило о том, что он справляется. Хорошо, или нет, но справляется, как может. Поэтому отпустить его в свободу без контроля со своей стороны было непросто, но Поттер верно следовал выбранному маршруту. Шёл дальше… Увидеть искреннюю радость друга на его признание, что он встречается кое с кем, было больно. Надежда угасала медленно, но всё же неумолимо, и одним утром Гарри проснулся, понимая, что уже не тянет под сердцем. Что его друг выбрал свою жизнь, а Потти смог построить свою. И эта жизнь заиграла новыми красками. Всё чаще вспоминались истерики Драко с улыбкой на губах, всё больше он отходил от своей опекающей позиции, понимая, что теперь о Драко заботится другой мужчина. И годовщина ухода Малфоя из его квартиры, тогда, в конце марта, не стала трагичной датой. Нет. Гарри лишь отметил, что теперь Малфой меньше нуждается в нём, что повзрослел и стал в чём-то мудрее. Искушеннее. Но оставался неизменной истеричкой на публике.
Именно эту истеричку он и увидел на крыльце своего дома. Жизнь давно стала простой, размеренной, уютной. Без вечной и неизбежно драматичности. Вечер французского кино всегда был для Гарри определённым испытанием. Он не всегда понимал эти фильмы, но научился видеть в них красоту картинки, мастерство операторов, игру актеров. Хотя так и не стал ценителем, как Колин. Однако та ночь стала испытанием другого рода. И Гарри искренне гордился тем, что выбрал себя и свои отношения, а не вечную драму своей Ледышки. Потому что это он уже проходил. Четыре-пять лет назад он почти ежемесячно видел такие сцены. Это было настоящим дежавю. И в Поттере ничего не дрогнуло. Та же истеричка. Может, чуть более опытная. А когда на его пороге появились грузчики с его вещами, Гарри вообще офигел. Сначала он даже подумал, что это шутка. Посмеялся даже. Но нет. Драко действительно оставил его адрес. И да. Услышав, что тот переезжает, внутри что-то сжалось. Потому что это было уже серьёзно. Продажа дома, покупка нового здесь… Ещё сильнее его шокировала их беседа с Колином. Он не ожидал от своего парня подобного поведения, но от Драко его ответов он тоже не ожидал. И даже подумал, что действительно что-то должно измениться. Но Малфой молчал. Всё также поддерживал их «общение» на канале, но… Молчал. Значит, занят, или просто не нуждается в помощи. Потому что это же истеричка… Если бы он чего-то хотел и не мог сам, позвонил бы.
К этому моменту уже было очень трудно вспомнить, когда их беседы превратились во взаимные отзывы в сети. И когда фраза: «я тебе говорил» стала по смыслу аналогичной: «я же постил об этом». Несмотря ни на что Поттер знал, что Ледышка к их дружбе никогда не относился, как к чему-то самому собой разумеющемуся. И не обижался на видимое безразличие. Однако то, что он услышал на презентации «Котелка»… Это подняло его понимание их дружбы на новый уровень.
Те слова заставили Потти задуматься. Такие высказывания были не в Малфоевском стиле. Там, в зале, сидела не истеричка. И эти фразы о ненависти к себе… Гарри путался, справедливо опасаясь снова обмануться, потому что не раз уже позволял себе подобную роскошь. Потом неизменно разочаровывался, но опять и опять позволял себе обмануться, понадеяться… И теперь, как взрослый, опытный друг истерички с совершенно непредсказуемыми идеями и способами их воплощения, да ещё и поставленный в «бан» на личное, постарался сохранять хладнокровие и осознанность. Это дало свои результаты. Потому что в финале вечера Драко подтвердил своё звание Королевы Драмы. И втянул его в очередные испытания.
Гарри тогда действовал интуитивно, по привычке, будто и не было этих месяцев по разные стороны Атлантики. После этой презентации Гарри пришлось снова анализировать. Себя, да, свои реакции на Малфоя, но ещё больше времени он провёл за размышлениями о том, как Драко общался с ним. Гарри за какие-то секунды уловил, насколько он вышел из контакта с Ледышкой. Настолько, что ляпнул, не подумав, о том, что его ранило в самое сердце. Не со зла, просто, и правда, отпустил эту ситуацию. Но и Драко не обиделся, не стал убегать в образ истерички. Драко справился с собой. Сам. Без драмы. Хотя вроде как должен был сыграть оскорбленную невинность. Особенно после того, что было в тот вечер, когда Гарри его выставил. Зато сам Потти с некоторым разочарованием осознал, что нет. Его отношение к Малфою, его опека, его защита, забота — они остались там же. И имя, которое у Поттера вырвалось само, оно тоже с ними осталось. Да ещё и мишка этот. «Я подумаю, почему он мне дорог». Это было не о Ледышке. Это говорил другой Малфой.
Гарри взял эту игрушку из комнаты совершенно без эмоций. Без тянущей ностальгии, лишь с тёплыми воспоминаниями о том, как бубнил Драко о том, что медведь безвкусный и ужасный. Эта комната стала для него просто комнатой, которая напоминала о прошлом, да, но лишь комнатой для гостей. Когда Колин только переехал к нему, то хотел сделать в ней свой кабинет-фотолабораторию. Но Гарри подумал несколько дней и сделал ремонт в одной из комнат наверху. Там было меньше света, удобнее было бы сделать тёмную комнату для олдскульных снимков на плёнку, и места было больше. И да, Потти не хотелось расставаться с тёплыми воспоминаниями, но не это стало определяющим в принятии того решения. Много позже, через месяцы с момента, как Малфой вернулся, Гарри уходил туда, когда хотел подумать. Дальняя, угловая спальня, где было много света и всегда тихо. Ещё позже, когда они проходили испытания «Иллюзиями», эта комната стала не только убежищем. Но и местом, в котором всё становилось на свои места. Всё становилось правильно и понятно. Даже если это были тяжёлые и больные осознания.
Дверь в палату открылась, и снова доктор Хоффман провёл свои проверки.
— Звоните Поппи. Пока просто конференция. Если она посчитает нужным, приедет сама. Ритм без изменений. Риск остановки сердца тот же. Анализы подтвердили опасения. Это не алкогольное отравление, хотя ребята из скорой могли бы и подсказать… А Лане выговор, что не перенесла все данные из карты кареты скорой помощи. Там должно было быть указание, что ему кололи Налоксон. Мистер Поттер, он ближайшие шесть часов не очнётся. Вы можете ехать домой. Или хотя бы поспать. И да, вас просила связаться с ней какая-то девушка. В палате телефоны запрещены, напоминаю.
Гарри кивнул, но из палаты не вышел. Никому звонить не хотелось. Оставлять Драко одного тоже. Спит или нет, но один он не будет.
На самом деле Гарри даже приблизительно не понимал, в какие испытания сам себя втянул, так опрометчиво подыграв Драко на презентации. Потому что на этих групповых сеансах его ломало. Выкручивало. И не только из-за того, что он снова окунался в свои прошлые истории с безответной любовью. Прошлое осталось в прошлом. И посмотреть на это прошлое с той точки зрения, которую предлагал ментор, было даже интересно. Становились понятнее некоторые его решения, и принять то, что он влюбился в своего лучшего друга, но не получил взаимности, удалось до конца. По крайней мере, вначале именно так и думалось. Но потом слой за слоем стали отшелушиваться заблуждения, установки, которые Потти искусственно для себя создал, чтобы примириться с тем, что происходило у него на душе. Это было уже с Би. Уже на «Иллюзиях». Это было уже глубже. Работа с Рубеусом была о другом. Они снова и снова сталкивались с Драко и в жизни, и конечно, на этих сеансах. И то, что осталось в прошлом, всплывало ненужными воспоминаниями, потому что этого больше нет. Но Драко — вот он. Рядом. Светит и греет. Но не его. Даже дружба эта, хоть и стала восприниматься глубже, но всё равно казалась искусственно воссозданной с флешки памяти. И тем сложнее было возвращаться в группу.
