Гарри захотелось орать, но зубы были плотно сжаты, и получилось скорее сдавленное мычание, которое едва не перешло в отчаянный рык. В динамиках прозвучал вызов какого-то врача на приём, и Поттер осёкся. Он в палате Драко. Драко жив. Он жив. Его друг выжил. Слёзы всё ещё застилали глаза, Гарри проморгался и, коснувшись руки Малфоя, словно обещая вернуться, ушёл в ванную. Умылся ледяной водой, переоделся, затолкав модные шмотки в рюкзак, и вышел.

Смотреть на Драко было почти невыносимо, настолько болезненно тот выглядел, но Гарри буквально необходимо было понаблюдать несколько минут за его грудной клеткой, которая поднималась и отпускалась, мерно, спокойно, и если не поднимать глаза на бледное лицо, вполне можно было представить, что Малфой просто спит. Обычным сном. Где-то дома. Или… Это место с домом совсем не ассоциировалось, поэтому дальше мысль Поттер не повёл. Он бросил рюкзак на пол и уселся рядом: ноги в одно мгновение стали неверными и стоять просто не было сил. Ожидаемого облегчения от того, что грудная клетка Малфоя всё ещё движется, не было. И да, вопрос, что с ним, до сих пор был не разрешён, но сейчас думать об этом Гарри не мог. Ему нужно было увидеть, как Драко открывает глаза. Как он кривится от аскетичного убранства палаты, как язвит. Как ухмыляется, заявляя, что Поттер выглядит, как потёртая подошва. Того, что его Ледышка дышит, было мало. И дождаться, дождаться, когда он снова начнёт жить, было почти невозможно.

— Драко… — Поттер потянулся к койке и провёл по ладони, лежащей на белой простыне. — Драко, я думал, что самым сложным, что я сделал в своей жизни, было отпустить тебя снова к нему. Отпустить без обиды, что ты нашёл своё счастье. Отпустить, понимая, что оно не во мне, и самое главное, отпустить, зная, что он не хороший человек. Зная, что он может причинить тебе боль. Зная, что он будет причинять тебе боль… Отказаться причинять тебе боль самому, пытаясь завладеть тем, что моим никогда не будет — твоим сердцем. Я так часто думал о том, что было бы, попытайся я тебя удержать… Но я никогда не был глупцом… Какой смысл был заставлять тебя полюбить меня, Драко, если ты любил Тео… Это был бы проигрыш с самого начала… Ты никогда не видел меня, ты видел только его, Драко… Я думал — это самое трудное. Отпустить тебя жить той жизнью, которую ты для себя выбрал, не навязывая свои собственные представления о счастье. Но нет. Нет, моя Ледышка. Самым сложным было увидеть тебя на том полу. Потому что… Господи, я надеюсь, ты не слышишь меня, Драко. Потому что сейчас будет та самая банальность, которую я от тебя слышал сотни раз. Только не обо мне… — Гарри замолк на долгую минуту, переживая этот момент. — Без тебя жизни нет… Не сейчас, не в этом моём мире. Без тебя мне пришлось бы строить новый. И я не знаю, смог бы я, нашёл бы я силы это сделать… Твоя дружба, Драко, — это бесценный подарок судьбы. И когда ты откроешь глаза, это будет первым, что я тебе скажу. Потому что я вижу, как иногда ты всё ещё сомневаешься, что я этот подарок принял безусловно.

Пройдя к этому моменту долгий путь от человека, отпустившего свою любовь, к человеку, решившему строить новое на благодатном пепелище, Гарри стал самым отъявленным лжецом самому себе.

Комментарий к Не Драма. Диалоги https://www.instagram.com/p/CTkUMUSDLY1/?utm_medium=copy_link

====== Не Драма. Трагедия ======

Высказать это оказалось категорически больно. Будто Гарри соврал саму самому дорогому человеку. Задуматься об этом он не успел, в палату не вошел врач.

— Что вы здесь…

— Доктор Хоффман, это его супруг, у него есть право посещения… Мистер Поттер, это лечащий врач вашего мужа.

— Доброй ночи, сэр, — Гарри пришлось подняться, и судя по выражению лица медсестры, исправлять её ошибку было бы не к месту.

Доктор нахмурился.

— Принесите ему стул. Я так понимаю, вы не собираетесь уходить?

Потти мотнул головой.

— Так, — он подошёл к приборам, посмотрел капельницу, сделал несколько пометок в своём планшете. — Без изменений. Если на следующей проверке всё будет так же, придётся вызывать Поппи. Почему лаборатория ещё не дала результаты?

— Уточню, сэр. Сброшу вам, как только поступят, — залебезила девушка.

— Пока всё. Никаких телефонов в палате, я надеюсь, это ясно?

— Да, сэр. Спасибо, сэр. А есть какие-то прогнозы? Я до сих пор не знаю, что произошло… Мне сказали, что была остановка сердца, но у Драко не было проблем…

— Это, молодой человек, явное преуменьшение. Проблемы у него есть, правда не по моей части. Но спиртное с опиатами — это ужасное сочетание. И будьте готовы к тому, что как только он придёт в себя, если начнёт развиваться оптимистичный сценарий, то с ним наедине, — он подчеркнул это слово, — побеседует психиатр.

— С опиатами? — Гарри потряс головой, пытаясь понять, на самом деле понять, что говорит доктор. — С наркотиками?

— А вот чтобы прояснить этот момент мне и нужны анализы вашего мужа. Вы не замечали у него признаков наркомании? То, что вы можете расценить, как простое баловство, могло давно перерасти в зависимость…

— Нет! Драко не наркоман! Он не принимает наркотики! Нет!

— Посмотрим, — ещё сильнее нахмурился врач и вышел.

Медсестра принесла стул и уже на выходе тихонько заметила:

— Я вам верю, мистер Поттер. Ледышка не наркоман. Это всё ложь!

Гарри был слишком шокирован заявлением доктора Хоффмана, чтобы услышать это. Драко не принимал. Он бы заметил. Он бы знал. Они иногда были сутками рядом. Он бы знал. Это ошибка. Безусловно, ошибка!

Опустившись на стул, он подвинул его ближе к койке и снова взял Малфоя за руку. Это прикосновение стерло из восприятия и врача, и девушку, и тревогу, которую его принесли с собой. Мысли магнитом притянуло к другу. Хотелось поделиться с ним. Сожалелось, что они не сели и не поговорили об этом. О том, что с ними произошло в тот день, когда Тео поманил Драко в их американский рай. Что происходило с Гарри в их браке. Что происходило после его возвращения. Как он жил на этом дьявольски огромном расстоянии. И это не о километрах. Хотелось высказаться. Хотелось говорить-говорить-говорить, чтобы Драко слушал. Он может, он умеет, Гарри теперь точно знал. Хотелось снять с души тот груз, который Поттер умело и привычно игнорировал, притворяясь что живёт легко. На этот раз он не говорил вслух. Но воспоминания неизбежно накрыли его.

Обычно говорил Малфой. Или Ледышка… Но чаще с ним именно Малфой. На камеру он и так болтал без умолку, и в тишине их квартиры, да их, никак иначе, поэтому и продал её, как только смог, звучал не блогер, а просто Драко. И Драко никогда раньше не закрывался от него. Но Америка с её стандартами и стилем жизни сильно изменила их общение. И если поначалу Гарри старался поддерживать связь, несмотря на то, что чаще всего выдавливал из себя улыбку, то после развода, после долгих, бесконечных часов раздумий, когда ему всё же удалось принять то, что Драко ушёл, и не бояться в разговоре с ним сорваться в настоящий ураган из эмоций, Потти перестал навязываться. Понадобилось время, чтобы то равновесие, что потихоньку росло внутри, перестало быть шатким и неверным. И помогла в этом одна единственная фраза, сказанная кем-то даже не ему, но эта фраза решила всё. Женщина, которая стояла за ним в очереди в Старбакс, или записывала что-то, или вела прямой эфир, но она говорила важные, и одновременно такие простые вещи. «Можно любить кого-то, и всё равно отпустить. Можно отпустить кого-то, именно потому что любишь». Весь её монолог был о том, что человек может нести ответственность только за свои эмоции и чувства. И верхом эгоизма будет заставлять кого-то реагировать на что-то так, как мы считаем правильным, а не так, как этому «кому-то» хочется отреагировать. Потому что это называется насилием. Пусть не удар, не плохое слово, но идти против чьей-то воли, навязывая своё «правильно» в отношении, близких и искренних, — это насилие. «Обижаться или нет, — говорила она, — это выбор. Общаться ли дальше с тем, кто как-то себя повёл, и нас это задело — тоже наш выбор». Эта фраза тоже осталась в памяти Гарри. И для Потти всё стало намного более понятным о себе. И о том, что он чувствует, тоже. И с этой фразы началось новое путешествие в его жизни: он выбрал путь построить свою жизнь без надежды, которая всё равно тлела в его душе, даже после того, как Малфой улетел.