Из детей у сестрицы Хуа была лишь дочь, официальное имя которой звучало как Бай Сяолань, и училась она в школе средней ступени[11] в одном классе с Се Яцзюнь. Это была чернявая тощая девочка, щеки которой покрывала россыпь выразительных конопушек, будто она украдкой ела кунжут, нечаянно прилипший к ее лицу. Бай Сяолань страдала от заикания, особенно когда говорить приходилось на публике. В этом отношении ей было далеко до бойкой языкастой матери, и казалось очень странным, что она являлась ее родной дочерью.

Новость о том, что отец Лю Хо отправился на поиски сына, также растрезвонила сестрица Хуа.

В один из своих визитов она вдруг опустила свои тонкие веки и, тяжело вздохнув, сказала:

– Посудите сами, отцу и сыну и так-то жилось несладко, а тут еще такая неприятность. Мальчишка от испуга сбежал невесть куда, а отцу только головная боль. Этот горемыка один отправился на поиски, а народу-то у нас тьма. Вдруг не найдется мальчишка, что тогда делать?

По ее тону можно было подумать, что это семья Се Яцзюнь виновата в случившемся, что им вообще не следовало переезжать в их поселок, поскольку их внезапное появление разом разрушило царившие здесь мир и спокойствие. Настроение у матери в тот день и без того было мрачным, поэтому она ушла от ответа, воздержавшись от каких бы то ни было комментариев. Возможно, она просто не хотела портить отношения с соседкой, знакомство с которой свела буквально несколько дней тому назад.

Большинство жителей поселка прекрасно понимали: раз уж сестрица Хуа чуть ли не дважды в день бегает к дому Лю Хо, то ее новости – самые свежие. Говорят, что когда-то, до замужества, она была по уши влюблена в отца Лю Хо, но волею судьбы, по велению родителей и по неудачному стечению обстоятельств, сойтись им так и не удалось. В итоге она вышла замуж за шахтера, который уже долгие годы жил за счет того, что добывал уголь. Как-то вечером во время очередных посиделок с матерью Се Яцзюнь сестрица Хуа вдруг пожаловалась, заметив, что вся ее жизнь пошла по «угольной» полосе: мало того что живет с углекопом, так еще и дочь уродилось чернавкой!

Эти ее слова услышала корпевшая в соседней комнате над учебниками Се Яцзюнь. С одной стороны, ей стало смешно, а с другой – необъяснимо грустно за Бай Сяолань. С тех пор как мать Бай Сяолань заявилась к ним в дом проведать младшего брата и вдобавок великодушно отдала полфлакончика юньнаньского порошка, Се Яцзюнь стала больше уделять внимания этой молчаливой одинокой девочке. Если на перемене подворачивался случай, она непременно подходила к Бай Сяолань, чтобы поговорить, а заодно расспросить о школе. Поначалу смуглая худенькая одноклассница ее избегала, стараясь держаться на расстоянии. В ее глазах вспыхивал робкий огонек, а фиолетово-черные губы сжимались изо всех сил; она боялась, что если раскроет рот, то ее тут же поднимут на смех.

Мало-помалу Се Яцзюнь поняла, что Бай Сяолань страдает комплексом неполноценности. Ее отец и правда работал на угольной шахте, и хотя дома он появлялся не чаще чем два раза в год, зато едва ли не каждый месяц высылал семье деньги, письма или передавал с оказией что-нибудь из вещей, поэтому в поселке их семья считалась достаточно зажиточной. Об этом можно было судить и глядя на то, как одеваются и питаются Бай Сяолань и ее мать. Однако все это, похоже, не давало Бай Сяолань повода чувствовать себя всецело обеспеченной. Как раз наоборот: из-за того, что круглый год рядом с ней не было папы, эта девчушка часто углублялась в свои грустные мысли. К тому же из-за слишком смуглой от природы кожи, а также из-за давней проблемы с заиканием она то и дело попадала в неловкие ситуации.

Однажды на уроке родной речи учитель решил проверить, как ребята выучили заданное на дом стихотворение. При этом он предупредил, что любого, кто не прочтет наизусть написанные вождем строки, выставит вон из класса стоять в наказание за дверью. Се Яцзюнь все вызубрила назубок, декламация давалась ей легче всего. Однако прежде чем она успела встать и прочесть стих, учитель вдруг нарушил очередность и вместо Се Яцзюнь вызвал съежившуюся Бай Сяолань. Учителя – они такие, их прозорливые глаза четко выбирают именно тех, кто волнуется больше всего. Они похожи на полицейских, которые сперва допрашивают таких, кто кажется им подозрительными.

Се Яцзюнь видела, как сидевшая рядом с ней Бай Сяолань медленно поднимается с места. Из-за того, что вызвали ее неожиданно, она от волнения еще сильнее потемнела лицом и стала совсем безобразной. Несколько раз она с трудом впустую открывала рот; едва ей удавалось хоть что-то произнести, как наступала вынужденная пауза. Словно смазанные крепким клеем, слова никак не хотели покидать ее горло. Как сильно она ни старалась, ничего у нее не получалось. Сперва одноклассники зашушукались, затем их разрозненные шушуканья переросли в громкий, дружный смех и издевки. Бай Сяолань выглядела совсем смущенной и беспомощной. Единственное, о чем она мечтала, так это провалиться сквозь землю, в глазах ее уже блестели слезы, готовые вот-вот закапать на парту.

Се Яцзюнь внимательно наблюдала за ситуацией. Ей бесконечно противно было смотреть на всеобщее злорадство, а еще противнее было то, что дети смеялись над чужими недостатками, забавляясь за счет страданий других. Долго не раздумывая, она рывком поднялась.

– Учитель, разрешите сказать! Мы с Бай Сяолань живем по соседству, вчера вечером мы готовились к уроку вместе, и я гарантирую, что она все выучила наизусть, просто сейчас немного волнуется.

На какой-то момент учитель опешил, посмотрел на нее, потом на Бай Сяолань, но в глазах его по-прежнему витала тень сомнения. Однако, ставя общие интересы превыше всего, он сказал:

– Тогда читай ты. Сделаешь хоть одну ошибку – за дверь пойдете обе.

Разумеется, она прочла стихотворение легко и свободно. Она не только вложила в него всю душу, но еще и ни разу не запнулась, однако учитель все равно отправил ее стоять за дверью вместе с Бай Сяолань. В качестве довода он заявил, что Се Яцзюнь должна сама прекрасно все понимать. Но ей было все равно. Более того, ей казалось, что и учитель прекрасно понял – она просто решила заступиться за подругу. По крайней мере, при сложившихся обстоятельствах она не могла молчать, словно бревно, поскольку чувствовала, как сильно эта девочка нуждается в поддержке.

Итак, в тот день Се Яцзюнь и правда на пол-урока отправилась за дверь вместе с Бай Сяолань. Сперва девочки не разговаривали, а лишь спокойно стояли бок о бок и смотрели на спортплощадку, следя за летавшими туда-сюда озорными воробьями. Они наблюдали, как подрагивают на кронах тополей листья, как плывут по небу похожие на коров и лошадей облака. Все это вызывало такое умиротворение и любопытство, что обе девочки унеслись своими мыслями далеко-далеко.

Бай Сяолань первая повернула лицо к Се Яцзюнь и посмотрела ей прямо в глаза. Ее извиняющийся взгляд был преисполнен признательности. Се Яцзюнь в ответ игриво высунула язык и сказала:

– Со мной такое впервые, чтобы взять и при всех соврать. Хотя это совсем не обман: я более чем уверена, что ты могла рассказать этот стих, если бы не волнение.

Едва она произнесла эти слова, как копившиеся в глазах Бай Сяолань слезинки выросли до невероятных размеров и наконец выкатились наружу.

Сделав вид, что ничего не заметила, Се Яцзюнь принялась слово за словом заново читать стихотворение вождя. Закончив первую фразу, она сделала паузу и выразительно посмотрела на Бай Сяолань, движением подбородка подначивая ее продолжать. Девочка сжала губы, после чего наконец произнесла вполне членораздельные слова, которые напоминали лепет только что научившегося говорить малыша, разве что голос ее звучал чуть тише.

Тем же манером, подхватывая фразы друг у друга, девочки повторили практически все, что задавали им учить раньше. Наконец, не в силах вспомнить что-то еще, они не сдержались и дружно расхохотались. И смех этот прозвучал настолько неожиданно и звонко, что обе стыдливо зарделись.