Впервые в своей жизни Се Яцзюнь заявилась во двор Лю Хо. Ее внимание тотчас привлекла обвивающая подпорку пышная виноградная лоза. Классный руководитель попросил старосту-активистку, чтобы та оказала содействие и отправилась к Лю Хо вместе с новенькой. Со всей серьезностью он наказал девочке:

– Иди и выведи этого негодяя на чистую воду, он нанес увечье твоему брату, и мы не можем оставить его безнаказанным.

Младший брат Се Яцзюнь едва не ослеп на один глаз. Практически целую ночь они с матерью провели без сна. Несмотря на обходительность врача, который, помимо перевязки, сделал мальчику противовоспалительный укол и дал обезболивающее, ребенок едва не лез на стенку от боли и почти до самого утра плакал навзрыд. Его туго перебинтованная голова пугала своими размерами.

На секунду оторвавшись от тяжелых мыслей, Се Яцзюнь снова опечалилась. Виноградная лоза ее больше не интересовала. А вдруг бы ее брат действительно лишился глаза, что бы они тогда делали?! Однако мать знай себе жаловалась на мужа, злобно повторяя:

– Связалась с твоим отцом и испортила себе всю жизнь!

Однако девочка никак не реагировала, давно привыкнув к нескончаемым жалобам матери.

Из центрального города провинции их семья добиралась сюда на перекладных. Сперва они погрузились на армейский грузовик и всё куда-то ехали, ехали, пока вдруг на полпути грузовик не заглох. Как бы бодро водитель ни шевелил рукояткой, стоя перед кузовом, машина так и не завелась. В итоге им пришлось просить местных крестьян, чтобы те одолжили им лошадь с повозкой. Можно сказать, они с лихвой познали все тяготы путешествия. Неудивительно, что мать без конца винила всех и вся. Однако отец всегда с оптимизмом повторял: «Революционер – это кирпич; куда ему скажут, туда он и поедет». Следуя этому правилу, он безоговорочно подчинился приказу начальства, и в результате ей вместе с младшим братом и матерью без всякого права голоса пришлось перебраться в этот небольшой, размером со спичечный коробок, поселок.

Сам отец, вопреки изначальным планам поехать всем вместе, в целях экономии времени на полпути от поселка изменил свой маршрут и направился прямиком на стройплощадку в нескольких десятках километров от поселка, где днем и ночью кипела трудовая битва. Поговаривали, что там собираются возвести мощную плотину, поскольку из-за реки, что каждые лето и осень выходила из берегов, вниз по течению на краю гибели оказывались более тысячи семей и несколько десятков тысяч му[7] крестьянских земель. Как только отец покинул ряды армии, указанием свыше его тотчас перевели на этот объект в качестве руководителя. Раньше он состоял на службе в инженерных войсках, отвечавших за строительство мостов, в этом была его сильная сторона. Кроме того, Се Яцзюнь слышала разговоры родителей о том, что в стране вот-вот начнется кампания по призыву масс для борьбы со стихией, чтобы с их помощью развернуть работу по созданию гидротехнических сооружений. Зачем же строить плотины на зажатых между гор реках? Да затем, чтобы во время бурного паводка возведенные из железобетона дамбы задерживали в этих природных впадинах большой объем воды, которую потом можно было бы использовать на полях во время засухи. Отец не без гордости замечал, что это называется «безграничная радость борьбы с небом, безграничная радость борьбы с землей и безграничная радость борьбы с водой». Одним словом, разговоры на подобные темы неизменно радостно будоражили его душу. Слушая его, Се Яцзюнь понимала далеко не все, мать обычно хмурилась и потом еще долго была не в духе, и только ее братец Ячжоу беззаботно ластился к родителям и все смеялся и галдел, не зная усталости.

Помнится, в тот день перед тем, как они расстались, отец наказал Се Яцзюнь:

– Хорошенько учись и как следует заботься о братишке, никому не позволяй его обижать.

С этими словами отец вдруг присел на корточки, одной рукой сгреб и прижал к себе Ячжоу, другой потрепал красавца пса:

– А Ячжоу должен обязательно слушаться маму и сестру и быть послушным мальчиком, а еще ему нужно хорошенько следить за нашим Танком.

Мальчик простодушно закивал и тут же спросил:

– А что делать, если Танк не будет слушаться?

Отец захохотал и, потирая щетинистым подбородком пухлую щечку сына, с полной уверенностью ответил:

– Танк – хорошая служебная собака, и, если к нему правильно относиться, он непременно будет соблюдать дисциплину и охранять дом.

Сказать по правде, Се Яцзюнь совсем не нравилась эта кличка собаки. Танк. Как-то странно и жестко, одним словом, топорно, хотя, возможно, таково было ее девчачье восприятие. Зато из уст младшего брата, который целыми днями только и делал, что окликал «Танк, Танк», эта кличка звучала вполне себе по-дружески, словно они были прекрасными товарищами. Се Яцзюнь понимала намерения отца – ведь, заведя дома собаку, он мог надеяться, что сын по крайней мере не будет чувствовать себя одиноким. Собака была для ребенка лучшим другом.

…Сейчас Се Яцзюнь больше всего поразило то, что в стоявшем перед ней мужчине она узнала человека, что еще вчера так услужливо помогал им перетаскивать вещи! Еще большей неожиданностью стало то, что он являлся отцом набедокурившего мальчишки! Осознав все это, она вдруг пришла в замешательство, после чего ее охватило странное смущение. Только что переполнявшие ее негодование и чувство собственной правоты практически полностью куда-то испарились.

Как странно! Почему как нарочно именно он? Ее душа отказывалась понимать, почему в этом новом месте, где и поселок, и школа, и учителя, и одноклассники показались ей совершенно чужими, сыном человека, который единственный из всех протянул им руку помощи, оказался мальчишка, так бесчеловечно ранивший ее брата. Во всяком случае, любому человеку было бы слишком сложно принять такое; она же со своим небогатым жизненным опытом и подавно не знала, как на все это реагировать.

– Вот скотина! Вот это преподнес отцу подарок! Если ума хватит, то домой пусть даже не возвращается, а осмелится вернуться, так я вмиг спущу с него его собачью шкуру! Эх, и за что мне такое наказание…

Ругаясь на чем свет стоит, мужчина вдруг стал похож на загнанного в угол дикого зверя, которому только и оставалось, что рычать. Его возгласы становились все громче, он распалялся все сильнее. У собравшихся вокруг односельчан от его гнева душа уходила в пятки, но ничего поделать тут было нельзя. Кому охота вмешиваться в чужие дела при таком раскладе? Его как могли успокаивали, не выбирая слов, лишь бы только утихомирить. Самое лучшее в такой ситуации было отыскать мальчика, а уж потом со всем разобраться.

Покидая дом Лю Хо, Се Яцзюнь не удержалась и снова украдкой бросила взгляд на мужчину. На его озабоченном лбу вздыбились вены, напоминавшие вяло шевелившихся дождевых червей. Вдруг дерзкой вспышкой полыхнул солнечный свет, ослепительной белизной высветив изящную виноградную лозу. Казалось, ее ползучие листья лишились последних капель влаги, понурившись, они выглядели измученными от жажды и постаревшими.

После того как спустились сумерки, тот мужчина с мрачным лицом опустив голову нерешительно вошел в дом, где поселилась семья Се Яцзюнь. Он обыскал практически все места, что пришли ему на ум, однако ни сына, ни Пчелу так нигде и не обнаружил. Единственное, что он мог сделать, так это скрепя сердце явиться с повинной, захватив с собой синюю авоську, из которой выглядывали две банки консервированных мандаринов, два цзиня[8] рассыпчатого печенья да пакет бурого сахара. Все это он принес в качестве хоть какого-то утешения пострадавшему и остальным домочадцам.

Мать все это время едва сдерживала гнев. Брат Се Яцзюнь лежал на кровати в дальней комнате и периодически стонал, являя собой самое жалкое зрелище. Вся мебель и предметы в доме были окутаны темнотой, и тут и там вразнобой стояли еще не разобранные коробки и шкафы. При переезде это обычная картина – вместо гармонии и порядка везде царит создающий неудобства бардак. Какое-то время мать упорно продолжала молчать, сосредоточив все свое внимание на содержимом коробок. Всякий раз, когда она вынимала какую-нибудь вещь, она долго рассматривала ее с таким видом, что думалось: конца и краю этой уборке не видно; когда же она все-таки куда-либо определяла предмет, то шваркала им так, что заставляла окружающих вздрагивать от испуга.