Ясное дело, они были черными: в конце концов, моя мачеха просто обожает заставлять меня часами чистить камины по всему дому. А когда, уставшая и разбитая, я поднимаюсь в свою комнатку в башне, где жутко сквозит и протекает крыша и которую мне приходится делить с крысами, пауками, голубями и летучими мышами, мне только и хватает сил, чтобы дотянуться своими грязными руками до черствого куска хлеба с заветренным жестким сыром, который представляет из себя всю мою вечернюю трапезу.

В тот раз я одержала победу, а она в слезах выбежала из комнаты, так и не достигнув успеха. Но перед этим она произнесла ту памятную фразу: «По крайней мере, ты хорошенькая!». И тогда я впервые поняла, что в этом что-то есть. Раньше я никогда не думала о том, как выгляжу. Я просто была собой. Но с того дня действительно начала надеяться, что и в самом деле весьма недурна. Потому что больше мне похвастаться нечем.

Это случилось четыре года назад, вскоре после моего тринадцатого дня рождения. Ведь на тринадцатый день рождения девочкам в нашей стране присваивается добрая фея – не всамделишная, настоящая фея, а магически одаренная женщина, которая получила звание «Фея» в Академии. В своей я была безмерно разочарована. Я подозревала, что этот унылый, ограниченный экземпляр для меня выбрала мачеха, но моя фея клялась и божилась, что моей благодетельницей ее назначила независимая комиссия.

А еще мне известно, что моя фея получила собачье свидетельство в Академии Фей, и отборочная комиссия ей совсем не доверяла. Она уже почти ушла с пустыми руками, оставшись совсем без подопечной, но потом они откопали меня: Клэри Фарнфли, неудачницу, чья мачеха не заполнила и не подала формуляра, потому что вообще не приемлет магического обычая и категорически отказывалась от любой опеки фей, даже для собственных дочерей.

Служащий королевской администрации заметил ошибку, заполнил формуляр и отправил его в отборочную комиссию. Вот так мы и нашли друг друга: фея-крестная и я. Какое счастливое стечение обстоятельств!

– Ты позаботишься о платье, экипаже и обо всем остальном, что нужно для бала? – спрашиваю я. – Справишься?

– Сделаю что смогу.

– Ладно, – великодушно говорю я. – Тогда я согласна.

Фея поправляет остроконечную шляпу, которую всегда носит на голове и которую с помощью магии наделила голубоватым мерцанием, чтобы выглядеть как настоящая фея (чего, однако, так и не добилась).

– Ты странная подопечная, – не может удержаться она от комментария. – Любая другая девушка в твоей ситуации была бы вне себя от радости, что может отправиться на бал. Тем более – туда, где она может влюбиться и тем самым избежать своих страданий.

– Зачем избегать? Мне и так хорошо!

Моя фея приподнимает брови, критически оглядывает мою обшарпанную башенную комнатку и направляется к двери.

– Пересмотри это убеждение, – советует мне она. – Потому что оно неверное.

– Спасибо за совет.

Она открывает дверь, что требует некоторых усилий, потому что петли заржавели и погнулись, и из-за этого дверь скрежещет по полу и издает жуткий лязг.

– Тогда я приду в день бала – ближе к вечеру. Или я могу понадобиться тебе раньше?

– Нет. В день бала – то, что надо.

– Хорошо.

Она трижды кивает, словно чтобы движением головы выгравировать дату нашей следующей встречи на невидимой гранитной табличке в своей памяти, и приступает к той кропотливой работе, что представляет из себя закрывание моей двери.

– Призрачных желаний, дитя мое! – по традиции восклицает она на прощание.

– Возблагодарим призраков, добрая фея, – послушно, следуя той же традиции, отвечаю я, дабы не причинять ей больших огорчений.

Дверь наконец захлопывается. Для того, чтобы ее закрыть, приходится приложить немало усилий, но в последний момент все происходит слишком быстро, так, словно капризные петли решают сыграть с тобой злую шутку. Тогда дверь всем своим адским весом летит прямо в лицо, чуть не опрокидывая тебя навзничь. Сколько синяков я уже от нее заработала! Но крика боли я не слышу – только мягкое, торопливое постукивание ног феи по лестнице. Она рада, что сбежала от меня!

Это почти невыносимо. С тех пор как мы получили эти дурацкие приглашения, моя мачеха и сводные сестры просто посходили с ума. Они в предвкушении славы, почета и богатства – то есть всех тех удобств и привилегий, коих им так не хватало после смерти моего отца. Мачехе было невдомек, что богатый уважаемый торговец, за которым она приехала сюда в Амберлинг из далекой страны, играл в рискованные игры. Каждый раз, возвратившись из путешествия, тяжело нагруженный экзотическими товарами, он расплачивался с долгами, жил несколько месяцев в свое удовольствие, а потом снова отправлялся в путь. Когда его корабли покидали гавань, он снова был по уши в долгах, но его совершенно это не заботило, потому что верил, что вернется не с пустыми руками.

К сожалению, он ошибся. Вскоре после моего двенадцатого дня рождения в наш дом пришло короткое сообщение, информирующее о том, что флот моего отца был атакован пиратами и уничтожен. Те немногие из его людей, что выжили и спустя несколько месяцев вернулись в Амберлинг, заверили мачеху, что мой отец героически сражался, но был убит лысым одноглазым пиратом двухметрового роста, сабля которого проткнула отцу грудь.

Особого интереса у мачехи это не вызвало. Она выходила замуж за богатого человека, – вот что для нее было важно. Но теперь, чтобы выплатить накопившиеся у различных ростовщиков долги, ей пришлось продать все земли, торговые дома, магазины, экипажи, лошадей и лодки. Остались только роскошная усадьба за городом и ежемесячный доход от доли в руднике где-то в Фишлаппе, где добывали волшебный магнезит.

Слуги, горничные, повара, кухарки, садовники, кучера и конюхи были уволены, а мою одежду, драгоценности и ценную мебель, лампы и ковры со всего мира, превращавшие мою комнату в царство грез, мачеха выставила на аукцион у самого эксклюзивного торговца антиквариатом в городе. Все заработанное она вложила в обучение двух своих дочерей – Этци и Каниклы. А мне пришлось бросить школу.

– Ты можешь учиться и дома, а твои сестры всегда поддержат и помогут, если их, конечно, вежливо попросить.

Это утверждение содержало сразу три неразрешимых противоречия. Во-первых, мачехе следовало знать, что я никогда и ни за что не захочу ни о чем упрашивать кого-то другого, в особенности – ее противных дочерей. Во-вторых, уже тогда я была намного образованнее моих несказанно ленивых сводных сестер, деньги за обучение которых тратились в самой дорогой школе Амберлинга. И в-третьих, к тому времени меня уже давно препроводили в мрачную башенную комнату и назначили горничной, что должна с раннего утра до позднего вечера горбатиться в доме и саду, чтобы сделать все то, что от меня требовали. И как прикажете в таких условиях учиться?

Да, со смертью отца моя судьба приняла совершенно несправедливый поворот, но кроме меня, это никого не интересовало. Это было связано еще и с тем, что за свою такую короткую, такую праздную жизнь, отец не только не приобрел друзей, но и нажил множество врагов. Орден Благодетельствующих Добрых Душ, Клуб Материнских Сердец, Шкатулка Бедняков и народная организация «Хлеб Вместо Пирогов» – все те люди, что могли позаботиться обо мне, были очень недовольны моим отцом, ибо он никогда ничего не жертвовал и не упускал случая посмеяться над неутомимыми милосердствующими.

Признаюсь, мой отец совершенно не был героем в этом отношении. И когда его вдова стала не такой богатой, как раньше, и, правду сказать, слегка забросила ребенка мужа от первого брака, никто не чувствовал себя обязанным прийти мне на помощь. У меня имелась еда и крыша над головой. В Амберлинге было много детей, которые не могли сказать о себе и этого. Сколько пятнадцати- и шестнадцатилетних подростков выходят в море в качестве лучших галерных рабов, позволяя эксплуатировать себя, чтобы хоть как-то выжить? Видно, у меня еще не все так плохо.