– Спасибо. Они принадлежали моей прабабушке.

– Могу поспорить, за ними кроется какая-нибудь красивая история. Судя по васильковому цвету… Я бы сказала – Шри-Ланка, так?

– Возможно, – ответила Кейт, почувствовав, как кровь ударила ей в лицо.

Она осознавала, как нелепо это прозвучало – всю свою сознательную жизнь она летает по всему миру, изучая редчайшие образцы ювелирного искусства, охотится за необычными историями, связанными с драгоценностями, и при этом ничего не знает о камушках в собственных ушах. Сапфиры напомнили ей, как же мало она знает историю своей прабабушки Эсси.

– Я действительно не знаю, – смущенно проронила она.

– Как, совсем ничего?

– Мой прадедушка, Нейл Кирби, был владельцем судоходной компании в Бостоне. Это его подарок Эсси на пятидесятилетнюю годовщину их свадьбы.

Знал ли американский моряк, что древние греки считали сапфир символом честности и преданности?

– Вскоре после этого события он умер во сне, так что никто не знает, откуда на самом деле взялись эти сапфиры. Но я полагаю, что вы правы, они были куплены за гроши на Шри-Ланке.

– Да, вполне вероятно, – сказала Люсия, сделав глоток шампанского.

– Нейл называл Эсси – Мо сторин.

– По-ирландски это «Мое сокровище» или «Моя любовь», – перевела Люсия. – Вот вам и прекрасная история для этих сережек.

Люсия повернулась и окинула взглядом веселящуюся толпу.

– Сегодня у нас тут полный зал разных историй, не так ли? Посмотрите на всех этих людей, спотыкающихся друг о друга, в надежде прикоснуться к изделиям Софии. Могу поспорить, они хотели бы прикоснуться и к изображениям на стене. – и Люсия указала на группу гостей, которые, открыв рты, глазели на изображение глазуревого колье с позолотой, сверкающего на стене.

– Я хочу сказать, что испытывать вожделение к бесценным украшениям – это одно, но ведь каждая из этих антикварных вещиц предназначалась для конкретного человека и была создана другим конкретным человеком. И у каждой такой вещи своя особенная история.

Кейт, соглашаясь, кивнула. Пожалуй, именно поэтому она была так заинтригована этим кольцом с крохотным алмазом.

– Вот такие персональные творения и становятся фамильными реликвиями, – продолжала Люсия. – Например, твои сапфиры.

У Кейт сдавило горло, когда она вспомнила открытый заливистый смех и непокорные локоны своей прабабушки Эсси. Похожие кудри покрывали крохотную головку Ноя.

– Когда люди просто проходят рядом с такими вещами, – голос Люсии теперь звучал тише и нежнее, и Кейт пришлось напрячь весь свой слух, чтобы расслышать ее сквозь громкую музыку, – иногда этого бывает достаточно, чтобы проникнуться некой изысканностью, чем-то таким прекрасным, что дарит нам надежду. Надежду на то, что люди могут быть красивыми, заботливыми и добрыми. – Люсия взяла Кейт за руку. – Знаешь, Китс был прав, когда сказал: «красота есть истина, а истина прекрасна, вот и все».

Красота есть истина, а истина прекрасна… Эти слова напомнили Кейт о другой вечеринке, в другом месте и в иное время.

Теперь, конечно же, уже слишком поздно. В прошлом можно копаться, но изменить его – никогда.

Луисбург-сквер, Бостон, 2002 г.

Кейт и не подозревала, что в день своего восемнадцатилетия она увидит Эсси в последний раз.

– Вот ты где! – усмехнулась она, когда заглянула в кабинет и увидела прабабушку, стоящую перед купчей на пароход «Эстер Роуз». – Вечеринка началась без тебя. Гости в оранжерее восхищаются крокембушем. Я принесла тебе шампанское, – Кейт протянула хрустальный фужер.

– Спасибо, моя дорогая. С днем рождения!

Они чокнулись.

– Что это? – спросила Кейт, заглядывая в открытый ящик письменного стола.

– О, да это просто всякие вырезки и фотографии из Англии, которые меня заинтересовали. Я больше никогда не бывала в Лондоне. И я очень сожалею об этом – но эта дверь для меня навсегда закрыта, – ответила Эсси с печальной улыбкой. – И все же я любопытствую, что же происходит на моей родине.

Эсси что-то достала из ящика и тут же закрыла его.

– Вот это тебе, – протянула она Кейт маленькую деревянную шкатулочку. – Считай, что это твой подарок на день рождения… ну, или на совершеннолетие, как сама захочешь.

Махнув рукой, Эсси со вздохом опустилась на диван.

– Эсси, ты же устроила для меня эту вечеринку, – запротестовала Кейт. – Не надо мне больше подарков!

– Уф! Да я просто и думать не хотела о том, что мне придется торчать в вашем бетонно-стеклянном мавзолее, который твоя мать называет домом.

– Да он стал домом года в «Воллпейпер»!

– Понятия не имею, что это означает, дорогуша. Твоя мать же не архитектор. У дома должна быть душа, уют… История. Я всегда боюсь, когда подолгу остаюсь в вашем доме, что он утащит меня в какой-нибудь потайной шкаф. Ну, открывай шкатулку!

Кейт похихикала и приоткрыла крышку – там была пара сапфировых сережек. Но это были не просто сережки – Эсси любила их больше всего.

– Я не могу это взять! – захлопнула Кейт шкатулку. – Их подарил тебе Нейл!

– Ерунда! Я настаиваю. У меня никогда не было фамильных ценностей, если не считать унаследованных проблем, – ответила Эсси с печалью в голосе, и сразу будто постарела лет на десять. – Кроме того, я не могу их больше носить. Мои мочки отвисли уже до плеч. Смотри! – Эсси вытянула мочку уха из-под копны седых кудрей.

Кейт рассмеялась.

– Да ничего они не отвисли!

Она извлекла сережки из шкатулки и подставила их к свету. Она словно заглянула в океан. Сотни раз, будучи еще маленькой девочкой, Кейт игралась с этими сапфирами, катая их по туалетному столику прабабушки.

Странное выражение застыло на лице Эсси – смесь любви и грусти. Она достала из-под воротника длинные бусы, которые утекли золотым ручейком у нее между пальцев. Будто Эсси их не заслуживала.

– Забирай сапфиры, Кэтрин. Я настаиваю. Каждая девушка должна иметь что-нибудь про запас в подоле своей юбки, когда отправляется в плавание. А ты, моя дорогая, поднимаешь паруса.

Кейт присела на подлокотник дивана, растроганная подарком и еще слегка озадаченная. Шутка о запасе в подоле юбки молодой девушки показалась ей странной. Правда, Эсси всегда сыпала всякими ирландскими прибаутками… Эсси обняла правнучку за талию.

– Они очень красивые, спасибо, – сказала Кейт, чувствуя, как на глазах наворачиваются слезы.

Она будет скучать по вошедшим в привычку еженедельным визитам к прабабушке Эсси.

– Бабуль, ты же будешь мне звонить?

– Конечно, нет! Ненавижу эти ваши переносные телефоны, или как вы, молодежь, их называете. У меня он только потому, что твой отец настаивал, чтобы я всегда была на связи. Но кому же это понравится? Какое твоему отцу дело до того, чем я тут занимаюсь!

– А что, если они не смогут с тобой связаться в экстренном случае?

– Женщина должна сохранять некоторую таинственность вокруг себя.

– К слову о тайнах, помнишь, я просила твоего согласия написать о тебе во вступительном эссе?

– Ты получила мое благословение, дитя. Правда, одному богу известно, почему ты выбрала меня. Есть женщины намного интереснее, чем я.

– Ты никогда не рассказывала о своей жизни в Лондоне. Почему уехала совсем одна… – Кейт осеклась, сожалея о проявленной неделикатности.

Она знала подноготную лондонского прошлого Эсси – копченая сельдь по пятницам, звон Биг-Бена, отбивающего час за часом, суфражистки, митингующие у Монумента. Тощие дети, играющие на узких мощеных улочках в футбол с мячом из овечьего пузыря. Семья бедного ирландского иммигранта ютится в садовом домике. Некоторые из сестер и братьев так и не доживут до совершеннолетия. Неудивительно, что Эсси предпочла превратить свою жизнь в Лондоне в сказку – реальность, похоже, была сплошным кошмаром.

– Прости, я не хотела совать нос не в свое дело. Просто мне всегда было любопытно, как ты построила для себя совсем новую жизнь на другом конце мира. В колледже хотят знать, как мы учимся преодолевать трудности, но…