– Предохранитель! – крикнул Келли.

Он швырнул головку сварщика в кабину бульдозера, на приборную доску перед сидением. И кинулся назад через дюны, к сварщику. Добравшись до него, Келли рванул вверх рубильник предохранителя и прижал его.

Дейзи Этта опять подпрыгнула, потом еще – и вдруг ее мотор умолк. Теплый воздух, клубившийся вокруг машины, сделал ее очертания расплывчатыми. И тут с грохотом пушечного выстрела взорвался маленький бак стартера. За ним последовал большой бак, где все еще оставалось тридцать с лишним галлонов дизельного топлива. Он скорее раскрылся, чем взорвался, выпустив громадный язык огня, лизнувший песок позади машины. И Келли ясно увидел, как бульдозер корчится в конвульсиях. По всему корпусу прошли волны – от остатков топливного бака к радиатору, и от гусениц вверх. Они сошлись на верхней кромке радиатора – и часть металла, площадью в шесть или семь квадратных дюймов поплыла вперед, словно воск. На мгновение металл застыл, превратившись в какую-то сюрреалистическую фигуру, но потом вдруг потек, как вода, рассыпаясь мелкими искрами там, где натыкался на остатки краски. И только тогда Келли почувствовал сильную боль в левой руке. Он посмотрел вниз. Генератор сварочного агрегата перестал работать, хотя мотор все еще крутился – сгорел плавкий предохранитель. Из самого генератора, превратившегося в кусок горячего металла, валил дым. Келли не кричал, пока не поднял руку и не увидел, что с ней стало.

Когда он сумел выкарабкаться из тьмы полуобморока, он позвал Тома. Ответа не было. Наконец, он заметил что-то в воде и бросился туда. Келли не ощутил боли, когда его левая рука погрузилась в холодную соленую воду – шок лишил ее чувствительности. Правой рукой он вцепился в рубашку Тома – и тут дно ушло из-под его ног. Значит, вот оно что – возле самого берега была глубокая яма. Семерка подъехала как раз к самому краю, загнав в нее Тома…

Келли изо всех сил молотил ногами, пытаясь добраться до берега, такого близкого, но такого труднодоступного. Он наглотался жгучей морской воды, и если бы не земля, ударившая в колени, несомненно бы утонул. Всхлипывая от тяжести ноши, он вытащил грузное тело Тома на берег. И только тогда осознал, что уже некоторое время слышит по-детски пронзительный плач. Один миг ему казалось, что плачет он сам, потом он поднял голову и увидел, что это Эл Ноуэлз. И тогда он оставил Тома и подошел к этому вконец сломленному существу.

– Вставай, ты! – рявкнул он.

Рыдания сделались еще громче. Келли перевернул Эла на спину – он совершенно не сопротивлялся – и бил по щекам, пока Эл не стал задыхаться. Тогда Келли рывком поставил его на ноги и подвел к Тому.

– На колени, мерзавец. И подсунь одно колено под колени Тома.

Эл стоял неподвижно. Келли снова ударил его – и тогда Эл сделал, как велели.

– Положи руки на нижний край его ребер. Так. О’кей. Теперь надави, скотина. Теперь сядь, – Келли опустился рядом, держа левое запястье правой рукой, на песок капала кровь. – Надави, придержи – снова сядь. Надави. Сядь. Надави. Сядь.

Через минуту Том вздохнул, потом его вырвало, а после этого он уже был в порядке.

ЭТО БЫЛА ИСТОРИЯ Дейзи Этты, бульдозера, который свихнулся и жил своей собственной жизнью, а не история авианосца императорского японского флота «Марокуру», о которой ходило множество слухов. Но между ними есть связь. Вы, может быть, слышали, что «Марокуру» был отрезан от своей базы в результате концентрированной атаки, и что он скрылся далеко на юго-востоке, и затонул поблизости от наших берегов, ближе, чем любой другой японский военный корабль за всю войну. И вы также слышали, что эскадрилья из пяти самолетов поднялась в воздух незадолго до того, как затонул авианосец, и оказалась отделена от него тремя вертикальными милями воды. Они были гружены бомбами и полетели на восток совершать самоубийство. И вам, наверное, рассказали о том, как они разбомбили небольшое взлетное поле на острове в нескольких сотнях миль от Панамских защитных укреплений, и все экипажи разбились в наилучшем для них жертвенном порыве.

Так вот, не было там никакого аэродрома, неважно, как это выглядело с воздуха. Это была просто грубо намеченная взлетная полоса, белая известковая глина на фоне бурой травы и кустарника.

САМОЛЕТЫ ПРИЛЕТЕЛИ ЧЕРЕЗ два дня после гибели Дейзи Этты, когда Том и Келли сидели в прохладной тени пирамиды канистр горючего, как раз в той яме, что вырыла Дейзи Этта, чтобы заправиться. Они склонились над бумагой с карандашом, пытаясь решить невозможную задачу: сочинить письменный отчет о том, что произошло на острове и почему они и их компания не сумели выполнить контракт. Они нашли Толстяка и Гарриса и похоронили их рядом с остальными. Эла Ноуэлза пришлось связать и оставить в лагере – они услышали, как он бредит во сне: ему все еще казалось, что Дейзи Этта жива, и он должен бродить по окрестностям и убивать для нее операторов. Том и Келли понимали, что расследование неизбежно, и сознавали, насколько неправдоподобно выглядит то, что случилось на самом деле. Теперь, когда они спаслись от такого чудовища, как Дейзи Этта, жизнь казалась слишком сладкой, чтобы подвести себя под расстрел за саботаж. Или за убийство.

Первые взрывы бомб прогремели на триста ярдов позади них, на границе лагеря, и в тот же миг у них над головами пролетел самолет, врезавшись в слон холма. Они помчались к Элу Ноуэлзу, развязали его, и все втроем побежали к укрытию. Они нашли его – странно сказать – внутри того кургана, откуда в Дейзи Этту вошло то, что сделало ее одержимой.

– Да будут благословенны их черные сердца, – торжественно произнес Келли, когда они с Томом стояли на краю обрыва и смотрели на пылающие остатки лагеря и пять разбившихся бомбардировщиков. Затем Келли взял бумагу с отчетом, над которым они так безуспешно трудились, и разорвал ее.

– А как быть с ним? – спросил Том, указывая на Эла Ноуэлза, который сидел на земле, сжимая и разжимая кулаки. – Ведь он может рассказать, даже если мы свалим все на то, что он спятил от бомбежки.

– А какое это имеет значение? – сказал Келли.

Том снова взглянул на Ноуэлза. Эл открыл рот и, не мигая, смотрел прямо перед собой, слюна стекала у него по подбородку.

Том с минуту подумал, потом улыбнулся:

– Ты прав, Келли. Никакого!

СТАРИКА С ОЖЕСТОЧЕННЫМ ЛИЦОМ фанатика звали Симон Эймс. Он смотрел, как рабочие заканчивали заливать бетоном куполообразное перекрытие бункера, и его словно вырезанные из камня черты на мгновение исказила странная смесь эмоций. Затем он снова перевел взгляд на робота, почти уже не различимого внутри помещения.

– Последнее творение Эймса, Модель 10, – печально сказал он сыну. – И самое ужасное состоит в том, что я даже не успел полностью ввести в его память необходимые данные! Этот робот должен был обладать всеми знаниями по физике: биологические науки сосредоточены в памяти другого робота – мужчины, а гуманитарные – у робота-женщины. Здесь же придется надеяться лишь на книги и записи, поскольку мы уже полностью переключились на создание только роботов-солдат. Из-за этого перепрофилирования пришлось прекратить эксперименты с человекоподобными роботами. – Старик всплеснул руками. – Дэн, ответь мне! Неужели совершенно невозможно избежать войны?

Юный капитан Ракетных Сил пожал плечами, губы его искривила горестная усмешка.

– Нет, отец. Они так долго пичкали людей байками о величии кровавых сражений и грабительских походов, что теперь просто вынуждены отыскать хоть какой-то предлог, чтобы использовать бесчисленные орды созданных ими роботов-убийц.

– Глупые, слепые идиоты!

Старик содрогнулся.

– Пусть то, что я сейчас скажу, звучит словно старушечьи страхи, но поверь мне, Дэн, это горькая правда. Если мы сейчас не сумеем предотвратить войну или хотя бы быстро ее не выиграем, человечество исчезнет! Я всю свою жизнь провел среди роботов и знаю, на что они способны и чего они никогда не смогут сделать! И именно поэтому трачу сейчас наше с тобой состояние на создание этих вот бункеров. Неужели ты думаешь, что это всего лишь моя прихоть?