Князь, да и Николай Федорович, несколько опешили после таких слов Ефима. Мог ли кто подумать еще две недели тому назад, что этот ревностный приверженец православной веры скажет такое? Наверное, нет, и сам он – в первую очередь. А вот, поди ж ты… Теперь же, видя, что такого от него не ожидали, Ефим поторопился пояснить:
–Можно, по примеру того же апостола Павла, на святой дух сослаться. У него проскочило, может, и нам повезет?… Но есть варианты получше. Есть у нас, не святой дух, конечно, и не сын божий, но живой посланник из будущих времен, который любому может рассказать и даже показать, к чему приведет… то, что должно произойти, если ничего не менять. Имея его слова (и доказательства к ним), можно дать то оправдание законам и делам нашим, что предбудущие пять сот лет позволили разные пути проверить и неверные – откинуть. А для исправления к нам того посланника и закинуло. Правда, тут сразу придется, еще когда основы закладывать, раскрывать это для большого круга людей. Можем, как обсуждали мы, тем самым кого из врагов – ближних или дальних – наоборот, к действиям подстегнуть, а по первости-то нам большой силы и не надо будет. Такую опасность вижу. Потому лучшим мне видится другой вариант, поступить наоборот: сначала возьмем и с Ветхого завета, и с Нового все то, что позволит нам не ссориться поначалу ни с католиками, ни с этими их реформаторами, ну, и с православием, ясное дело, тоже. А вот в неком ближнем кругу, кроме нас, верхушке ордена побольше, простым орденцам – поменьше, раскроем правду и про старца, и про будущее (ограниченно, конечно). С доказательствами. Тогда они уверуют в истинность всех остальных помыслов и нововведений наших. А когда дойдет до сильных мира сего (а оно дойдет, и они… примут меры, тут вы меня убедили) – мы уже готовы к тому будем, ну, как сможем, конечно. Так что десять заповедей Моисеевых, Иисус Христос как сын божий, одна молитва – Отче наш, для внутреннего круга – заветы Иисусовы, для внешнего – око за око, не мир, но меч. Мне, конечно, надо будет в текстах еще порыться, но основное я помню, что нужно. Каждый член ордена – священник-воин, и может и проповедь сказать, и обряд провести. Всю мишуру иудейскую – долой, ризы эти, чаши… праздники тоже почистить, вот с иконами и святыми не знаю, что делать. Запретить, так многие их от души любят и почитают. Просто сделать вид, что не признаем – тоже не получатся, да и спросят…
–Музей – только через добрую пару минут смог откликнуться Седов. Черт, и голос почему-то охрип… Князь тоже смотрел на Ефима совершенно круглыми глазами и не мог пока выдавить из себя ни звука.
–Что? – переспросил Ефим – не расслышал, старче.
–Музей, хранилище древностей и редкостей, как в древнем Риме и Греции. Там статуи, картины, в наше время – есть и музеи костюмов, и минералов, и истории края. Люди ходят, смотрят, им хранители показывают, объясняют, что к чему. Я рассказывал, вроде. Назвать только по-нашему, дом памяти, например. Да, и со святцами, это ты верно, почистить или вообще отказаться, а то на века получилась диверсия против Руси…
Седов немного отошел от напора, с которым Ефим, за это время разобравший, как оказалось, нынешнее христианство на части и выбравший из них нужные, изложил основы нового течения в религии. А вот князю выйти из ступора помогло новое слово, уже от Николая Федоровича.
–В чем же… диверсия, старче? – тоже как-то хрипловато спросил он – вроде бы словом этим ты тайную военную операцию называл?
–Имена. У вас сейчас, насколько мне известно, в ходу три имени: родное, как родители назвали, крестильное, под каким крестили, да имя рода, у кого есть, или прозвище, что народ дает. Прозвищ за жизнь может быть много. Так?
–Так.
–В будущем останется родительское, оно же крестильное, имя (упоминать будут с отчеством, всех) да фамилия – это как родовое имя. Так и в документах будет, я рассказывал. Да вот имена-то, что из святцев берут, они ведь там все не русские, а святых, а они в массе своей – из чужих земель все, римских да греческих, а если иных – так тоже азиатских либо африканских. Вот так, поколение за поколением, потихоньку, и подменятся да выйдут из оборота древние русские имена. А ведь это – часть культуры народной, памяти о предках… Не вся, конечно, те же сказки взять, но очень важная часть.
–Музеум! Дом памяти, говоришь, это да, это можно, в одном месте, да под присмотром – сообразил тем временем Ефим – ну вот, значит, и это введем. Оно хорошо, потому что меня самого сомнения брали, насчет святых-то…
2
Теперь уже пришедший в себя князь стал задавать Ефиму вопросы, по обрядам, по правилам, тот отвечал, приводя какие-то примеры со ссылками на отцов церкви, апостола Павла, Сергия Радонежского, называл другие имена, а Николай Федорович тем временем думал совсем о другом.
«Я ведь их совсем не знаю. Две недели, считай, на даче видел, и все. Молчун Семен, неизвестно, какой воевода, без слова оставивший все свое войско в Рязани, вроде как ходок по девкам. Книгочей, исследователь зачатков всех наук и религиозный… ну, не фанатик, но близко… Ефим, оказавшийся неплохим аналитиком и человеком с энциклопедической памятью, по религиозным текстам, по крайней мере. Федор, пускающий слезу от хорошей музыки, знаток имущественных отношений этого времени, управляющий денежными вопросами целого княжества и вынужденный все эти богатства своими руками отдать. Григорий, неудачливый безопасник, проигравший княжество Москве, но по всем остальным вопросам своей компетенции – вполне, вполне… И сам князь, собственно, верховный правитель немаленьких земель, да последнего времени имевший полную, неограниченную власть над тысячами людей, вплоть до их жизни и смерти, получивший хорошее образование, но поздно по нынешним меркам добившийся правления. Вроде как медлителен при принятии решений, а может, просто не хочет поспешности и обдумывает все возможные варианты?… Да, молодые, но по теперешним временам – давно взрослые, все они воевали, убивали, были ранены сами… Надо как-то пересмотреть, что ли, свое отношение к ним, а то, боюсь, шаблоны у меня не те… При подобном случае могут и порваться…».
Вроде бы и не с чего было, однако же мозг Седова заработал на полную мощность, переосмысливая на всех слоях эти новые данные. Николай Федорович такое свое состояние некой отстраненности знал, но пока отложил это на будущее.
Ефим тем временем уже пояснял князю, как он видит устав будущего Ордена:
–Так и выходит, что заветы Христа, про любовь к ближнему и прочее, будут для внутреннего круга, полноправных орденцев, ну, как уж назовем. Для послушников, кто только собирается вступать – так же, но там, как я говорил, ограничивать надо будет по знаниям из будущего, ну, и присмотреться к ним, понятно. А для всех прочих – кто к нам с мечом придет…
–Кто к нам с чем зачем, тот от того и того – пробормотал себе под нос Седов, однако был услышан обоими (ну да, сидели-то они с князем, считай, плечом к плечу). Хохотнул Ефим, улыбнулся князь.
–А что, помнят у вас князя Александра? – спросил он Николая Федоровича.
–А как же! Орден военный в его честь есть даже, книги, фильмы. Да и счет к немцам у нас особый, вы же знаете. И места, кстати, как раз те, куда мы направляемся.
–И псы-рыцари, считай, те же самые – подтвердил Ефим, несколько мрачнея.
Улыбка исчезла и с лица князя. Однако же, немного помолчав, он сказал вполне обычным голосом:
–Понял я, Ефим, что у тебя вчерне готово все то, о чем ты нам поведал сейчас.
–Так, княже – ответил тот – я себе и записал уже, обрывками пока, конечно – и он посмотрел на Седова. Уж очень Ефиму понравилась ручка из будущего, да и блокнот сейчас постоянно был у него – чтобы внятно изложить все то на бумаге, нужно мне будет пару дней в спокойном месте, но там с вами еще надо будет многое обсудить – как то нам выгодней изложить будет.
Князь кивнул, принимая ответ, а Николай Федорович сказал, как бы про себя:
–Лучше, наверное, идти от минимализма, тезисно…
