С детства нас всех воспитывали атеистами. Но пришло время, когда я перестал верить ханжам, правда, не уверовал и в боженьку, посматривающего на нас откуда-то с облачка. Около 14 лет, ступив на опасную жизненную тропу, я вдруг обрёл удивительную способность: уже утром предчувствие, беспокойство в душе говорили об ожидавшем меня сегодня каком-то нежелательном событии. А поводов для таких ожиданий, как вы поймёте чуть позже, мне тогда хватало с избытком. Заметив это, стал экспериментировать: пытался менять планы на день, но спрятаться от неизвестной пока неприятности мне не удалось ни разу, она в этот день находила меня и когда я специально оставался дома. А раз так, уже тогда передо мной встал вопрос: не говорит ли это о том, что нежелательное для меня происшествие предопределено? Но кем?! Случалось это нередко, и, едва проснувшись, я уже заранее знал даже о степени опасности неизбежных сегодня обстоятельств. Но не мог предвидеть – каких. Пропал этот дар, когда мне было 17 и когда я твёрдо решил резко свернуть с выбранного по недоумию не того жизненного пути. Жалеть ли о недолгом времени обладания такой способностью или, наоборот, радоваться? Предпочтительным посчитал последнее: лучше заранее не знать, чем начать переживать до того, что всё равно тебя найдёт. Но вопросы в голове остались.

Взрослея, я постепенно начинал верить в царящий над всеми нами Высший Разум. Анализировал произошедшие с некоторыми людьми (в том числе и с моими бывшими товарищами) трагические события, искал объяснения тому, как они, вопреки здравому смыслу, логике, инстинкту самосохранения в какой-то момент шли точно к своей гибели. Невольно казалось, что для этого именно сама Смерть специально сплетала совершенно немыслимую паутину случайностей. Так, откинув тысячелетние знания человечества, я уже сам стал приходить к выводу, что одновременно с рождением человека рождается и его Судьба, держащая в своих руках уже готовый сценарий, гласящий обо всех перипетиях, в том числе и на моём жизненном пути, и «приговоре» о последнем шаге, последнем вздохе. Так я стал законченным фаталистом. Уже значительно позже начал приходить к мысли, что фактически мы являемся биороботами с заданной чёткой программой, а наш создатель – тот, кто и есть Бог.

Однажды я попытался припомнить случаи, когда лишь по немыслимому везению, необъяснимому стечению обстоятельств либо благодаря неожидаемой мгновенной собственной реакции мне удалось уйти от преждевременной гибели или серьёзных увечий. Таких случаев и случайностей набралось более полутора десятков, и считать их я перестал. Меня специально или по случайности должны были застрелить; в бухте, на озере, в реке переворачивались мои лодки; когда-то в юные годы за мной «ходили» одновременно два ножа. И не раз, когда я попадал в тяжелую и даже смертельную опасность, когда нужна была помощь в решении сложных чисто бытовых вопросов, будто кто-то специально посылал мне в подмогу иногда незнакомого раньше человека.

Это случилось уже на Камчатке: из-под удара ножа пьяного Сашки Наянова я вылетел из стоявшей у берега лодки, скрутив совершенно немыслимое для себя в любой другой ситуации нечто вроде сальто через голову назад. И затем всё решали секунды: он опять летел с ножом на меня, а я, ещё уговаривая дурака, уже давил на спусковой крючок табельного нагана и был уверен: сейчас он умрёт. (Как же чётко в те мгновения работала моя мысль: «Я стреляю, у меня в кармане чистый носовой платок, наступаю ногой на Сашкину руку и забираю платком нож – необходимый вещдок».) Сашка остановился в полушаге от смерти. Такое развитие событий, как я посчитал много позже, зависело не от меня, оно не вписывалось в предначертанную мне линию дальнейшей жизни. Мог ли я тогда усмотреть в этом случае нечто сакральное? Конечно же, нет. Просто нам обоим повезло.

Мне уже было за семьдесят, когда на Карагинском острове, споткнувшись и падая с горы, я летел вниз головой точно в камень. Спасла «сверхмгновенная» реакция: перед камнем я успел выкинуть руки, оттолкнуться от земли на сантиметры вбок. Опять помог себе сам? Очень неудобно мне приходилось падать с лестницы (на железные трубы), с дерева (на ожидавшие меня внизу острые сучья), и это обходилось без каких-либо серьёзных повреждений. Уже, считай, в мои восемьдесят, в горах Панамы, в четырёх километрах от городка я и моя внучка Анна, одетые только в шорты и футболки, попали под тропический ливень. Тропический – совсем не значит тёплый. Я знал, что пройти эти километры ухабистой, размытой глинистой дороги под холодными потоками, льющимися с неба и с гор, почти немыслимо. Как вдруг на дорожных выбоинах появился возвращавшийся откуда-то из горного индейского поселения джип. Через два дня местный гид рассказал нам, что с гор привезли тела двух молодых туристов, погибших едва ли не в этот же день.

А как найти объяснение такому случаю? Это было уже на Камчатке, на улице Лукашевского: мимо закрывавшей мне обзор стоявшей машины с возвышения я прыгнул на дорогу. И, уже находясь в воздухе, увидел летящий на скорости джип и сумасшедшие от испуга глаза молодого водителя. Резко-резко отмахиваясь от воздуха руками, я завис на месте, и джип успел пролететь мимо. А я оказался опять-таки не там, куда (под машину) должен был попасть при прыжке. По мере изложения своей жизненной истории я вспомню и другие пришедшие мне на помощь чудесные случайности.

Так я постепенно приходил к мысли, что меня кто-то оберегает. Стал верить в реальность ангелов-хранителей. Пока сомневаюсь в том, что они есть у всех людей. Мы знаем, сколько невинных детей, талантливейших молодых людей гибнет на первых шагах жизни, на самом пике взлёта много обещавшей судьбы. Меня же мой замечательный Ангел ведёт часто как малое дитя, буквально за руку. Выдёргивает из-под машин, оберегает от больших и, казалось бы, даже непоправимых несчастий. Он помогал в ситуациях, выход из которых потом кроме как чудом объяснить было невозможно. Ещё об одном совершенно немыслимом, но повлиявшем на всю мою жизнь чудесном случае расскажу позже. При очередном спасении от беды я говорю себе: значит, ты сделал в данной тебе жизни пока не всё доброе, что обязан. До последнего времени так оно и оказывалось.

Но, постоянно за мной приглядывая, Ангел взамен даёт мне возможность то и дело попадать в неопасные нелепые ситуации. Так, вероятно, Он надо мной подшучивает. Простой пример: когда передо мной две незнакомые дороги и мне нужно выбрать из них нужную, я точно пойду по той, которая приведёт в тупик или на «помойку». На всякие глупости, недоразумения я большой специалист. О них потом всегда вспоминаю (и рассказываю) не только со смехом, но и, опять же, с неизменной к Ангелу благодарностью.

У каждого из нас на подобные случаи могут быть свои взгляды, свои объяснения. Со скептиками, в чём тоже уверен, не то что спорить – говорить на эту тему не надо. Но даже они, включая моего друга Воропанова, решившись прочитать эту исповедь, кое над чем, трудно для них объяснимым, надеюсь, задумаются.

С 14 лет незаметно для родителей я стал пропитываться романтикой уголовного мира. Первыми моими невольными (подчёркиваю – невольными, не желавшими, упаси боже, вовлечь меня в свой круг) воспитателями стали взрослые воры, законники той «чистой пробы», катастрофически быстро вымиравшей в конце 1950-х годов. Конечно же, они были преступниками, но с жёсткими к самим себе требованиями, сравнимыми с офицерским кодексом чести. Своего рода отдельная каста, этика которой отвергала хулиганство, грабежи, бандитизм и не то что убийство, но даже избиение и оскорбление другого вора. Решение о «завязке», выходе из этого круга каждый из них принимал для себя сам, объявлял об этом на сходке, и слово его было неоспоримым. Но и после этого в его помощи (не касающейся наказуемого прошлого) в случае необходимости был уверен любой бывший товарищ.

Поведение воров всей страны регламентировалось специальными (насколько помню) «указами». Тяжёлые их нарушения: убийство вора, предательство, тяжкая форма хулиганства, даже крайне недостойное отношение к женщине (известно, что вор не мог иметь жену и личные ценности) – выносились на воровскую сходку. Не посвящённым в воры места на сходке не было. Виновному давали возможность высказаться, и при тяжком, не имеющем веского оправдания нарушении «указа» большинством на сходке иногда выносился вердикт: «Резать!» Смерть провинившимся вором принималась достойно, убивали ножом, профессионально, человек умирал мгновенно. Мне об этом ритуале всё было рассказано досконально. Даже из того, о чём я тогда узнал, можно было представить, какой силой воли, каким фанатизмом была пропитана та воровская «каста». Кстати, когда был пацаном, мне не пришлось услышать таких выражений, как «вор в законе», «коронация». Их, этих понятий, тогда не существовало, хватало слов «вор» или просто «законник». Это сейчас «коронуют» бандитов, грабителей, которые попутно не гнушаются и убийства.